Тетя Эмма настороженным взглядом проводила сына до самого подъезда и, когда он скрылся в дверях, сказала:
— Рисовать можно все, что захотите. Людей, солнце, дома, деревья, собаку…
— И войну можно? — спросил Ленька и нажал спусковой крючок автомата, в стволе которого слабо замигала лампочка.
— Пожалуйста, — разрешила тетя Эмма.
Мелки, принесенные Вадиком, были разного цвета: красные, синие, зеленые, белые. Ребятишки едва не поссорились из-за них. Хорошо, что тетя Эмма помирила. Она так сказала: пусть мелки лежат в коробке. Кому нужно дерево нарисовать, пусть берет зеленый мел, кому солнце — пусть берет красный…
Скоро закипела работа. На асфальте стали появляться самые диковинные картины. Рисовали все. Даже Леля, бросив свой велосипед, пыхтела над пузатым домом, из косой трубы которого длинной стружкой вился дым почему-то зеленого цвета.
Ленька рисовал танк с красной звездой и красным пламенем, вылетавшим из дула пушки. Женя решила поразить всех невиданной красавицей в длинном платье с синей и красной отделкой. Волосы у красавицы были распущены.
А Саша нарисовала бегущего человека с громадным ящиком на спине. Человек получился смешным: несся так, будто за ним гналась целая свора собак.
Вера посмотрела на Сашин рисунок и засмеялась:
— Это он наши парты украл!
Подошла тетя Эмма и тоже улыбнулась. И сверху кто-то засмеялся. Саша подняла голову и увидела на балконе Шуру. Саша помахала ей рукой, выходи, мол, во двор. Шура не ответила. Тогда Саша подумала и крупными буквами написала: «Шура, иди рисовать!» Еще подумала и в слове «Шура» исправила «а» на «о» и дописала три буквы — «чка». Получилось «Шурочка».
Но Шура не вышла. Продолжала стоять на балконе и улыбаться.
Саша снова принялась за свой рисунок. Подправила ящик на спине бегущего и вдруг поняла, что не хватает собаки, которая гонится за преступником. Над собакой она долго трудилась. И был бы несущийся пес точно похож на Белку, если бы закрасить его в черный цвет.
Саша еще не закончила рисовать, когда на своем велосипеде появился Витька Черенок. Он ехал на самой малой скорости и с презрительной усмешкой разглядывал рисунки ребят.
— Ты не мог бы выбрать другую дорогу? — спросила у него тетя Эмма.
— А почему тут нельзя ездить? — не слезая с седла, возразил Черенок.
— Ты детям мешаешь.
Возле Саши Витька затормозил. Нахмурясь, долго глядел на ее рисунок.
— Сколько раз тебя можно просить? — снова сказала тетя Эмма. — Проезжай. Ты мешаешь.
— Может, вы сами тут мешаете мне! — грубо ответил Черенок и поехал дальше. У крайнего подъезда он развернулся и покатил обратно. Потом снова развернулся…
Тетя Эмма недовольно покосилась на него.
Через несколько минут она громко захлопала в ладоши.
— Внимание, ребята! Рисунки свои вы закончили. Теперь будем оценивать, чей лучше…
Целой толпой ребятишки переходили от одного рисунка к другому, тихонько переговаривались и все поглядывали на тетю Эмму, стараясь по ее лицу угадать, какой рисунок ей больше понравился.
Просмотрели они все рисунки, и тетя Эмма озадаченно сказала:
— Просто не знаю, ребятки, что и делать. Разные рисунки. И хорошие, и очень хорошие. Но ведь и художники вы разные. Женя вот в шестой класс перешла, а Леле только четыре года исполнилось. Зато трудились вы все с большим усердием. И потому каждый из вас заслужил награду.
Мать Вадика расстегнула сумку и всем по очереди вручила по шоколадной конфете в красивой золотистой обертке.
— А мне? — нахальным голосом спросил Черенок.
— А тебе — в другой раз! — смеясь и разворачивая конфету, сказала Саша.
Потом тетя Эмма предложила пойти на луг.
— Ура! На луг! На луг! — с такой радостью завопили ребятишки, будто на лугу росла не трава, а шоколадные конфеты.
Витька на луг не поехал. Опять постоял возле Сашиного рисунка, покривил губы. Неожиданно он вскочил в седло и помчался в конец дороги. И странное дело: не свернул на сухую тропку, а поехал напрямик, через лужу. Развернул круто, снова пересек лужу и, оставляя за собой мокрый след, понесся по асфальтовой дороге, вдоль дома. Влажный ребристый след от колес словно перечеркнул все разноцветные рисунки, над которыми только что с таким старанием трудились ребятишки.
А Черенку, как видно, этого было мало. Новый бросок к луже, и новая полоса пересекла рисунки. И казалось, особое удовольствие он испытывал в ту секунду, когда колеса наезжали на рисунок человека, убегавшего с большим ящиком на спине. Витька в этом месте немного притормаживал, будто хотел посильнее измазать рисунок.
— Ты зачем вредишь? — крикнула с пятого этажа Шура. Сердито крикнула, даже ногой топнула.
Витька задрал голову, погрозил кулаком:
— Сиди там, кура-ряба! Не твое дело…
Полторы недели во дворе не смолкал густой шум моторов.
Сначала, с восьми утра до вечера, натужно ревели и рычали два бульдозера. Выравнивая двор, они окончательно засыпали все ямы и канавы. Но при этом оказалось столько лишней земли, что гора, которую бульдозеры навалили на кучу высохших деревьев и кустов, стояла выше второго этажа. Потом на эту гору взобрался гусеничный экскаватор, и тогда шуму стало еще больше. Один за другим подъезжали к горе самосвалы, получали свою порцию земли, смешанной с битым кирпичом, сломанными ветками, корнями, и, фырча, испуская вонючий дым, тяжело и медленно уползали за угол дома.
Гору растащили за два дня. И тогда приехали другие самосвалы — с желтой щебенкой — и принялись кучами высыпать ее на ровной поверхности двора. И опять загудел бульдозер — теперь уже маленький, юркий, с ковшом, разинутым, словно пасть рыбы. Он храбро наскакивал на кучи щебня, отступал, снова наскакивал и в конце концов укладывал щебень ровными лентами. А следом приезжали новые самосвалы. Они вываливали на щебенку горячий асфальт, который рабочие без промедления разбрасывали лопатами. Асфальт еще дымился, а его уже гладко утюжил степенный и важный тихоход с тяжелыми стальными катками вместо колес.
И когда пестрый двор, иссеченный гладкими стрелами асфальтовых дорожек и широкой площадкой в центре, казалось, замер наконец и утих, то началось новое наступление. Опять сплошной вереницей потянулись машины. Они были гружены чистым, маслянистым черноземом.
На рыжеватой глинистой поверхности двора кучи привезенного грунта лежали нарядные, праздничные и до того черные, что и свежий асфальт по сравнению с ними выглядел серым.
Кучи такого же чернозема свалили и под самыми окнами первого этажа — для газонов.
Многие жильцы с удовольствием наблюдали с балконов за этим шумным, безостановочным наступлением самосвалов, доверху груженных сочным черноземом.
— На такой-то земельке как на дрожжах будет все расти! — радостно переговаривались они между собой.
И Саша стояла на балконе, захваченная необычным зрелищем. Вдруг она увидела внизу Шуру. Та присела возле кучи земли и, набирая ее совком, принялась наполнять большую кастрюлю.
«Я ведь тоже хотела цветы сажать», — вспомнила Саша. Она схватила полиэтиленовое ведерко, свою детскую лопатку и поскакала по лестнице вниз.
— Это ты для цветов? — присаживаясь рядом с Шурой, спросила она.
— Да, — не взглянув на нее, сказала Шура.
— А у тебя какие цветы есть? — не смущаясь ее сдержанным ответом, продолжала расспрашивать Саша.
— Всякие.
— Ну, а все-таки. Можешь назвать?
— Могу. Традесканция, бегония, примула, фикус, ежиковый кактус, кактус огурцом.
— Ого-го! — удивилась Саша. — Целый ботанический сад. А цветы с длинными лиловыми листьями у тебя есть? Могу дать отросток. Еще фонарики могу дать. Они так красиво цветут, будто настоящие красные фонарики.
— Я знаю. Красивые.
— Приходи сейчас ко мне, — сказала Саша. — Сразу и возьмешь, какие понравятся.
— А тебя не заругают? — настороженно спросила Шура.
— За что?
— За цветы.
— Ой, да что ты! И слова даже не скажут… Обожди меня. Насыплю еще немного земли и помогу тебе нести.
По лестнице они поднимались медленно. Одну ручку кастрюли держала Саша, другую — Шура. Тяжелое ведерко с землей Саша поставила у своей двери, на площадке четвертого этажа, и пошла с Шурой дальше.
— Я сама, — попыталась было возразить та, но Саша и слушать не захотела. Когда поднялись на пятый этаж, она сказала:
— Я здесь тебя подожду. Выходи.
Ничего не ответила Шура. Отперла ключом замок, вошла в переднюю, а дверь за собой притворила.
Наверное, с минуту простояла Саша у закрытой двери. Взглянула на часы. Может быть, Шура не слышала, как она сказала, что будет ждать ее? Однако напомнить о себе и постучать в дверь Саша не решилась.
