— Нет дома, я так и подумал, когда ты позвонила, я знаю, где находится твое окно, и…
— Что ты сказал твоему другу? — прошипела я, чувствуя, как жар заливает мои щеки, наверное, я сейчас красная, как помидор.
Миша захлопнул рот, внимательно посмотрел на меня сверху вниз, а потом неожиданно придвинулся так близко, что я уловила его дыхание на моей коже, и сказал тихо:
— К моей любимой девушке.
— Тебе не стыдно так врать друзьям? — спросила я, чуть-чуть отодвигаясь, так, чтобы он не заметил и не обиделся — находиться в такой близи от него было невыносимо, сердце стучало, как сумасшедшее, мне казалось, я даже не могу сфокусировать взгляд. Я никогда еще не была так близко от парня, тем более что в присутствии Миши я всегда волновалась.
— С чего ты решила, что я лгу? — спокойно сказал Миша.
— Ты никогда даже не разговаривал со мной! — наверное, от волнения я высказала свою самую тайную обиду. Но Миша не улыбнулся в ответ на мою неловкую откровенность.
— С тобой очень трудно разговаривать, ты знаешь? — к моему облегчению, он отошел от меня и сел в мое кресло, перекинув ноги через поручень. — О, Майн Рид, оказывается, ты романтичная натура…
— Почему со мной трудно разговаривать? — я растерянно стояла у окна, словно это я была в гостях, а не он.
— Не знаю, такой ты человек! — Миша рассеянно перелистывал страницы, они так раздражающе шуршали, что я не выдержала, подошла к нему, вырвала книгу у него из рук и спросила:
— Почему ты считаешь, что со мной трудно разговаривать?
— Потому что ты всегда молчишь и улыбаешься, — Миша улыбнулся. — Честно говоря, я не понимаю, как такая скромная девушка, как ты, может дружить с моей вертихвосткой сестрой.
— Таня не вертихвостка!
— Тебе что, нравится находиться в тени? От кого ты прячешься?
— Я не прячусь! — я наклонилась, чтобы положить книгу, и в это время Миша неожиданно схватил меня и усадил к себе на колени. Я не знала, что мне делать, и поэтому просто замерла, чувствуя, как у него бьется сердце, как дышит его грудь. А он осторожно снял с меня очки и сказал:
— Ты же красавица, только этого никто не видит. У тебя удивительные глаза, сине-зеленые, как море в солнечную погоду, и такие черные, длинные ресницы, что тушь тебе не нужна. Зачем ты носишь косу? Твои волосы пахнут травой на летнем лугу…
Я почувствовала, что он пальцами расплетает мои волосы, и спрыгнула с его колен, воспользовавшись тем, что его руки больше не держат меня. Жаль, что без очков я плохо вижу выражение его лица. Он замер в кресле, словно статуя. С другой стороны, не видя его, мне легче справиться с собой.
— Какой текст, Боже мой, кто тебе пишет речи? И чего ты надеешься добиться этим образцом безупречной риторики?
— Ого! Неужели я наконец слышу нормальные слова? Давай, Мариш, всыпь мне как следует.
— Отдай мои очки! — попросила я.
— Ни за что. Мне нравится, как ты выглядишь без них. Ты и вправду красавица…
Чтобы справиться с вновь нахлынувшим смущением, я подошла к аквариуму и по привычке опустила в него кончики пальцев. И тогда внезапно поняла, что Миша говорит правду. То есть он и в самом деле был уверен, что я красивая, и вовсе не смеялся надо мной. И самое удивительное — он боялся меня больше, чем я его. Боялся, что я его прогоню или буду над ним смеяться. Неужели я ему тоже нравилась? Я никогда не замечала.
— Миша, я не вижу тебя без очков.
— А тебе хочется на меня смотреть?
Рыбки ласково тыкались в мою руку. Но я и без них заметила, что его голос дрогнул, хотя Миша и старался говорить беспечно.
— Хочется, — шепнула я, голос мне не повиновался. Но Миша услышал.
— Тогда, может быть, мне подойти поближе?
Он подошел сзади и положил руку мне на талию. Я вдруг вспомнила, что он всего на год старше нас с Таней, мне он всегда казался таким взрослым. Я медленно повернулась к нему. Из-за того, что без очков мне все казалось расплывчатым и туманным, словно во сне, я вдруг почувствовала себя очень смелой.
— Это всего лишь сон, Миша? — спросила я.
— Нет. Это мечта, — ответил он и пригладил рукой мои волосы. Потом наклонился и чуть помедлил. Я не отодвинулась, хотя мое сердце колотилось, как сумасшедшее, и где-то в глубине, наверное, в голове, тоненький испуганный голосок спрашивал: «Мой первый поцелуй, он произойдет? Он будет сейчас?» Миша очень неловко ткнулся в мои губы, но это было неважно. Он поцеловал меня, на самом деле поцеловал, и я, уже совсем было улетев куда-то за облака, спохватилась и чуть шевельнула губами, чтобы не стоять просто так, как кукла.
— У тебя такие испуганные глаза, — улыбнулся Миша. — Это твой первый поцелуй?
— Настоящий, — шепнула я — голос по-прежнему мне не повиновался.
— У меня тоже, — так же шепотом признался он. И в этот момент я поняла, что он самый близкий, самый родной человек на Земле, почти как мама, во всяком случае ближе Тани и всех подружек.
— Теперь, если ты не против, попробуй распустить волосы. Я думаю, ты найдешь более удачную прическу.
— Прическу? — удивилась я.
— Мы еще сделаем из тебя человека, — засмеялся Миша. — Вот Танюха приедет, я потребую, чтобы она тобой занялась. Но самое главное — запомни, ты самая красивая, даже если этого никто, кроме меня, не видит.
В дверь постучали. Я испугалась, что пришла мама, Миша бросился к открытому окну. Я удержала его — дождь пошел сильнее, и Миша мог сорваться — надела спешно возвращенные мне очки, и поплелась к двери, по пути придумывая отговорку, как вместо Тани у меня оказался ее брат. Но оказалось, что пришла баба Надя. Строго взглянув на нас поверх очков, она заявила:
— Вот я и смотрю — был гость и нет гостя, что за чудеса!
Мы смущенно попрощались, я закрыла дверь и вернулась в свою комнату. Здесь пахло дождем и было уютно от теплого света лампы, за окном колыхались зеленые ветви, словно чьи-то волосы. Я вспомнила Мишин совет и распустила косу. Волосы, словно теплая шаль, укрыли мои плечи и спину, но красивее, По-моему, я от этого не стала. Серенькая гуппи, которую на один миг позолотил солнечный лучик. Я подумала немного и сделала конский хвост. Он мягкой волной лег на плечо. Надо, наверное, привыкнуть к себе такой…
Я читала допоздна, прислушиваясь к шуму дождя, не постучит ли снова рука в мое окно. Наверное, Миша давно ушел домой. Я так и заснула, сидя в кресле, потом, проснувшись посреди ночи, перебралась на тахту и укрылась пледом — раздеваться и чистить зубы было лень. Так меня утром и нашла мама.
— Посмотрите-ка, спит одетая, не поужинала… И где Таня?
— Она уехала на дачу.
— Совсем нельзя без присмотра оставлять — ты же одичаешь! А еще девочка.
Хотя мама ворчала, у нее было такое счастливое лицо, что я поняла — вчера случилось что-то важное.
— Мама, как погуляли? — спросила я.
— Не уходи от темы, — мама попыталась быть строгой, но не выдержала и продемонстрировала мне руку с золотым обручальным кольцом.
— Только не говори, что ты вышла замуж, — недоверчиво сказала я.
— Ну что ты, это так быстро не делается, надо еще подать заявления, и потом, я бы обязательно посоветовалась с тобой. Дядя Сережа сделал мне предложение, а пока мы не женаты, велел носить это кольцо, чтобы никто больше не посмел ко мне подходить!
— Так это и был сюрприз? — улыбнулась я. Мне трудно было представить, что вместе с нами теперь будет жить дядя Сережа, но мама радовалась, как ребенок, и я старалась не думать об этом.
— Нет, он сказал, что сюрприз еще будет, — мама подошла к моему зеркалу и вдруг схватила себя за уши, — послушай, эти дешевые сережки не смотрятся с золотым кольцом.
— Ты не продала те серьги, что подарил тебе папа на мое рождение?
— Нет, конечно, я сейчас их надену.
Мама убежала в другую комнату, а я встала и тоже подошла к зеркалу. Волосы растрепались, я расчесала их и задумалась — заплести косу или сделать конский хвост? Неужели то, что произошло вчера, было на самом деле, и я поцеловалась с Мишей…
— Марина, я не могу найти серьги! — мама вернулась с мокрыми глазами. — Ты не брала?
— Нет, — растерялась я.
— У нас вчера был кто-то чужой?
— Он не мог, — сказала я и осеклась.
— Марина! Кто здесь был?
Я молчала. Миша не мог взять серьги. Или, пока я была без очков, или, когда отвернулась к аквариуму… Неужели он специально меня поцеловал, чтобы украсть серьги?
— Марина! Кто взял мои серьги, отвечай!
Мне вдруг стало трудно дышать. Я подошла к аквариуму и опустила туда пальцы…
— О, Господи, мама, какая ты растеряша.
— Что?! — мама по-настоящему рассердилась, но это было не так страшно, как мысль о том, что Миша мог оказаться вором.
— Ты где их искала? — спросила я, уже смеясь от облегчения.
— В комоде.
— А они лежат в серванте, в подсвечнике.
