Я запомнила Джейка Буна тощим мальчишкой. «Худенький, как секундная стрелка», — приговаривала тетя Джесси. Однажды он прорыдал всю церковную службу: моя сестрица Мэй толкнула его в колючие кусты за то, что он осмелился подарить ей нарцисс. А потом Джейк уехал, и я совсем о нем позабыла, честное слово.
Снова мы встретились вскоре после похорон тети Джесси. Была пятница. Меня послали за мукой в магазин миссис Флинт. Вместо нее за прилавком стоял высокий широкоплечий парень, на вид лет шестнадцати. (Столько ему и было. ) На нем была белая футболка, и рукава он закатал до плеч. У нас в городе так не носят. Его короткие волосы были темными, а улыбка — ослепительной.
— Здорово, — сказал он. — И кто же ты из сестер? Я с детства привыкла к этому вопросу и предпочла
промолчать.
— Ты явно одна из сестренок Тейлор, вы все как две капли воды, — продолжал он. — Но вот какая? Гретхен? Или Мэй?
— Цинни. — Я давно не слышала собственного голоса. Внезапно он показался мне чужим.
— Да ладно, брось! Когда я уезжал, ты была вот такой козявкой.
— Когда же такое было?
— Черт, да я не видел тебя с тех пор, как свиньи слопали бабулю!
Свиньи его бабушку не трогали. Это всего лишь местная присказка.
— Ты что, не узнаешь меня? — удивился он.
— Может, узнаю, а может, и нет. — На самом деле я понятия не имела, кто он такой.
— Я Джейк! Джейк...
Я подозрительно оглядела его с ног до головы.
— Ты Джейк Бун?
— Ну да. — Он похлопал себя по груди, будто удостовериться, что не исчез. — Точно, я.
Он вовсе не был похож на маленького грязнулю, которого Мэй когда-то толкнула в колючие кусты.
— Ну что ты так смотришь? — спросил он. — Не веришь?
Точно — я не верила. Может, он только притворялся Джейком. Откуда мне знать? В одном фильме мужчина вернулся домой с войны, и жена только спустя два года поняла, что он — совершенно чужой человек, который ловко притворился ее мужем!
— Ты сильно изменился.
— Ты тоже, — ответил он. — Как предки? Мне страшно жаль тетю Джесси. Что дядя Нэт, держится?
— С трудом.
— Как поживают Мэй, Бонни и Уилл? А Гретхен? И Билл с Сэмом?
Вот это память.
— Прекрасно.
— А как там Саламанка Хиддл? Всё подруги не разлей вода?
— Сол уехала, — пожаловалась я. — В Огайо.
Вот и пусто на душе. Моей лучшей подруге пришлось переехать с отцом в Огайо. Сол обещала вернуться, но я не очень-то верила. Ее мама тоже так говорила... И где она теперь?
— А кто живет на их ферме? Я видел машину...
— Батлеры. Хиддлы сдают им дом.
— Что сестричка Мэй? По-прежнему чуть что на людей кидается?
— Огнеопасная девица, — согласилась я.
Джейк вспомнил, что я все-таки пришла за покупками.
— И это все? — Он пробил чек и упаковал муку. А потом обернулся и снял с полки коробку печенья.
— Мука стоит дороже, — заметила я. — И печенья я не просила.
— До чего же ты строга, Цинни Тейлор! Как училка. — Джейк протянул мне пакет. — На муку сегодня скидка. И в придачу получаешь бесплатное печенье.
— Вовсе не в духе миссис Флинт.
— Это новые правила, — пояснил Джейк. — Специальное предложение, действует только сегодня. — И добавил, когда я уже повернулась к двери: — Я к тебе загляну на днях.
— Давай, кого-нибудь всегда застанешь, — ответила я, решив, что он имеет в виду не меня, а всех нас.
* * *
За ужином мама удивилась.
— Цинни, откуда у нас печенье?
Я рассказала.
— Миссис Флинт — и скидки? — не поверил папа.
— Это не она. Это Джейк Бун.
Сестрица Мэй, которой уже исполнилось шестнадцать — тоже мне повод пыжиться от гордости — сразу же встряла:
— Джейк Бун? Помню, тощий грязнуля...
— Да, я тоже слышал, они с матерью вернулись, — сказал папа.
— Что же, навсегда? — спросила мама.
— Миссис Бун вернулась к мужу? — вставила Гретхен.
— Выходит, так, — ответил папа.
Один дядя Нэт не интересовался судьбой Джейка Буна. Он молча сидел с краю и все надеялся, что кто-нибудь заметит его отчаянные жесты и передаст соусник. Я пришла ему на помощь.
Но Мэй не сдавалась:
— И каким стал этот заморыш?
— Сам на себя не похож, — ответила я. Гретхен, старшая из нас, спросила:
— Симпатичный?
Все посмотрели на меня. Я только пожала плечами:
— Не знаю. (Еще какой!.. )
Мэй все выпытывала:
— Ну он хоть собирается к нам в гости?
— Наверное.
— Знаешь, Цинни, в твоем возрасте пора бы научиться говорить целыми предложениями, — закатила глаза Мэй. — Так когда он заглянет?
— Не знаю. На днях.
Если Мэй положила на парня глаз, можно тихо отползти в сторону и умереть. Она своего добьется. Никто еще перед ней не устоял. Она сносит соперниц, как скорый поезд.
От фермы до центральной площади нашего городка каких-то полтора километра. Три школьных здания, магазин миссис Флинт, бензоколонка, церковь и почта — вот и весь центр. Дорожный знак на подъезде к городу утверждает, что в Байбэнксе живет сто двадцать два человека. И почти у каждой семьи своя ферма. В нашу школу ходят дети из соседних поселков, иначе у нас едва набралось бы полтора десятка учеников, включая всех семерых Тейлоров.
За фермой простираются холмы, леса и реки — дикая природа на сотню километров вокруг. Говорят, можно бродить среди холмов часами, днями, даже месяцами — и не встретить ни единой живой души. Вроде бы там даже есть места, где еще не ступала нога человека.
Насколько я помню, ферма всегда принадлежала дяде Нэту, папиному старшему брату. А может, и папе. Они вечно из-за этого спорили. Дядя Нэт утверждал, что ферма принадлежит папе, а папа упрямо доказывал обратное.
Дяде Нэту не сиделось на месте. Непоседливый, резвый, как молодой щенок, он вечно путался под ногами у тети Джесси. Она не выдерживала и гнала его прочь, в холмы или на ферму. Дядя, конечно, выбирал холмы и звал с собой жену:
— Идем вместе.
Иногда она поддавалась соблазну и уходила вместе с ним, но в последнее время все чаще глубоко вздыхала и отказывалась. У нее было слабое сердце. И ее мучил диабет. Она звала его «сахаром».
— Опять сахар разыгрался, — жаловалась она. И дядя Нэт отвечал:
— Что же, пойду один, повидаю мою лапушку. Я не придавала его словам значения, думала, дядя так шутит.
Дядя Нэт пропадал среди холмов целый день, а иногда брал с собой спальный мешок и оставался там на ночь. Фермой он занимался редко, тут у дяди был свой пунктик. Он постоянно зарекался.
Сначала он решил разводить кур, но не смог вынести и мысли, что придется их забивать. Дядя Нэт зарекся разводить кур. И взялся за табак. Условия для выращивания табака у нас райские: в меру солнца, в меру дождя, почва жирная и влажная. Дядя Нэт всегда любил выкурить трубочку-другую, но тут услышал слова министра здравоохранения: курение, мол, опасно для здоровья. И дядя зарекся выращивать табак.
Затем он завел большое стадо дойных коров, но вскоре они чем-то заболели. В два дня двадцать семь из них пали. Дядя Нэт сказал: «Не могу смотреть, как эти милые создания умирают». И зарекся держать коров. Оставались, конечно, еще две наши, но их молока едва хватало на большую семью.
Поросят пришлось бы резать, как кур, так что дядя зарекся и не пробуя. Затем пришел черед кукурузы и помидоров. Дядя Нэт возил урожай на рынок и раздавал чуть ли не даром. Он давным-давно зарекся наживаться на других. В конце концов тетя Джесси запретила ему сажать даже овощи, так как урожай приносил нам одни убытки. Дяде Нэту разрешили оставить несколько грядок с кукурузой и помидорами — съесть самим и угостить соседей. Стараниями дяди Нэта мы бы все умерли с голоду; хорошо, папа работал полный день управляющим в аэропорту графства.
* * *
У тети Джесси были замечательные волосы, морковно-рыжие, как шапочка у журавля. За это дядя Нэт и прозвал ее Журавушкой. Мы были другими. У папы и дяди Нэта внешность была совершенно обычная, даже заурядная. А мы, дети, всем пошли в маму: темные волосы, темные глаза, аккуратные носы и уши, длинные стройные ноги. Мама шутила, что чувствует себя копировальной машиной — до того мы были похожи. Как-то она пошутила так при миссис Флинт, владелице магазина, и та подумала, что мама жалуется: мол, слишком много у нее детей. И миссис Флинт ответила:
— Неужто ты не слыхала о таблетках? И никаких проблем. Сходи к доктору, он выпишет рецепт.
В тот день с нами была тетя Джесси. Как она рассердилась!
— Да как ты смеешь! Бог дает нам столько детей, сколько считает нужным. Как решит, что довольно, сам пропишет рецепт — уж будь уверена!
Тут был затронут такой щекотливый вопрос, что я испугалась вмешиваться. И, как всегда, промолчала.
В тот вечер, когда мы говорили за столом о Джейке, Мэй отодвинула пустую тарелку и заявила:
