Как будто Луиза наконец проснулась и зажила совсем другой, хорошей жизнью. Она до сих пор не знала, почему ее выбрали и пригласили в Клуб. Может быть, ей просто по жизни суждены приключения. Значит, двенадцать лет ожидания не прошли впустую. Она стала Модницей, как следовало из написанного от руки письма, которое она получила потом от Марлы и Гленды. А второе приглашение лежало в ее блокноте в комодике возле кровати.
— Луиза Ламберт, последнее предупреждение!
Грезам и мечтам Луиза могла бы предаваться часами, но сейчас ей нужно было успеть на автобус. Она подхватила светло-лиловую сумку с учебниками и сбежала по изогнутой скрипучей лестнице, чтобы запихнуть в себя очередную порцию сбалансированного завтрака.
— Тринадцать — это вроде как уже серьезно. То есть я теперь, значит, тинейджер, — заявила Брук Паттерсон, глядя в зеркальце своего шкафчика и нанося на пухлые губки блеск с ароматом клубники. — В двенадцать ты еще малявка. Не обижайся, Луиза.
— Никто и не обижается. Да наверное, я и в самом деле еще малявка. Я пока не хочу выбрасывать домик для Барби, — пошутила Луиза. Вроде бы пошутила. — Ты, конечно, не будешь теперь со мной дружить, раз тебе уже тринадцать, а я, как и была, малявка, — сказала она, крутя прядь волос, выбившуюся из темно-каштанового хвостика.
Луиза с тревогой посмотрела на подругу, одетую в серовато-лиловую футболку с большим круглым вырезом и вышитой на кармашке маленькой фигуркой лося, в темную полотняную мини-юбку, черные леггинсы и светло-коричневые угги (хотя за окном было больше 20 градусов). В вестибюле хлопали дверцы шкафчиков, громко звали учеников учителя, скрипели на болотного цвета линолеуме подошвы кроссовок.
Луизе не хотелось, чтобы ее лучшая подруга взрослела одна, без нее, и все же из года в год Брук непременно обгоняла, и так с самого раннего детства, когда их родители (которые тоже были лучшими друзьями) пришли с ними в семейную группу в спортивный зал местного отделения Христианской Молодежной Ассоциации. По крайней мере, обгоняла на три месяца. Луиза и в самом деле иногда еще играла со старыми куклами, которых она прятала в глубине своего обширного стенного шкафа, в видавшем виды мамином черном чемодане. Хотя теперь она играла с ними в более взрослые игры — например, куклы разгадывали загадки, и Барби целовала победителей.
— Да ладно, это всего лишь число, — вздохнула Брук, явно кривя душой.
— Вот именно, — согласилась Луиза, — к тому же тринадцать число несчастливое. Даже лифт не останавливается на тринадцатом этаже. Так что если твою жизнь сравнить со зданием, то ты можешь еще поторчать на двенадцатом вместе со мной. А потом выйдешь сразу на четырнадцатом.
— При чем тут лифт? Что ты такое говоришь, Лу? — спросила Брук, в последний раз подставив к зеркалу глянцевые губки. — Завидуешь?
— Да, — призналась Луиза, и обе рассмеялись.
— В любом случае, моя вечеринка должна быть грандиозной. Исторического значения. Она должна войти в летопись средней школы Фэрвью как самый потрясный праздник в честь тринадцатилетия. За все время ее существования.
— Нужно устроить тематическую вечеринку! — воскликнула вдруг Луиза.
И тут же, опустив глаза на свои розовые «конверсы», подумала, не слишком ли по-детски прозвучало ее предложение. Типа, только какая-нибудь двенадцатилетка могла бы до такого додуматься.
— Классно! — взвизгнула Брук.
— Пусть это будет модный вечер, — усмехнулась Луиза. — Ты можешь написать в приглашениях, чтобы девочки пришли в платьях, а мальчики — в костюмах и при галстуках. Или хотя бы при галстуках.
— Отлично! Прямо как на бал.
— Точно! — Луиза любила подобные идеи.
— Может быть, ты найдешь и мне что-нибудь на своей распродаже для Модниц? — нерешительно спросила Брук.
— Может быть…
Впервые после приключений Луизы на «Титанике» в обличье мисс Бакстер ее лучшая подруга, всегда покупавшая одежду только в торговом центре или в универмаге, вдруг проявила интерес к винтажной распродаже. Почти наверняка Брук решила, будто Луиза чересчур увлеклась своими новыми игрушками, и хотела пойти с ней на всякий случай, чтобы не терять из виду. Разумеется, Брук не поверила в совершенно фантастическую историю о том, как Луиза провела несколько дней на борту печально известного лайнера в обличье своей двоюродной бабушки Элис, прекрасной и очень богатой актрисы. Брук была на той распродаже вместе с Луизой, и ей показалось, что подруга просто потеряла сознание из-за жары. Даже когда Луиза предъявила ей найденную в Интернете старую, нечеткую газетную фотографию, датированную двенадцатым апреля 1912 года, на которой она оказалась снята на палубе «Титаника», Брук не восприняла ее всерьез. Луиза сама понимала, что снимок мелкий, нечеткий, расплывчатый, но она-то не сомневалась в том, что на снимке рядом с Джейкобом и Мадлен Астор стоит она, хотя объяснить этот факт не могла. Так или иначе, для нее фотография все же была доказательством. Она не сошла с ума. Ведь не сошла же?
После скептической реакции Брук Луиза больше никому не показывала ту загадочную фотографию, даже родителям. Они все равно бы ей не поверили, а если бы и поверили, то ей вовсе не хотелось провести остаток седьмого класса в какой-нибудь лаборатории с подключенными к голове электродами ради научного эксперимента. Интуитивно она понимала, что ей не следует распространяться и о встрече с двумя колдуньями, с которыми она познакомилась на той же фантастической распродаже. Особенно если она хочет попасть на вторую распродажу — а она очень этого хотела, поскольку у Марлы с Глендой коллекция была как ни у кого. И уж конечно, она не отказалась бы еще от одного путешествия во времени.
— Посмотрим, когда получу — и получу ли — новое приглашение, — ответила в конце концов Луиза, скрестив за спиной пальцы, потому что, строго говоря, она соврала.
Очередное приглашение лежало на тумбочке еще в тот вечер, когда она пришла в себя после галлюцинаций, вызванных приступом тяжелого пищевого отравления из-за просроченного крабового крема, которым ее угостила Марла (по крайней мере, к такому логическому выводу пришли ее родители). Луиза немного боялась теперь идти в тот магазин, но в то же время надеялась, что с ней снова что-нибудь произойдет и она, может быть, найдет подлинный килт[3] Вивьен Вествуд[4], или платье в стиле фламенко от Balenciaga[5], или еще что-нибудь, не менее потрясающее и редкое.
Луиза отдавала себе отчет в том, что впервые умышленно что-то утаила от Брук, и от этого ей было немного не по себе и одновременно не давало покоя какое-то особенное чувство. Впервые в ее жизни происходило что-то, что касалось только ее. Похоже, ей хотелось, чтобы все так и продолжалось, во всяком случае еще некоторое время. На самом деле Брук не очень-то интересовалась винтажем. К тому же на этот раз избранной была она, Луиза.
— О’кей, отлично! — ответила Брук, проводя розовыми наманикюренными пальчиками по своим волнистым золотистым волосам.
Да, ко всему прочему у нее были еще и золотистые волосы.
Обычно избранной была Брук Круглая отличница, она ходила практически во все школьные кружки, кроме математического и шахматного клуба, но при этом была скромной девочкой, так что ее любили все без исключения: и мальчики, и девочки, и учителя, и родители. Брук, с ее волнистыми золотистыми волосами (которые чудесным образом сияли даже хмурой коннектикутской зимой) и ясным взглядом голубых глаз, не знала никакой «подростковой неуклюжести», по деликатному выражению Луизиной мамы, которое применительно к Луизе означало «несколько по-настоящему злосчастных и противных лет».
Луизе казалось, что она безнадежно застряла в этом возрасте. Какой бы кондиционер для выпрямления волос или сыворотку она ни применяла, все было напрасно и не спасало от хлорки, из-за которой после двух часов ежедневных тренировок в бассейне с тренером Мерфи ее каштановые кудряшки тускнели и бледнели. Она подозревала также, что эти изнурительные занятия каким-то образом влияли на тот факт, что ее лифчик самого маленького размера все еще был немного пустоват, а месячные, которых она отчаянно ждала лишь для того, чтобы доказать себе, что она нормальная, почти тринадцатилетняя взрослая девушка, все не приходили. Вдобавок ко всему до того момента, когда она избавится от брекетов, оставалось целых три месяца, две недели и шесть дней. Хотя не сказать чтобы она только и делала, что считала дни.
— О’кей, я опаздываю на физкультуру.
Прозвенел звонок, и Брук захлопнула свой шкафчик Луиза улыбнулась: как это похоже на ее подругу — целых пятнадцать минут тщательно расчесывать волосы и наносить блеск на губы, а потом нестись играть в мяч.
