— Собачья группа, — сказал Вовин папа. — А завтрак надо с собой давать?
Но Вова даже не улыбнулся. Он думал о том, какой всё-таки странный народ эти взрослые. Для них что Кап, что чемодан — всё одно: сдал на хранение, и ладно. А ещё охотиться собирался. На куропаток, на медведя… Зубодёр!
Тут дядя Семь поглядел на Вову, и тот даже покраснел: ему показалось, что он очень громко подумал последнее слово и дядя Семь услышал.
— Что, брат? Жалко расставаться? — сказал дядя Семь. — Ничего. Приходи почаще. Мы будем только рады. Верно, Каплин?.. Ну, скажи спасибо Вове и его родителям, конечно, и пошли домой.
Такси остановилось. Вова прижался щекой к Каплиному лбу — там, где белая звёздочка. Он бы, наверно, и поцеловал его, но не при папе, да и мама говорила, что от этого бывает какая-то страшная болезнь на букву «т».
Кап несколько раз оборачивался, словно спрашивал, что же Вова-то не идёт. Перед самым подъездом он остановился, внимательно посмотрел в сторону машины, потом тряхнул ушами, и последнее, что Вова увидел, перед тем как закрылась дверь, — это хвостик с завитком на конце.
После приезда из лагеря дел у Вовы, конечно, хватало: нужно было повидать многих ребят, рассказать о лагере и о Капе, сыграть на пустыре в футбол, сходить на пруд, в кино… Даже за хлебом пойти было некогда. Но, для того чтобы повидать Капа, время всегда находилось. Тем более, что в собачью группу Кап так и не ходил. Вернее, походил два дня и перестал, потому что там такое творилось! Фокстерьеры приняли его в штыки — лаяли не переставая и в драку лезли. Один из них даже голос сорвал. Неизвестно, чем Кап пришёлся им не ко двору. Ведь характером он очень уживчив: дружелюбный, ласковый, необидчивый. Это всё фокстерьеры — известные забияки! А может, и Кап что-нибудь им такое пролаял, очень обидное…
Но, как бы то ни было, Кап снова сидел бы часто один в маленькой комнате, если б не Вова. Вова же не давал ему скучать. Он приходил по нескольку раз в день, с ребятами и один, вынимал ключ из старого пальто, если Семёна не было, играл с Капом и потом забирал его к себе. А вечерами часто звонил дяде Семь и говорил, что Кап так крепко спит — просто жалко его будить. Пусть уж он у них переночует. И дядя Семь разрешал.
— Не пойму, — говорила Вовина мама, — у кого живёт собака? Когда ни приду, она всё здесь.
Вова даже не давал убрать Капину миску — так она и стояла в углу их комнаты.
Если он полдня не видел Капа, то обязательно узнавал по телефону, как тот себя чувствует, холодный ли нос и не ругались ли на него во дворе.
Когда начались занятия в школе, Вова стал заходить к Капу каждый день после уроков. Иногда он это делал и вместо уроков. Вместо пения, например.
Мама нередко теперь говорила папе, что ей не нравится, как ребёнок ест и учится, и вообще вся эта история. А папа говорил, что ему тоже, но нельзя ведь человеку запретить любить собаку: вспомни хотя бы «Муму»… На что мама отвечала, что тоже читала Тургенева, но от этого ей сейчас не легче.
Конечно, папа запрещал Вове так часто ходить к Семёну; говорил, что Вова надоел Семёрке, что у того нет ни минуты покоя — то Вова один заявляется, то с друзьями, то к телефону каждый час зовёт. А ведь Семёну и почитать надо, и вздремнуть иногда…
Мама тоже ругала Вову — и за то, что плохо ест, и за уроки, и что из дому пропадает. Даже не стала давать ему деньги на кино. Но ничего не помогало. И тогда мама решила прибегнуть к крайним мерам: запретить Вове приводить Капа и ходить к нему. А Семёна попросила не оставлять больше ключ в старом пальто на вешалке. Но Семён наотрез отказался прятать ключ. Во-первых, сказал он, это нечестно по отношению к Капу, а во-вторых, он совсем запутался и уже не знает, чья это собака.
Ответил на этот вопрос через несколько дней сам Кап.
Началось с того, что Вову позвали к телефону.
— Вова, — услышал он в трубку, — ты один?
— Здрасте, дядя Семь, — сказал Вова. — У меня Тоська. Что делает Кап?
— И больше никого? — спросил Семён.
— Папа в библиотеке. А как Кап?
— Понимаешь, — сказал Семён, — меня тут один спросил насчёт зубов, я ему всё объяснил, потом смотрю: его нет!
— Может, домой пошёл или в магазин? — предположил Вова.
— При чём тут магазин?! — закричал дядя Семь. — Я про Каплина говорю. Про Капа.
Теперь уже закричал и Вова:
— А где он?!
— Я весь двор обе́гал, — ответил Семён. — Говорят, видели на улице.
— Там ведь машины, — сказал Вова. — Или украдут… Украли, значит.
И он заплакал. Сейчас ему было всё равно, что рядом стоит Тоська и что соседка идёт по коридору со своей Кнопкой.
Вдруг Кнопка завизжала. Нет, она залаяла на дверь. А кто же тогда визжал? Визг повторился. Очень знакомый визг.
— Капочка! — крикнул Вова и бросился к двери, а телефонная трубка повисла на шнуре и закачалась как маятник.
И вот уже Кап в коридоре, он скачет на Вову, на Тоську, на соседку и как-то жалобно поскуливает. И вид у него очень виноватый.
— Что, испугался? — спрашивает Вова.
— Как же он только улицу переходил? — ахает соседка.
— На зелёный свет, — говорит Тоська. — Ясно как.
А трубка всё болтается вдоль стены, и в ней что-то шепчет и крякает.
— Алё! — закричал Вова и схватил трубку. — Это ещё вы, дядя Семь? Он здесь! Пришёл! Сам! Можно, он сегодня переночует?
Когда мама вернулась с работы, Вова сидел на корточках перед Капом и говорил ему:
— Ты больше не будешь убегать на улицу? Дай честное собачье.
Пёс таращил на него глаза, склонял голову то вправо, то влево и совал Вове лапу.
— Я же запретила приводить его сюда, — сказала мама, отбиваясь от Капа, который подскочил к ней, начал прыгать и всё норовил лизнуть в нос.
— Он сам пришёл, мама! Честное слово. Спроси у дяди Семь…
Кап у них пробыл до позднего вечера, и Вова опять поставил в угол комнаты его миску, которую мама уже убрала под кухонный стол. Потом родители велели Вове ложиться спать, а сами пошли к Семёну. И Капа забрали, несмотря на все протесты Вовы и даже слёзы.
— Нет и нет, — сказала мама. — И разговор окончен.
Папа ничего не сказал, но как-то странно посмотрел на Вову — как будто в чём-то виноват перед ним.
…Вове приснилось, что он едет на машине, за рулём сидит Ашотик, а дядя Тигран почему-то идёт рядом и у него совсем нет усов. И машину страшно трясёт, так трясёт, что прямо невозможно… Вова открыл глаза и увидел маму.
— Что, уже в школу? — спросил он.
— Нет, — сказала мама. — Сейчас ночь. Ты совсем проснулся?
И тут открылась дверь, и через неё проскочило какое-то тёмное ушастое существо. Оно бросилось сначала под Вовину кровать — и вот уже суёт ему прямо в лицо тапочку! А потом выпустило тапочку и тёплым языком облизало Вову. И мама не мешала и ничего не говорила про болезнь на букву «т».
— Капочка, — сказал Вова и увидел, что рядом с мамой стоят дядя Семь и папа.
— Вот так, — сказал дядя Семь, совсем как автоинспектор. — Принимай свою собаку.
«Может, это сон?» — подумал Вова. И нарочно потянулся и сел на кровати. Мама улыбалась и кивала головой. И вообще все улыбались. И Кап тоже — хвостом.
— До свиданья, Каплин, — сказал дядя Семь.
— Кап, иди сюда! — сказал Вова.
