— Хорошо, — послушно согласился Жоли. В этот момент у него и в мыслях не было одному пойти в воду.
Он отправился к песочнице и лопаткой стал насыпать большую песочную пирамиду. Тут к нему подошел маленький мальчик: он ел рожок и держал в руке яркий подсолнух из пластмассы.
— Я буду строить замок, — сказал ему Жоли.
Незнакомый мальчик не отвечал.
— Огромный замок, вот такой! Даже я помещусь в нем. А вокруг замка будет ров с водой. Давай строить вместе! Сейчас воткнем в башню твой подсолнух. Он будет нашим знаменем. Хорошо?
Мальчуган по-прежнему ничего не отвечал. Он жевал рожок и удивленно смотрел на Жоли.
— Меня зовут Жолт Ковач. Осенью я пойду во второй класс. Ну что? Давай играть?
Странный мальчик на это ничего не ответил, тогда Жоли потянулся к подсолнуху.
— Водрузим его на башню замка. Хорошо?
Но тут произошло неожиданное: мальчик вырвал у него подсолнух и заревел.
— Wilhelm, komm her![1] — послышалось сзади.
Какая-то женщина подбежала к ревущему малышу и сказала ему что-то непонятное. Потом повернулась к Жоли:
— Этот мальчик не понимает по-венгерски.
— А почему? Он болен? — спросил Жоли.
— Ничего не болен. Он немец.
— И поэтому плачет?
— Совсем не поэтому! Он подумал, что ты хочешь отобрать у него подсолнух.
— Нужен мне его подсолнух, — обиженно сказал Жоли. — Я только позвал его играть. Пожалуйста. Я могу даже лопатку ему дать.
— Danke schön![2] — сказал на это немецкий мальчик и взял лопатку.
Но без лопатки замка не построишь! Жали еще немного посмотрел на груду песка, потом вернулся к кабине. Непонятно, почему девочки и мама так долго переодевались. Тогда Жоли немножко отошел от песка, совсем немножко, и подошел к ларьку, где продавали мороженое в вафельных стаканчиках.
«Когда я вырасту и у меня будет очень много денег, куплю себе сразу десять стаканчиков мороженого. Одно ванильное, одно малиновое, потом пуншевое, ромовое с орехами, абрикосовое, сливочное, шоколадное, ореховое, клубничное и, конечно, еще ванильное. И чтобы с кремом…»
— Мальчик, ты что тут путаешься под ногами? Или покупай мороженое, или встань в сторонку…
В другой палатке продавали сосиски и пиво. Но это Жоли было неинтересно. И он стал смотреть, как на вершине одного из деревьев укрепляли громкоговорители. Потом заглянул в будку, куда сдают забытые и найденные на пляже вещи и откуда по просьбе посетителей передают разные объявлении.
— Ты что, мальчик? — спросила его тетя в белом халате.
— Ничего, — ответил Жоли и пошел дальше.
Ему стало совсем жарко, а мамы и сестер все еще не было видно.
«Окуну-ка я чуть-чуть ноги в воду», — подумал он. Жоли подошел к лесенке, встал на нижнюю ступеньку и попробовал ногой воду.
— Ну что, сынок? Спускаешься? — проговорил над ним какой-то грузный мужчина. — Или поднимайся, или влезай в воду.
— Вот все они такие, современные дети, — сказала сидящая рядом толстуха. — Невоспитанные, неучтивые…
«Ведь я ничего даже не сказал, — удивленно подумал Жоли. — Я только…»
— Ну, пошевеливайся, пошевеливайся!
Жоли шагнул со ступеньки в воду. Сначала, в первое мгновение, вода показалась ему обжигающе холодной, а потом он уже радостно прыгал, хлопал ладонями по воде, окунал в воду ведерко и мяч, погружался почти до самого илистого дна и снова подпрыгивал с шумом и плеском. Хорошо! Вокруг летали мячи, брызгались и прыгали дети, на резиновой лодке гребли четверо ребят, одетых индейцами, все было так прекрасно, так радостно, и вдруг…
«Жолта Ковача, семи лет, ждут у кабин!»
Жоли почувствовал, как у него от испуга екнуло сердце.
«Что это? Или я ослышался?»
Нет, из громкоговорителя слова донеслось:
«Жолта Ковача, семи лет…»
— Я здесь, я здесь! — закричал он и выбежал из воды. Толстый дяди лежал около лестницы, зарывшись в теплый ил. Посмотрев на Жоли, он язвительно сказал:
— Ну вот, пожалуйста. Ишь ты, птаха!..
— Я здесь! Я только на минуточку зашел в воду! — кричал Жоли. Он бежал по песку, поднимая за собой облако пыли. — Я здесь!..
— О господи, — вздохнула мама, — я же говорила тебе: не подходи к воде! Кати, Ютка, идите купаться! Я останусь на берегу с Жоли. Сиди вот здесь и…
— Но я хочу купаться!
— Завтра, завтра, если будешь слушаться.
Жоли сидел под деревом, смотрел на воду, и по щекам у него струились слезы.
— Все равно уеду отсюда. Мне здесь плохо. Хочу домой…
Только бы вечером не было темно
До трех часов дня они пробыли на пляже. Мама под деревом вязала Жоли пуловер. Очень красивый темно-синий пуловер с белыми и красными разводами.
«В нем тебе хорошо будет кататься на коньках», — сказала недавно мама, показывая Жоли выкройку. А теперь уже готова спинка, передняя часть и один рукав пуловера. Жоли даже примерил его. Мама и сейчас нет-нет да поднимет голову от вязания, поглядывая на Жоли, и Жоли знает, что попроси он ее: «Мамочка, не сердись на меня! Я обещаю тебе, что буду хорошим, разреши мне немножечко поплавать в Балатоне», мама погладила бы его по голове, отложила бы в сторону вязанье, и они пошли бы купаться, и воцарились бы мир и покой. Но у Жоли будто что-то застряло в горле, и он никак не может выговорить: «Мамочка, прости!» Вместо этого только бормочет про себя: «Я не виноват. Они меня обижают. Меня тут все обижают. Я хочу домой».
— Поиграй в песочек, — проговорила наконец мама.
— Спасибо, — ответил Жоли. — Я не хочу.
— Ни тогда сиди около меня!
Теперь уже и музыка не нравится Жоли. Только и знают, что ставят одни и те же пять заигранных пластинок. Да передают одни и те же объявления: «Йожи Сабо, тебя ожидают у выхода». Или: «Потерян черный портфель. Того, кто нашел, просят…»
«Уж лучше бы в школу ходить, — думал Жоли. И ему захотелось скорее в школу. Доска, мел и много-много сказок, которые рассказывает тетя Бригитта, и уроки по физкультуре, когда они играют в футбол с ребятами, и его сосед по парте Берци Хартаи, с которым они обмениваются завтраками. — Противное, гадкое лето… — снова думает Жоли. — Все равно уеду отсюда».
В три часа дня они ушли с пляжа. Плечи у обеих девочек обгорели. «Вот будет рев ночью!» В такую жару тяжело подниматься на гору, а главное, раздражает болтовня обеих девчонок: какая хорошая была вода, да как далеко они заплывали, да по пятьдесят секунд они могут находиться под водой…
— Кто проголодался, тот поможет мне на кухне, — сказала мама, когда они вернулись домой. — Дети, накрывайте на стол! А я быстренько сварю вареники.
На обед были томатный суп и вареники с маком. Летом всегда бывают такие обеды: отварные кабачки с яйцом, или суп из зеленого горошка, или вермишель с сыром. Потому что летом, в сильную жару, нельзя есть тяжелую, жирную пищу, как, например, колбасу и жареную свинину. Жоли всегда любил вареники, но сейчас он даже не глядит на них, а проглатывает так, как глотают устриц, — залпом.
— Жолик, у тебя нет температуры? — взволнованно спросила мама.
— У него сорокапятиградусная вредность, — заявила Ютка и засмеялась над своей остротой.
«Смейся, смейся, — думал Жоли. — Завтра меня здесь не будет».
После обеда стали приводить в порядок кухню: Кати мыла посуду, Жоли вытирал, а Ютка подметала пол. Мама принесла на стол под орешником корзинку со стручками зеленого горошка.
— На ужин сварим суп из горошка. Хорошо? Жоли, хочешь помочь мне чистить горошек?
— Сейчас пряду, — ответил Жоли, а сам подумал: «Все равно я уже не буду его есть».
— Ты тоже можешь быть хорошим мальчиком, — с улыбкой сказала ему мама, когда они мирно сидели рядышком.
Жоли маленьким ножом срезал кончик стручка и тщательно стирал кожицу. Мама помыла стручки и стала нарезать их на дольки.
— Возьми себе в корзинке грушу получше и поди поиграй с Миклошкой. А к ужину приходи.
— Хорошо, — ответил Жоли.
Он вошел в комнату и прислушался. Мама все еще хозяйничала у орехового дерева, а Ютка и Кати играли в саду.
Жоли осторожно подошел к шкафу и вынул из него темно-синие штаны, серый пуловер, коричневые полуботинки и две рубашки. Положил все это в свой рюкзачок, где лежали ведерко и мяч, туда же сунул две груши и копилку, в которой было около четырех форинтов. Потом обвязал рюкзак прыгалками и осторожно спустил в сад из окна. С беззаботным видом он вышел из комнаты, прошагал по веранде и исчез за калиткой на улице, точно он в самом деле собирался идти в сад к тете Сабо играть с Миклошкой.
«Спрячусь-ка я за стогом сена, — решил Жоли. — И не вернусь домой ни на ужин, ни к девяти часам. Подожду, когда мама пошлет Ютку к тете Сабо, чтобы позвать меня докой. А Ютка не найдет меня там. И начнет везде искать. Тогда мама пошлет Кати узнать, куда, мол, запропастилась Ютка, но и Кати не рискнет вернуться одна. Тут уж мама отправится на поиски… А в это время станет совсем темно, тогда я вылезу из своего убежища за стогом, быстро схвачу рюкзак и пойду по шоссе в сторону Пешта. Дорогу я знаю, да и на шоссе есть указатель. На нем написано: „Будапешт, 134 км“. И я пойду, пойду, пойду… Никто меня не увидит, потому что будет уже поздно и совсем темно…»
