— Значит, я не увижу, — сказала она.
— Почему?
— Я трусиха. И что же мне теперь делать?
Она склонила голову набок и посмотрела на меня совсем серьезно.
— Знаешь, — сказал я, — ты не волнуйся. Ты все равно увидишь коней. Я тебе обещаю.
— Какая-нибудь тайна, да? — спросила она шепотом.
— Тайна.
Она опять серьезно посмотрела на меня и тихо засмеялась. А потом опять посмотрела и стала грустной. А я не знал, что мне делать. Вытащил удочку и никак не мог нацепить свежего червяка.
После ужина я приказал спать. И все спали. Все меня послушались. Все, кроме Ольги и очкастого. Ночью они выбрались из палаток и долго сидели над озером.
Утром я выстроил моих студентов, осмотрел снаряжение и сказал:
— Мы пойдем сейчас по этой зеленой горе, до того места, где начинаются скалы. Сделаем большой привал, и там я назову тех, кто вернется назад к озеру.
Мы поднимались часа два, и, когда дошли до скал, я выбрал из шестнадцати человек шестерых. Все налетели на меня, стали упрашивать, и я сдался.
— Хорошо, — сказал я им. — Нам придется взобраться на вершину этих скал, а потом идти по самому верху. Это трудно. А дальше будет еще сложнее. Вы сами это поймете.
И я повел их на штурм каменной стены.
Здесь было много змей. Желтых и черных. Здесь были узкие выступы — и пятеро вернулись назад. А когда мы поднялись наверх, из сил выбились еще семеро. Они были сильные ребята, но они никогда не ходили по горам. Я их тоже вернул назад. Я хотел вернуть Ольгу и Василия, но они держались молодцами.
Впятером мы пошли дальше.
Большой привал сделали часа в три, когда стало очень жарко. У ребят была спиртовка, и мы быстро приготовили обед.
Василий спросил меня:
— Далеко еще?
— Если устал, можешь вернуться, — ответил я.
— Нет, я не устал, — сказал Василий. — Я только хочу знать, вернемся ли в лагерь к вечеру?
— Нет, — сказал я. — Мы там заночуем.
Василий рассердился.
— Как же так? Мы будем наслаждаться красотами, а ребята внизу не сомкнут ночью глаз!
— Он их предупредил, — сказала Оля. — Я слышала.
Часам к пяти я привел студентов к Прощальному камню. Это было опасное место.
— Видите? — показал я на темный поясок вокруг скалы. — Это тропа. На ней почти всюду ступня умещается целиком. Ухватиться руками есть за что. Вниз не смотрите. А главное — не бойтесь! Если испугаетесь, будет плохо. Кто в себе не уверен, останьтесь здесь.
Ребята, конечно, спасовать не захотели. Но Василий достал веревку, и все студенты прицепили ее к своим поясам.
— Один упадет — всех утащит, — сказал я им и первым встал на тропу.
Мы добрались до вершины без приключений. Площадка была узкая, мы едва уместились на ней. С трех сторон темнела пропасть.
Василий рассвирепел:
— Куда ты нас затащил?
— Немного акробатики — и все в порядке, — сказал я.
— Какой еще акробатики?
Он готов был поколотить меня, но я его не боялся.
— Все очень просто! Вы подходите к этому уступу, — сказал я, — поворачиваетесь спиной к пропасти, ложитесь, повисаете на руках, чуть-чуть раскачиваетесь и прыгаете грудью вперед. Не бойтесь. Ничего с вами не случится. Под этим уступом — пещера.
— Ты соображаешь, что говоришь?
Василий сказал это тихо и зловеще.
— Мальчишка! Мы возвращаемся назад, и ты пойдешь вместе с нами.
— Назад мы не пойдем, — сказал я спокойно. — Назад идти нельзя, верная гибель.
Я видел, как побледнела Оля. Ребята сидели притихшие, напуганные.
— Вы что приуныли? — спросил я весело. — Боитесь?
Я подошел к уступу. Лег на камни и свесил ноги вниз.
Василий схватил меня за руку.
— Не смей, дурак! Опомнись?
— Пусти, — сказал я. — Если ты будешь меня держать, я наверняка сорвусь.
Он посмотрел мне в глаза и отвернулся. Я нырнул в пещеру.
— Все! Кто следующий?
Наверху молчали.
— Ладно, думайте… Я пока высплюсь.
Наконец над пещерой повисла веревка.
— Закрепи! — крикнул мне Василий. И вот все они спустились.
— Как мы пойдем назад? — спросил Василий.
Так же, как ушли эти.
Я показал на стену. Жирными буквами углем было написано: «Завтра, 30 июня 1941 года, мы идем на войну. Танька, жди! Мы вернемся. Олег, Виктор, Иван, Иван. 10-й класс». А внизу белым известняком нацарапано: «Зачем же вы не сдержали слова?»
— Господи, — сказала Оля. — Как это страшно! Надпись осталась, а мальчишек — нет.
Студенты стояли молча. Я сказал им:
— Видите гору напротив? За ней долина. А выход из пещеры легкий. Спустимся' по этой каменной трубе вниз, взойдем на гору — и там будет долина. Посмотрим коней — и назад. Тут всего километров шесть хорошей степной дороги.
Василий засмеялся.
— Что же ты нам головы морочил? Лезли по таким кручам, что кровь стыла.
Я дал команду:
— Идемте. Пора!
Василий посмотрел на Олю, на меня и покачал головой.
— Нет, — сказал он, — с меня хватит. Сыт фокусами по горло.
— Как хочешь, — сказал я и сразу пошел. Я думал: ребята идут следом, но они остались в пещере. Мне было обидно. Я их вел самой отважной тропой, я хотел показать им наше горное чудо… Эх, студенты, студенты!
На гору мне пришлось забраться одному. Я сел на плоский камень и стал ждать. Внизу толпились стада невысоких скал. Я посмотрел на солнце. Если через пять-десять минут ребята не поднимутся, они все прозевают.
Солнце опустилось ниже. И вот его лучи заскользили по вершинам скал. Камни ожили. Сверху казалось, что там, среди тумана, мчатся могучие кони. У них рыжие круглые спины. У них белые косматые гривы. Они мчатся, задирая морды. Мчатся в долину, наполненную густым вечерним воздухом.
Я вскочил на камень и крикнул:
— Стойте, кони!
Кони остановились. Кто-то ахнул за моей спиной. Я обернулся и увидел, что это Оля. С ней пришли двое ребят.
— Как жалко, что этого не видел Василий, — сказала Оля.
Я отвернулся и опять сел на камень.
— Пошли, — сказала мне Оля, — уже темнеет.
— Нет, — сказал я. — Вы теперь знаете дорогу. Идите одни. Со мной в приключение можно попасть..
Они уговаривали меня, как маленького, но я молчал. Я не сказал в ответ ни одного слова. Тогда ребята ушли. И Оля тоже ушла, а потом вернулась. Она положила мне на плечо руку и странно сказала:
— Мальчишка.
А я молчал.
Когда студенты уезжали, я не пошел их провожать. Глупо! Я сидел на сеновале и ревел, как маменькин сынок.
Глупо!
А все-таки она ничего не узнала.
Она никогда не видела синих гор. Они здесь красные, оранжевые, снеговые.
Синих озер она тоже не видела. За перевалом, в узкой долине, есть два круглых мертвых озера. Очень холодных, зеленых, как лягушачья икра.
Люди снизу ходят здесь размеренными ленивыми шагами, затягиваются воздухом, как настрадавшиеся без табака курильщики.
Она умеет бегать. Она умеет такое, что не под силу некоторым мужчинам. Может спать в седле, может руками поймать змею, но главное, она знает самые короткие тропы в горах.
Настоящее имя ее — Нина. Но люди зовут ее Хозяйкой перевала.
Сколько на белом свете мальчишек, которые не видели гор даже издали! Сколькие из них мечтают полазить по кручам, чтобы из-под ног срывались камни и потом долго грохотали черные, как смерч, лавины. Хозяйка перевала каждый день засыпает и встает в горах. Она не любит опасных круч. За каждый сорвавшийся из-под ноги камень мальчишки получили бы от нее по шее.
Она любит цветы.
В фиолетовых мундирах по дорогам снеговых ручьев несметными полками спускаются они к рекам. Все цветы для нее цветы, все цветы для нее друзья и только те, желтые, нежный аромат которых ядовит, — враги ее.
Зимой Нина катается с перевала. Напрямик от вершины до их дома не больше четырехсот метров. И есть там одна очень удобная ложбинка. Она всегда покрыта льдом. Ложись на спину и — поехали. Это очень весело. Но катаются только они с матерью. Их гости почему-то боятся.
Мать у Нины хорошая. А вот отец… Он бы, конечно, не прокатился с такой кручи. Зато отец красивый. У него светлые-светлые волосы, а брови черные, тонкие. И большие темные глаза. Нина похожа на него. Она тоже красивая. Но иногда, по ночам, когда мать тайком достает из чемодана единственную в доме фотографию отца, смотрит на нее, и столько у ее глаз собирается темных трещинок, и так беспомощно складываются у нее губы, и такими бесцветными становятся глаза, Нина себя ненавидит. Пусть бы она походила на мать, но не на этого красивого, который заставляет мучиться других.
Раньше отец тоже работал на перевале. Он изучал ветры и гололед. Мать работала с электричеством.
Тогда все было по-другому. Нина помнит, что вечерами они любили сидеть на крыльце. Солнце заходило, но острые каменные вершины светились, а снеговые пятна вспыхивали розовым, а то вдруг синим огнем. И тогда отец говорил:
