Пробегая мимо, шаман задел ее, и нарта упала.
— Тьфу! Собак нет, а нарту держит, — ругалась Лайнэ на своего старика. — На чем ездить собирается?
Шаман сердито ощупывал поясницу. Он вспомнил, что такая болезнь уже не раз нападала на него самого, по нескольку дней подряд держа его в позорном собачьем состоянии. Вот и сейчас, наверное, пряталась эта болезнь среди других в шатре Татая.
Аинка захихикала, глядя на полусогнутого шамана. Тот еще больше рассердился:
— Зачем болезней столько развели? Вон сколько их, так под ногами и бегают! И как только вы с ними живете?
Лайнэ попятилась и замахала руками:
— Но ведь ни одной не видели мы!
— Ге-ге! — хмыкнул Кыкват. — От ваших глаз сокрытое вижу я. Как песцов в тундре, развелось в вашем шатре болезней. Наверное, чем-нибудь вкусным кормите их?
— Сами полосками шкуру с шатра срезаем и варим, — Аинка обиженно показала кусочек старой моржовой кожи. Кыкват задумчиво помял негнущийся бурый клочок.
— Может быть, эту пищу больше всего любят болезни? Прямо разжирели они! Как теперь выгнать их? Придется вам чем-нибудь другим питаться.
Лайнэ и Аинка только переглянулись.
— Разве в яранге они? — старуха боязливо засунула внутрь голову и радостно воскликнула. — Нет тут никого!
Кыкват тоже осторожно заглянул в щелку. Во мраке множество глаз блестело.
— Так и бегают, перед глазами мелькают. Ы-ыч! — крикнул он. — Не пугаются даже, с любопытством смотрят.
— Что же делать? — запричитала Лайнэ, — Ты ведь камлал, отгонял болезни!
— От входа туда, внутрь! — Кыкват сердился все больше. — Чтобы не побежали дальше по селению, ни на кого не напали. Для того чтобы в тундру их прогнать, гораздо сильнее камлать придется, Если Сверху Сидящего просить буду, своих песцов принесешь, чтобы смилостивился он…
У девушки вдруг вырвалось:
— Почему просто так не может он смилостивиться?
Кыкват сильно засопел. До чего глупы эти молодые, не зря ведь запрещают им разговаривать со старшими, чтобы не морочить умные головы глупыми замечаниями!
— Даже из шатра своего никто просто так не выходит, — обронил он, словно разговаривая сам с собой, но Аинка невольно прикусила язычок — мать сильно дернула ее за рукав, приказывая замолчать. — А кто-то хочет, чтобы Сверху Сидящий просто так над ним смилостивился. Если знает, что Сверху Сидящий просто так все делает, почему сам к нему не обратится, не попросит?
Сухой кулачок матери больно ткнул Аинку в спину, так что она влетела в шатер.
Потирая ушиб, она прильнула к стенке и насторожилась, по привычке мысленно споря с шаманом.
— Гласит пословица: «Если ты женщина — молчи!» — пробормотал он. — Ведь на женском языке все равно ты всегда разговариваешь.
Лайнэ постаралась укротить его гнев:
— Плохая охота нынче была… Давно болеет старик. Съедобные корни едим, ягоды, евражек…
— Хм… — шаман сосредоточенно щупал свою поясницу.
— На мясо и жир хотели обменять мы шкурки, — жалобно продолжала старуха. — Или на какую-нибудь пищу у торговцев. Очень плохо зимой без еды. Холодно в пологе, когда жирники не горят.
Кыкват махнул рукой:
— Какая-нибудь пища торговцев не годится для настоящих людей.
— Что делать, если только какую-нибудь пищу привозят они.
— Когда вылечится Татай, добудет много мяса и жира, — возразил шаман.
— Думаешь, легко добывать? — прошептала девушка за стенкой шатра.
Но Кыкват и без нее прекрасно понимал, что и десять песцов не спасут семью Татая.
Придется старикам уйти к верхним людям — что поделаешь? Даже обменяв шкурки на какую-нибудь еду, они долго не протянут, все равно скажут Аинке: «Ремень приготовь…» И дочь со вздохом облегчения затянет ремень на их ослабевших шеях, поможет без мучений покинуть эту землю. А сама перейдет в шатер жениха.
Кыкват опустил голову. Нужно немного еды дать им. Он жалел стариков, но запасы его хотя и велики, а не беспредельны: самому что-то есть надо всю зиму да и жен кормить.
Пусть Амек что-нибудь даст им, у старшины-очень большие запасы. Мысли Кыквата приняли другое направление.
— Почему замуж не выходит девка? — сварливо спросил он, — Почему женихам отказывает, неразумно поступает? Разве как ягель растут женихи в тундре?
Аинка насторожилась.
— Не хочет она замуж, — сокрушенно вздохнула Лайнэ. — Смеется над женихами, боится их почему-то. Омрылькоту отказала, Тынескину отказала… Не идут больше женихи. Что делать, не знаю.
Аинке не хотелось выходить замуж. Ничего хорошего не приносит это девушке. Все ее подруги замуж вышли и что же — плакали, не раз к родителям прибегали, да те всегда назад к мужьям возвращали их, а мужья потом с еще большим ожесточением избивали.
«Выйду замуж, — думала Аинка, — и меня каждый день избивать будут». — Даже дрожала от этой мысли и на женихов готова была броситься с ножом или копьем. «Почему с женами всегда кулаками разговаривают мужья, ведь у них, как и у других людей, тоже рты есть? Но для ругани, наверное, только предназначены. Зачем, мне муж? — думала. — Лучше сама охотиться буду, зверя добывать, помогать родителям. А если замуж выйду, то наверное, за искалеченного — без рук, лишь бы не бил меня».
— Отказала! — крякнул Кыкват. Ему вспомнилось, как приезжали в селение веселые, с красными лоснящимися лицами юноши — сыновья важных родителей, а утром уезжали тихо, тайком, пряча глаза от жителей, как не подобает уезжать таким юношам. Женихам разве отказывают?
Девушка так и съежилась за стенкой шатра.
— Аинка красивая, — продолжал шаман. — Даже важный человек может взять ее… третьей женой. Хорошая третья жена будет.
— Она и первой не хочет! — засмеялась Лайнэ. — Вон приходил Амек, хотел взять ее третьей женой, сразу отказала. Важный человек. Хорошо кормил бы ее, хорошо одевал бы.
— Почему отказала? — удивился шаман. Значит, Амек все-таки вчера приходил свататься к Аинке, но ничего не сказал ему. Хитрец…
— Говорит, обеих жен бьет, значит, и ее, третью жену, тоже бить будет.
— Для того жена и предназначена, — глубокомысленно заметил шаман. — Собак тоже бьют, чтобы слушались, тогда хорошо нарту тянут.
«Не собака я!» — хотела крикнуть Аинка, но закусила губу. А шаман продолжал:
— Заставить надо.
— Раньше могла заставить, а теперь старая стала, слабая. Что хочет, то и делает она.
Забыв про поясницу, Кыкват дернулся от возмущения — как это не слушает старших! — но сзади кто-то словно вонзил в него когти. «Ох!» — вскрикнул он и согнулся пополам. Лайнэ испуганно смотрела на него. Из шатра донеслось: «Ох!» — Это был слабый голос Татая.
— Посмотри, посмотри скорее на спину, кто сидит там? — прохрипел шаман. Лайнэ со страхом обошла вокруг него.
— Никого нет, не вижу.
— Вот какая злая и могущественная болезнь — даже не видно ее! — Кыкват стоял согнувшись, потом решил: — Лучше уйду отсюда, иначе самого съедят болезни.
— Пропали мы, совсем пропали! — Лайнэ метнулась в шатер, вернулась со связкой шкурок и торопливо стала развязывать ее дрожащими руками, — Бери песцов!
Кыкват, стоя на четвереньках, невольно покосился на шкурки. Хорошо выделанные — мех так и струится при каждом движении, на шерстинках будто капли сверкают.
— Не надо песцов, — мотнул он головой. — Зачем они мне?
— Ты сказал: отдай песцов, — растерялась Лайнэ. — Почему сначала одно говоришь, а потом другое?
Шаман, глядя в землю, упрямо бубнил:
— Разве мало у меня песцов? Все несут. И песцов, и лисиц, и росомах. Бери, говорят, только вылечи от болезней. Научи правильно думать, правильно поступать… Не нужны.
Наверное, облезлые они у тебя? — Он повторил сердито: — Аинку надо отдать старшине третьей женой.
— Как ее отдашь? — не поняла Лайнэ, — Видишь: непослушная она.
— Пожалуй, не уйдут болезни… — прохрипел Кыкват. И добавил с возмущением: — Раньше молодежь не знала такого: непослушной быть.
— Как это — не уйдут? — встревожилась Лайнэ и, тоже нагнувшись, заглянула в его лицо.
— Ты сказал: все болезни тебя боятся. Почему не прогонишь их?
Он повернул налитое кровью лицо:
— Если Аинка согласится женой Амека стать, попрошу Сверху Сидящего. А если не согласится, как буду просить я за непослушную? Ох!
— Как заставлю ее?
Кыкват вспомнил о дурманящем, порошке из сухого мухомора.
— Снадобье дам тебе. Выпьет она, после этого все, что скажешь ей, делать будет.
— Какое хорошее снадобье! — расплылась в улыбке Лайнэ. — Хорошо бы всем такое иметь. Все бы друг друга слушались!
— Ге! Только у меня есть такое снадобье, — расправил было спину Кыкват, но тут же клюнул носом прямо в сугроб! — Хе!
Из шатра донесся стон. Татай позвал жену. Встревожившись, Лайнэ убежала.
