Тогда каждый взял из сундука перья, какие кому по душе. Роман сиял.
— У тебя перо попугая, — сказал он Варежке. — У Леньки — сойки. Василиса, а ведь у тебя крыло обыкновенной вороны.
— Откуда ты столько птиц знаешь? — спросил Ленька.
— У него мама — орнитолог. Она изучает птиц, — сказала Василиса. — У них во всех комнатах чучела.
Только теперь они по-настоящему осмотрели сундук. Копался в нем кто-то очень торопливо. Перья были вытряхнуты из драного бурдюка. Под перьями лежал железнодорожный китель с обгорелой полой, без пуговиц.
— Дочь, — сказал Ленька. — С пуговицами не рассталась.
В китель был завернут кусок обгорелого полотенца с красным петухом, вышитым крестиком.
Роман вынул из сундука легкую тарелку, покрытую фосфором. Тарелку держали на солнце, и все вместе бегали за голландку, светили друг другу в лицо.
— Ручная луна, — сказал Варежка.
В сундуке нашли черный корень, похожий на скачущего оленя. Старинные монеты с квадратными дырочками посредине. Скорлупу кокосового ореха, выползень змеи и медвежью лапу с когтями.
— Он был железнодорожником, — сказала Василиса. — Всюду ездил.
— Ха! — крикнул Роман. — Он был матросом. Смотрите!
Роман развернул тельняшку.
— Мальчишки, марки! — Василиса держала бумажный пакетик.
Марок было десять.
Гондурас, Панама, Гренландия, Филиппины, Таиланд, Чили, Берег Слоновой Кости, Монако, Индонезия и еще одна длинная, без надписей.
На марке был вечер. Было спокойное далекое море. Берег и костер. Рядом с пальмой, резные листья которой четко темнели среди неба, береза. В море вливалась тусклая река, и возле нее стоял дом, рубленый, пятистенный, с высокой трубой и высоким крыльцом.
— Лангория! — сказал Варежка. — Это Лангория!
— Неужели она взаправду? — спросил Ленька. — Где же она? Когда Лангор говорил про нее, я все карты облазил.
— Такой страны нет, — сказал Роман авторитетно.
Василиса заволновалась.
— Но, может быть, она очень маленькая. Может быть, она меньше нашего города или даже нашей улицы. Ведь бывают такие острова?
— Бывают, — сказал Варежка. — И, наверное, такая страна все-таки есть. Ведь о чем бы ни рассказывал Лангор, все мы находим в сундуке.
— А где бабочка эремурус? — спросил Роман.
Ему не ответили. Варежка искал это слово в словарях и нашел: эремурус — цветок высотой в три метра, лепестки розовые.
Они уверяли друг друга, что есть на белом свете остров Лангория, а про себя знали — марка нарисована от руки.
4. В школе
Сегодня дежурил Красиков, и Варежка по дороге в школу останавливался возле каждого дома и считал окна. Ему хотелось прийти за одну минуту до звонка, чтобы Красиков не успел командовать.
Все окна пересчитал Варежка, шел как черепаха и пришел первым. Открыл дверь класса, увидел, что никого нет, и обрадовался. Варежка прошел по рядам и дотронулся ладонью до каждой парты, поздоровался. На доске, в нижнем левом углу, написал букву «К» — Коля, а в правом углу написал букву «В» — Василиса. Буклл были как точки, никто про них не догадается.
Когда появился Красиков, Варежка сидел за партой и разглядывал географический атлас. В Тихом океане он нашел едва приметное пятнышко, и ему, конечно, показалось, что это Лангория. Теперь, когда пришел Красиков, Варежка упорно смотрел на карту только потому, что боялся встретить насмешливые глаза своего главного мучителя. Но Красиков и без этого скомандовал:
— Варежка, принеси из учительской карту! Только быстро.
Варежка встал и пошел в учительскую. Сколько раз он себе говорил, что это позор — быть на побегушках, — и всегда все исполнял.
В учительской Варежка медлит. Он разворачивает одну карту за другой, будто не может отыскать нужную. Нужная карта стоит возле шкафа, на самом виду. С оборотной стороны она голубая. У всех карт оборотная сторона белая, а у этой — голубая. Варежка тянет время.
— Тихомиров! — говорит учительница географии. — Наша карта возле шкафа, голубая.
Варежка багровеет от смущения.
— Спасибо!
Берет карту, выходит в коридор и бежит: если Красиков увидит его, подумает, что Варежка и вправду торопился выполнить приказ. Не успел Варежка карту повесить, Красиков тут как тут.
— Поди тряпку намочи.
Варежка и сам не понял, как вышло: ослушался Красикова, который может отлупить любого мальчишку.
Сел Варежка за парту и атлас листает. Красиков подошел.
— Тряпку намочи, говорю!
Варежка не слышит.
Красиков схватил его за плечи, попробовал поднять. И тут в класс вошла учительница.
— Красиков, почему не на месте?
— А чего он тряпку не намочил?.'— Разве дежурит Тихомиров?
— Я дежурю.
— Отправляйтесь из класса и сделайте, что положено дежурному. А вы, Тихомиров, должны помнить: географы были мужественные люди.
— Я хочу быть историком, — сказал Варежка.
— Тогда тем более.
— Я знаю! Я постараюсь.
5. Клятва
Они лежали на подшивках газет и смотрели в потолок. Варежка сказал:
— А что, если бы так было: двинул человек ногой, и какая-то машина что-нибудь сделала. Подумал — придумал полезное. Лег спать, повернулся на бок: машина щелк — готово.
— Чудак, — сказал Роман, — как человека ни заставляй работать, а больше четырех-пяти киловатт из него не выжмешь. Это наука подсчитала.
Ленька был не согласен.
— Ерунда! Человек может и пятьсот киловатт наработать. Лев Толстой сколько книжек написал? Сто. Айвазовский сколько картин нарисовал? Четыре тысячи. Главное, чтоб работать хотелось. Дом пионеров, помнишь, строили? За три года два этажа. А потом дали нагоняй — в два месяца закончили.
Пришла Василиса. Поздоровались. Тихо села на шаткую скамейку.
— Сколько за всю жизнь человек может сделать полезных дел? — спросил у нее Роман.
— Не знаю. Много.
Василиса долго набирала грудью воздух.
— А ты согласна, что каждое движение человека должно быть полезным? — спросил Варежка.
— Согласна.
Ленька вскочил.
— Неужели ты согласна, чтобы человек стал, как грузовик?
— Кто как грузовик?
— Че-ло-век! — сердился Ленька.
— Подождите, ребята. — Роман подошел к Василисе, тронул ее за плечо. — Что-нибудь нехорошо? Дома что-нибудь?
— Они собираются нас делить. Я — к маме, Катька — к нему.
— Насовсем?
Глаза у Василисы были как сливы. Притуманенные.
В них ничего нельзя было увидеть. Варежка вспомнил ее отца со сдвинутыми бровями, идущего к стенке, словно он мог пройти ее и схватить дерзкого мальчишку.
— Они говорят, что мы с Катькой будем ходить друг к другу в гости, — сказала Василиса. — А мы с Катькой убежим. Мы будем жить одни. Думаешь, не проживем? В детский дом убежим. И будем вместе. Ведь она совсем маленькая.
— У нее отец расходится? — спросил у Романа Ленька.
Роман не ответил.
— Ты не горюй. Не очень горюй, — сказал он Василисе. — Может, они раздумают.
— Не раздумают. Они сегодня заявления написали.
Неожиданно Роман всхлипнул.
— И ничего им не сделаешь. Как нас, так в угол. А вот они что хотят, то и делают.
— А вы с Катькой так и скажите, что уйдете в детский дом, — предложил Ленька.
— Я говорила.
— И что?
— Мама обняла нас и плакала.
Варежка, худущий, как чучело, стоял бледный и дрожащими губами собирал слова.
— Не так… У меня тоже. Я, как Василиса…
— Не трясись, — сказал Ленька.
— Не могу я, Ленька, не трястись. Ты-то помнишь!
— А ты не растюривайся. Посмотри на Василису, она же не трясется.
Варежка не слушал. Он подошел к двери и, вытянув руку вверх, сказал:
— Я клянусь вам, что никогда не буду большим. Как все они.
Роман встал.
— И я клянусь, Варежка.
— И я, — сказал Ленька.
Василиса посмотрела на них и засмеялась. — . Как же это вы не будете большими?
— Не будем! — крикнул Варежка. — Пусть у меня борода вырастет до самых колен, я не буду таким, как они. И ты поклянись.
Она сказала:
— Клянусь.
И заплакала.
6. Всемирная республика а) Еще один разговор
Василиса ушла, а мальчишки не расходились. Настроение было невеселое.
— Надо помешать им ссориться, — сказал Роман.
— Как ты им помешаешь?
— Установим дежурство. Начнут ругаться, забарабаним в окно — бежать.
— Точно! — обрадовался Ленька. — Они к окну — никого. Станут думать, кто стучал, а ругаться уже некогда.
— А я вот что придумал, — сказал Варежка. — Надо создать Всемирную республику детей.
Роман подмигнул Леньке.
— Так уж прямо и Всемирную?
— Всемирную!
— Ох, и чудак ты, Варежка! — сказал Ленька. — Все выдумываешь чего-то.
— Ну и выдумываю!
