Георгий Балл - Ветерок

И ПОВСТРЕЧАЛАСЬ ИМ ЛЕНОЧКА

Дорогу преградил шлагбаум. На одном его конце висел чугунный рельс, а другой конец был привязан верёвкой к столбику.

За верёвку держалась маленькая девочка, меньше столбика.

— Ну вот и опоздали, — сказал Миша, подтягивая к себе ручку тормоза. — Леночка стоит. Значит, уж не пропустит.

— Почему? — спросил Вася и посмотрел на маленькую девочку, что стояла рядом со столбиком.

А столбик поднимался не выше колеса их машины. И Вася глядел на девочку сверху вниз. У неё был белый платочек, из-под платочка выбились совсем белые, будто стиранные, волосики.

— Дальше, наверное, дорогу ремонтируют, — сказал Миша. — И Леночка не пустит.

— А вот и пустит! Я поговорю с ней, и она пустит, — сказал Вася и открыл дверь кабины. Он спрыгнул на железную ступеньку, а с неё — на землю.

— Ты чья? — спросил Вася у Леночки.

— Мамкина, — ответила Леночка.

— «Мамкина»! — передразнил Вася. — Это что, твоя фамилия?

— Чего? — удивилась Леночка.

— Как твоя фамилия?

— Цицерина.

— Чичерина её фамилия! — крикнул из кабины Миша.

— Цицерина, — повторила Леночка и улыбнулась.

— А ты почему нас не пускаешь?

— Нельзя. Мамка не велела.

— Подумаешь, какая стражница! Пусти нас, слышишь?

— Нельзя.

— А я вот возьму отвяжу верёвку и открою шлагбаум.

— Ну как же ты откроешь? — засмеялась Леночка. — Ведь я привязанная.

И тут Вася заметил, что Леночка и правда обмоталась верёвкой и привязалась к шлагбауму. «Как же быть? — подумал Вася. — Не драться же с ней». И тогда Вася решил действовать хитростью:

— Тебя Леночкой звать?

— Ага.

— А ты была в Москве?

— Нет. Я только в Кокшеньгу ездила. Мамка меня в больницу возила, потому что я тогда корью обсыпалась.

— Хочешь, Леночка, я тебя в Москву повезу?

— Нельзя мне уходить. Скоро мамка придёт.

— А как же нам проехать? Нам в деревню к бабушке нужно.

— Во-она! — показала рукой девочка. — Обходом езжайте.

Вася повернулся и полез опять в кабину.

— Ну что, паря Вася, не вышло? — спросил Миша и засмеялся. — Хоть соловьём свищи, а Леночка не пустит.

Вася не ответил. Они ехали по ухабистой дороге. Мишину машину подбрасывало, а чемоданы в кузове рычали и прыгали друг на друга, как настоящие злые псы. У мамы кружилась голова. А Васю так качало из стороны в сторону, что он чуть не разбил боковое стекло.

— Ох! — со вздохом сказала мама. — На самолёте и то полегче.

— Скоро наладят дорогу, — сказал Миша. — Обратно я повезу вас как в коляске.

— Скорей бы! — сказала мама.

— Что ты говоришь, мама! Ты можешь ехать домой как в коляске, а я теперь всегда буду ездить как в Мишиной машине.

Бабушка с дедушкой очень обрадовались гостям.

Дедушка Григорий в клетчатой рубахе сидел на лавке и смотрел на Васю праздничными глазами. Бабушка Мария в зелёном платье, лёгкая, как пёрышко, летала от печки к столу и всё всплёскивала руками:

— Охти! Охти!

По полу на кривых ногах бродил маленький Володя. Он шагал очень важный, хотя был без штанов.

— Охти! — вскричала бабушка и кинулась надевать Володе штанишки. — А мы-то ждали, ждали…

— Познакомься, Вася, со своим братом, — сказала мама.

Но в это время Володя хлопнулся на пол и заревел.

— Охти! — подскочила бабушка к Володе, схватила его поперёк живота и зашептала громко: — Вот Седанка придёт, много тпрутьки принесёт.

— А кто это Седанка? — спросил Вася у мамы шёпотом.

— Корова, — тоже шёпотом ответила мама.

— А что такое тпрутька? — спросил Вася.

— Молоко, — ответила мама.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Вася.

— Когда-то очень давно я тоже здесь жила.

Вася посмотрел на маму недоверчиво: он-то думал, что всё про маму знает. И ему хотелось спросить: «Как же ты сюда приезжала — ты, что ли, раньше самолётов не боялась?» Но он не спросил, а пошёл осматривать новый дом. И конечно, больше всего Васю удивила огромная-преогромная печь.

Да и правда, делают печи в нашей северной стороне не такие, как в других краях, не такие, как в других деревнях, — больше да шире. Их не кладут из кирпичей, а мастерят по-старинному, по-северному. Вначале отгораживают досками угол в доме — заборка называется. Насыпают туда глину и, чтоб печь была прочной, не разваливалась, сбивают глину деревянными молотками.

Четыре угла у печи, и четыре человека становятся у заборки: тук да тук, тук да тук — так и растёт печь. Сегодня у меня сбивают, завтра — у тебя. Называется это «помочь». Всегда в деревне друг другу помогают, вот и печи вместе мастерят.

Вырастет печь бокастая, глазастая. А в подпечье оконце оставлено. Для кого оконце? Для кошки. Пусть и кошке будет тепло. Ночью в подпечье два зелёных уголька горят. Это кошкины глаза.

Наступил вечер. Стали спать укладываться. Васе постелили напротив печки. Он лежал и смотрел из своей постели на зелёные огоньки в подпечье.

Вася услышал, как бабушка говорила маме:

— Я-то рада, что приехали. Внука поглядела… такой баской…

— Мам! — позвал Вася.

Мама подошла, наклонилась над Васей. А он зашептал:

— Мам, что такое «баской»?

— Хороший, значит. — И мама тихо, но так же, как бабушка, нараспев сказала: — Да, ты у меня баской, только ещё непонятливый. — И она быстро поцеловала сына.

«Теперь я стану здесь жить, — думал Вася. — И тоже буду понятливый»

На следующее утро Вася проснулся очень рано. В подпечье уже не горели зелёные огоньки, а за стенкой кричал петух и мычали коровы.

Вася выбежал из дома. Прямо по улице медленно двигалось стадо коров может, сто, а может, и больше мычащих рогатых голов. Вася прижался к штакетинам огорода. Что в деревне много коров, Вася, конечно, знал, но чтоб столько! Когда издали на них смотришь, с самолёта или в кино, другое дело. А здесь, рядом, кто их знает, что они задумали, эти коровы белые, чёрные, рыжие, пятнистые? А ещё бык. Он наклонил голову и посмотрел на Васю злыми глазами.

«Уступлю ему дорогу!» — подумал Вася. И уступил. Очень поспешно уступил. Полез, как кошка, на забор. А бык подошёл поближе, совсем близко. Вася полез выше, забор затрещал. Поросёнок, что лежал в огороде среди грядок, недовольно поднял голову. Он, конечно, не думал, что в это тихое утро кто-то будет ему мешать. И вдруг Вася вместе с забором рухнул вниз. Коровы шарахнулись в сторону. А Вася почувствовал под руками что-то тёплое, живое… И тут же дикий визг разнёсся по деревне. Поросёнок вырвался из Васиных объятий и побежал через огород. А Вася сидел на земле — ничего не понимал.

На крыльцо вышла бабушка:

— Что случилось, Васенька? Почему в калитку не шёл?

— Меня бык хотел забодать, — сказал Вася, поднимаясь и отряхивая землю с колен.

— Охти, бык? — удивилась бабушка и поглядела на поваленный забор. Откуда он? У нас его в стаде нету, быка-то…

Вася тоже поглядел. По улице бежал мальчишка в телогрейке, махал длинной хворостиной и кричал на отбившихся коров.

— Нету быка, — повторила бабушка. — В другом стаде есть, а в этом нет.

И она пошла за дом, где всё ещё кричал поросёнок. Вася поплёлся за ней. Около большой бочки лежал поросёнок и повизгивал.

— Охти, беды! Надо деда звать, — сказала бабушка. — Ты, Васенька, иди погуляй.

— Я, наверное, его сильно стукнул, когда упал, — сказал Вася.

— Ничего, ничего, Васенька! Иди погуляй, — повторила бабушка.

Мама открыла дверь, испуганно глянула на Васю:

— Что случилось?

Бабушка подошла к маме, что-то зашептала. Вася только разобрал слова: «Убился… Ничего, привыкнет. Охти, привыкнет…»

«А если я догоню стадо, коровы меня забодают? Может, они теперь меня знают?» — так думал Вася и шагал к лугу, где паслись коровы. Там он спрятался в траву и стал ждать.

Подул ветер.

Трава лизнула Васино лицо тоненькими язычками. Язычки ласковые. Они шептали Васе смешные слова:

Рядом дзенькали кузнечики. А издали неслось: хруп-хруп, хруп… И у самой земли слышались тяжёлые шаги огромных ног. Вася поднял голову и увидел, что в его сторону медленно двигалось стадо коров. Рогатые головы низко опускались к земле.

Хруп-хруп, хрунжи-хруп… Чван… чван… чван…

Вася хотел вскочить и побежать. И тут же подумал: «Чего я испугался? Это же коровы. Надо к ним привыкнуть».

И Вася остался лежать.

А рядом так же громко трещали кузнечики.

Ещё не поздно вскочить и убежать.

Не поздно. Но тогда Вася будет всегда их бояться, каждый день.