Ленькин отец проверял не только дневник, но и тетрадки.
— Тройка, тройка, тройка с минусом. Скажи по-честному: учиться будешь или тебя, как маленького, пороть надо? Мне-то ведь стыдно уже тебя пороть! Большой ты.
Что было сказать Леньке? Он старался, а выше тройки не получалось.
— Хватит носом шмыгать! — насупился отец. — Думай!
И Ленька вдруг рассердился. Тройки, двойки! Василиса без отца остается, а тут какие-то тройки!
— Ты слушаешь меня?
— Не кричи, — сказал Ленька. — Ты лучше скажи, как Василисе помочь. Я маме говорил.
Отец посмотрел на Леньку, как на марсианина.
— Мать, о чем это наш сын?
А когда ему растолковали, совсем рассердился.
— Душонка! Нарожал детей — и бежать. Характером небось не сошелся. Бить таких прощелыг надо, ремнем.
— Ремнем ты меня можешь бить, — сказал Ленька. — Чужого не стукнешь.
— Ты на отца худую память не держи. Понял? — Ленька с удивлением заметил, что отец покраснел. — А с этим поговорить надо. Ты Василисе своей скажи — поговорю, мол. Мол, отец у меня рабочий. Он поговорит.
8. Шурпо
Краски не хватило, и восклицательный знак пришлось дописать углем. Теперь все было как надо.
Возле окна стоял треногий письменный стол, изъеденный жучком-точильщиком. На одной стене висело тридцать репродукций, вырванных из «Огонька», на другой, где была дверь, карта Европейской части СССР и ковер с лосями, у которых моль отъела ноги. Самая широкая, самая светлая белая стена выглядела особо. Оранжевой краской для полов было нарисовано:
РЕСПУБЛИКА ДЕТЕЙ ИМЕНИ ЛАНГОРА.
— Мальчишки! — сказала Василиса. — Вы только подумайте, у нас свой дом! Все свое: стол, картинки и даже суп.
— А не пора ли отобедать? — спросил Роман.
— Пора! — сказал Ленька.
— Хотите шурпо? — у Василисы заблестели глаза. — Мы жили в Средней Азии, и там все варят шурпо.
— Хотим! — сказал Ленька. — А ну, выкладывай добычу.
Варежка подошел к столу и выложил две луковицы, четыре сырые котлеты, пачку индийского чая, стручковый перец и две горсти манки.
Ленька выставил бутылку подсолнечного масла. Еще он принес кусище баранины.
— Тебя не заругают? — забеспокоилась Василиса.
— Подумаешь!
— Так дело не пойдет. Масло надо отнести назад. Мы немного возьмем для обеда, а остальное мы отнесем.
— Ничего я не понесу.
— Отнесешь, — сказал Варежка. — Ты, Василиса, не волнуйся, он правда отнесет.
Роман притащил целую сумку. Здесь было двадцать три картошины, восемь сдобных сухарей, кулек с конфетами «Буревестник», луковица, буханка черного хлеба и мешочек с пшеном.
— Эх вы, мальчишки, всего принесли, а соль забыли!
— Я хотел взять, — сказал Варежка.
Василиса была молодец. Она принесла и соль, и лавровый лист, капусту и морковь, рис, сливочное масло, маргарин. Всего понемногу, но Роман, глядя на продукты, подергал себя за ухо.
— Обед гигантов.
Но Василиса сказала:
— Сегодня, конечно, можно устроить пир, но вообще будем соблюдать экономию.
Варили на керогазе. В кастрюлю налили воды, положили мясо. Воду посолили. Стали то и дело снимать крышку — когда же закипит? Стали тыкать вилкой в мясо — когда же сварится?
— А что это такое — шурпо? — спросил Варежка.
— Суп. Сначала варят мясо. Потом его обжаривают, а в бульоне варится картошка. Картошки надо много, и луку много, морковь еще нужна, перец.
— А может, сварить что-нибудь известное?
— Ну уж нет, — сказала Василиса. — Если вам делать нечего, пожарьте лук.
Шурпо ели, изнемогая от восторга. Было оно золотое, и казалось, что и пар от него золотистый.
— Ай да Василиса! — кричал Роман. Вдруг он стал смотреть на нее и даже жевать перестал.
— Ты что?
Он постучал себя по лбу.
— Как же я мог забыть!
— Что? — испугалась Василиса.
— Не скажу. Секрет.
На улице, под окнами, зарокотал бас:
— Лезь, Ваня, сюда. Я эту нору знаю. Ребята глянули друг на друга.
— Кто это? — спросила шепотом Василиса.
Дверь распахнулась, и сразу черную дыру коридора закрыла тяжелая сутулая спина.
— Давай, давай топай. Мы ее тут и ахнем!
Человек трудно развернулся и потряс бутылкой водки.
— Это что за детский сад? Брррысь!
Ребята вскочили. Попятились в угол. Но Ленька раздвинул их и загородил Василису. Глядя прямо перед собой, вытянув шею, встал рядом Варежка. Роман тоже шагнул вперед.
— Смотри, Ваня! Они нас будут бить.
Великан захохотал, раскачиваясь и закрывая лицо рукой.
А Ваня был совсем обыкновенный. В заляпанной белилами куртке, в негнущихся штанах, он долго непонимающе смотрел на ребят.
— Смотри-ка, — сказал он, указывая на стену. — Галерея.
И вдруг шевельнул ушами.
- Рес-пу-бли-ка детей…
- Гал-лерея! — хохотал великан. — Рес-пу-блика!
— Рес-пу-бли-ка детей, — повторил Ваня. Он посмотрел на Василису и всхлипнул.
Я Нюрку свою вчерась побил ни за что.
— Правильно, — сказал великан. — Плакай не плакай, а выпить надо.
Ваня отодвинул от себя друга и шагнул к ребятам.
— Я Нюрку побил, — пожаловался он, — ни за что. Василиса тихо сказала:
— Вы нехороший.
Ваня печально кивнул головой. Потом резко повернулся к великану.
— Пошли!
— А ее? — великан поиграл бутылкой.
— Пошли, — сказал Ваня. — Тут республика.
Они с грохотом вывалились из дома. Ребята все еще стояли, заслонив Василису. Вдруг Роман засмеялся.
— Все-таки Ленька у нас рыцарь.
— Сами вы рыцари.
Варежка подпрыгнул, замахал руками.
— Победа! Они ушли!
— Испугались твоих страшных кулаков, — сказал Роман.
— Испугались не испугались, а все-таки ушли. И мы были вместе. И каждый стал бы драться!
— Мальчишки, а мне ведь за Катькой пора, — сказала Василиса.
— Подожди! — попросил Роман.
— Я уже опаздываю.
— Тогда вот что. Завтра встречаемся в три часа у колонки, что в начале улицы.
— Почему возле колонки? — спросил Варежка.
— Потом объясню. Поняла, Василиса?
— Хорошо, — сказала она.
9. Конец республики
Варежка спросил:
— Александра Александровна, а что дарят на день рождения женщине?
Брови у тетушки поднялись и не опустились.
— Женщине?
— Ну, что бы вам понравилось?
— Мне?
Брови встали на место. Тетушка улыбнулась.
— Розы, мой милый, алые розы.
Варежка невольно глянул на розовый куст, распустивший вчера поутру два бутона. Он тут же перевел глаза, помрачнел.
— Это я так, — сказал он. — Просто на литературе обсуждали.
Тетушка усмехнулась и подошла к окну. Она смотрела на улицу, на воробьев, облепивших провода, на красные шапки рябин, на лужи, плохо просыхающие теперь. Она потрогала белыми пальцами розы и сказала:
— И еще одна осень. И опять в нашем окне — розы. Не удивительно ли? Николаша!
— Да, — сказал Варежка. — Очень даже.
— Я не люблю осени, — тетушка отломила ветку с розами и попросила: — Николаша, намочи тряпку и обмотай ею веточку.
— Это мне? — испугался Варежка.
Александра Александровна поправила на плечах вязаный платок и села в кресло листать журналы и смотреть в окно, где опять наступила осень.
Носить цветы дело не мальчишеское. Варежка завернул ветку в газету, потом в другую, но все равно боялся встречных мальчишек. Он очень обрадовался, когда увидел, что возле колонки стоят Роман и Ленька.
— Что у тебя? — спросили они разом.
— Подарок.
— Цветы? Варежка покраснел.
— Роза.
— Здорово! — сказал Роман. — Осенью — розы. Где достал?
— Тетка дала.
— Баба-яга?
Варежка опять покраснел.
— Она в общем-то добрая…
— Идет!
Ленька сказал это шепотом, но все вздрогнули и заволновались.
— «То» — на месте? — спросил Варежка.
— На месте.
Улица была длинная. И оттуда, где смыкались желтые осенние деревья, шла Василиса.
— Ну вот и я. Здравствуйте!
— Здравствуй, — сказал Роман. — Поздравляем тебя…
— С днем рождения! — хором выпалили Варежка с Ленькой.
— Спасибо! — Василиса смутилась и тоже покраснела, как все они.
— На! — Варежка сунул ей в руки газеты.
— Спасибо!
Она развернула газеты и засмеялась от радости.
— Розы! Осенью — розы! Варежка, милый! Надо же — розы!
Проходившая мимо женщина остановилась. Посмотрела на розы и вздохнула.
Мальчишки были горды. Розы понравились.
— Идем! — сказал Ленька торжественно.
Они втроем пошли вперед, оборачиваясь и приглашая взглядами Василису, словно были добрые сказочники и вели ее в удивительную страну. Она догадалась, что мальчишки задумали что-то. Она шла за ними и улыбалась. Они вдруг посмотрели куда-то вверх, потом на нее. Она засмеялась, глядя на их возбужденные лица, подняла глаза и остановилась.
