Сара схватила ее холодной, посиневшей рукой.
— Ой, — задохнулась она, — так и вышло! Так и есть!
И тут, верьте не верьте, она увидела не просто лавку, а булочную. Румяная, толстая, миловидная женщина ставила на окно поднос с горячими пышками, прямо из печи — крупными, круглыми, да еще с изюмом.
Сара чуть в обморок не упала — и от удивления, и от дивного зрелища, и от заманчивого, теплого запаха, просочившегося сквозь витрину.
Она знала, что имеет право тратить свою монетку. Та пролежала долго в грязи, и владелец ее давно исчез в потоке прохожих.
«Нет, лучше я подойду, спрошу, не потеряла ли чего хозяйка», — едва не падая, подумала она, и поднялась на крыльцо, оставляя мокрые следы. И тут увидела то, из-за чего остановилась.
У лавки сидела девочка еще жальче, чем она — какой-то комок лохмотьев, из-под которых торчали босые, красные ноги. Лохмотья никак не могли их закрыть, а сверху, из-под шапки грязных волос, виднелось грязное личико с большими голодными глазами.
Сара сразу поняла, что они — голодные, и сердце у нее сжалось.
«Вот, — сказала она, вздохнув, — одна из моих подданных. Она еще голоднее меня».
Представительница народа, глядя на нее, немного посторонилась, чтобы ее пропустить. Она привыкла всем уступать. Она знала, что если ее увидит полицейский, он ее прогонит.
Сжимая монетку, Сара постояла в раздумье, потом сказала ей:
— Ты голодная?
— А то нет! — хрипло ответа девочка. — А то нет!
— Ты сегодня обедала? — спросила Сара.
— Ну, прямо! — сказала та еще глуше. — И не завтракала, и не ужинала. Ничего я не ела.
— С каких пор? — спросила Сара.
— Кто его знает! Не ем и не ем.
Сара взглянула на нее, и ей стало еще хуже. Но странные мысли не утихали, и она говорила себе самой, еле держась от голода:
«Когда принцессы в изгнании… и очень бедны… и у них ничего нет… они все равно делятся с народом, если кому-то хуже, чем им. Да, делятся. Пышка стоит пенни. Если бы у меня был шестипенсовик, я бы купила шесть штук. На двоих мало, но все лучше, чем ничего».
— Подожди-ка, — сказала она нищей девочке и вошла в булочную. Там было тепло и пахло прекрасно. Хозяйка собиралась поставить на окно еще одно блюдо с пышками.
— Простите, — сказала Сара, — вы не потеряли монетку… серебряную, четыре пенса?.. — и положила деньги на прилавок.
Женщина взглянула на них, потом — на изможденное серьезное личико и изношенную одежду.
— Нет, — ответила она. — Ты ее нашла?
— Да, — сказала Сара. — В канаве.
— Вот и держи, — сказала женщина. — Она тут, наверное, неделю лежит. Теперь не узнаешь, кто ее потерял.
— Да, конечно, — сказала Сара. — Просто я решила вас спросить.
— Мало кто спросил бы, — растерянно, озадаченно и ласково сказала женщина. — А ты не хочешь чего-нибудь купить? — прибавила она, заметив, как Сара смотрит на пышки.
— Если можно, четыре пышки, — сказала Сара. — Они ведь стоят пенни.
Женщина подошла к окну и положила в бумажный пакет не четыре, а шесть пышек.
— Нет, четыре, пожалуйста, — сказала Сара. — У меня только четыре пенса.
— Это я для веса, — добродушно сказала женщина. — Скушаешь после. Ты ведь хочешь кушать?
У Сары потемнело в глазах.
— Хочу, — сказала она. — Очень хочу, спасибо вам большое. А потом… — она думала прибавить: «там сидит совсем голодная девочка», но в булочную вошли сразу два или три покупателя, все они спешили, и, снова сказав «спасибо», она вышла.
Нищая девочка все еще сидела в углу ступеньки, испуганная, оборванная, мокрая. Она затравлено и тупо глядела прямо перед собой, но Сара вдруг увидела, что она провела загрубелой рукой по глазам, смахивая слезы, которые, по-видимому, сами собой сочились из-под век, и что-то бормоча.
Сара открыла пакет, вынула пышку, от которой сразу стало теплее замерзшей руке, и сказала:
— Она горячая и вкусная. Ты ее съешь, все ж будет полегче.
Девочка глядела на нее, словно неожиданное счастье ее испугало. Потом схватила пышку и жадно, как волк, впилась в нее зубами.
— Ой ты, Господи! — хрипло, но радостно причитала она. — Ой ты, Боженьки!
Сара взяла из пакета еще три пышки и положила ей на колени.
«Она голоднее меня, — думала Сара. — Она умирает с голоду», — рука ее дрогнула, когда она клала четвертую пышку. — «А я не умираю», — и она положила пятую.
Когда она уходила, нищая лондонская дикарка все еще рвала зубами пышки. Она даже «спасибо» сказать не могла бы, если бы и умела. Да что там, она была как маленький звереныш.
— До свидания, — сказала Сара.
Перейдя улицу, она оглянулась. Держа по пышке в каждой руке, девочка тоже на нее посмотрела. Сара кивнула ей, и, не сразу, девочка дернула головой, а потом не ела, пока благодетельница не скрылась из виду.
Именно в этот миг булочница выглянула из окошка и тут же воскликнула:
— Ой, что ж это! Да она отдала все свои пышки! А ведь какая была голодная! Хотела б я узнать, зачем она это сделала.
Постояв и подумав, она уступила любопытству, подошла к двери и спросила нищую:
— Кто тебе пышки дал?
Девочка качнула головой вслед удаляющейся Саре.
— Что же она сказала? — спросила булочница.
— Обедала я или нет, — ответила нищая.
— А ты что?
— А я сказала «нет».
— Значит, она купила пышки и дала их тебе?
Нищая кивнула.
— Сколько?
— Пять штук.
— Себе оставила одну… — тихо сказала булочница. — А ведь могла съесть все, я по глазам видела.
Она взглянула вслед едва заметной фигурке и заволновалась так, как давно не волновалась.
— Ох, если б она не ушла! — сказала она. — Надо б ей дать дюжину. — И обернулась к нищей.
— Ты еще хочешь есть? — спросила она.
— Я всегда хочу, — ответила та, — но сейчас поменьше.
— Иди-ка сюда, — и булочница открыла перед ней дверь.
Девочка встала и юркнула туда. Она поверить не могла, что ее приглашают в теплое место, где много хлеба. Что будет, она не знала — но ей было все равно.
— Обогрейся, — сказала хозяйка, открывая дверь в заднюю комнату. — И помни: захочешь есть — приходи, я накормлю. Разрази меня гром, а накормлю, ради нее!
Сара кое-как утешилась последней булочкой. Что ни говори, она была горячая, да и вообще, одна — лучше чем ничего. На ходу она отламывала кусочки и медленно ела, чтобы хватило надольше.
«Представим, — думала она, — что это волшебная пышка. Один кусочек — как целый обед. Тогда бы я просто объелась».
Уже стемнело, когда она дошла до площади, где стояла образцовая школа. Всюду горел свет. В комнате, где она часто видела Большое Семейство, еще не закрыли гардин. Часто в это время мистер Монморанси сидел там в большом кресле, а дети смеялись, играли, кружили рядом, опираясь кто на ручку кресла, кто — на колени отца. Сегодня дети тоже окружили его, но в кресле он не сидел. По-видимому, он собирался в дорогу. Перед домом ждала карета, к крыше ее был привязан большой чемодан. Дети буквально висли на отце. Хорошенькая румяная мать стояла рядом с ним и о чем-то спрашивала. Сара долго смотрела, как он берет на руки младших и наклоняется к старшим.
«Интересно, — думала она, — надолго ли он уезжает? Чемодан большой. Как же они будут скучать без такого папы! Да я сама буду скучать, хотя он обо мне и не знает».
Дверь отворилась, Сара побыстрей отошла — она не забыла про шестипенсовик — но все же увидела, как мистер Монморанси стоит на фоне света, еще прощаясь с семьей.
— А в Москве очень много снега и льда? — спросила одна из девочек.
— Ты будешь ездить на дрожках? — вторила другая. — И царя увидишь?
— Я вам все напишу, — смеясь отвечал он. — И пошлю картинку, где нарисованы мужики. А теперь — бегите, очень сыро. Я бы рад остаться с вами, чем ехать в Москву. До свидания, мои дорогие! Благослови вас Бог, — и, сбежав со ступенек, он сел в карету.
— Если ты найдешь ту девочку, передай от нас привет, — крикнул Гай Кларенс, прыгая на резиновом коврике.
Потом все ушли и закрыли дверь.
— Видела? — спросила Дженет Нору. — Ненищая проходила мимо, мокрая такая, замерзшая… Она смотрела на нас. Мама говорит, у нее такие платья, словно их подарила богатая девочка, когда из них выросла. Эти, из школы, вечно ее гоняют в самую жуткую погоду.
Сара перешла площадь и, едва волоча ноги, приблизилась к школе мисс Минчин.
«Интересно, — думала она, — какую девочку он ищет…»
И она спустилась вниз, с трудом неся корзину, тогда как отец Большого Семейства быстро ехал на вокзал, чтобы направиться в Россию и там, изо всех сил, искать пропавшую дочь капитана Кру.
Глава XIV. ЧТО ВИДЕЛ И СЛЫШАЛ МЕЛЬХИСЕДЕК
В тот же день, поближе к вечеру, когда Сара ходила за покупками, на чердаке творились странные вещи. Видел их и слышал один Мельхиседек, но так растерялся и встревожился, что юркнул в норку и, ведь дрожа, украдкой выглядывал оттуда, осторожно наблюдая за событиями.
