Когда спросили самого Добычина, он ответил:
— Я же увлекаюсь режиссурой.
На письменном столике, рябом от чернильных пятен, были разбросаны исписанные тетрадные листки. Профессор взял один из них и гордо сказал:
— Вот он, сценарий! Антирелигиозный. Понимаешь, Рома, на вашу девчонку надо влиять с помощью искусства.
Ромка не имел ничего против искусства. Автор, между тем, наморщил лоб и озабоченно спросил:
— Ты сможешь исполнить роль Иисуса Христа?
Ромка смутился:
— Какой из меня Иисус.
Автор не сдавался:
— Хорошо, Иисуса не сможешь — роль бога-отца бери. Будешь сидеть на облаке — и в дураках оставаться.
— Ну да, как же я на облако сяду? — усмехнулся Ромка. — Выдумываешь тоже. И чтобы в дураках. Он же бог. Самый главный.
Профессор присвистнул. Взял в руки толстую книгу с обтянутыми кожей корками и стукнул ею по столу.
— Вот она, Библия. У бабки вашего Васьки Фонарикова выпросил. Ты говоришь, бог — самый главный. Правильно. Так в библии пишут, что бог заранее все знает. Знать-то знает, да сам себя в дураках оставляет. В жертву за людские грехи бог приносит собственного сына Иисуса. А ведь выше бога никого нет. Так кому он приносит жертву? Самому себе?
— И вправду дуралей, — усмехнулся Ромка.
— А я о чем говорю?.. Ну, соглашайся на роль бога. А облако соорудим, у меня есть стекловата. Правда, на ней опасно сидеть…
— Ну нет, бога я играть не стану, — наотрез отказался Ромка.
— «Не стану», — передразнил Профессор. — На отрицательную роль актера днем с огнем не найдешь, а как напишешь положительную — сами упрашивают…
Профессор Добычин помолчал.
— Консультанта бы мне, — мечтательно сказал он.
— Какого консультанта?..
— По вопросам религии. Слабовато у меня со знаниями разных религиозных догм.
— Ну, знаешь ли… Может, к баптистскому главному вожаку обратишься?
— Не смейся, Ромка. Сценарий все равно допишу. А об остальном, чур, твоя забота.
Глава тринадцатая. Ежик завербован в киногруппу
Почти в каждом доме говорили, что завтра забойщики на неделю раньше срока выполнят месячное задание. Этим самым будет установлен новый рекорд шахты.
По местному радиоузлу подробно рассказывали о каждом забойщике, передавали для них и их семей хорошие песни.
Копытов заходил в партийный комитет и знал, что на шахте готовили торжественную встречу победителям.
В поселке ждали праздника. И он, этот праздник, касался почти каждой семьи, потому что судьба большинства жителей была связана с шахтой, от ее работы зависели и достаток, и радости.
Участковый инспектор уже знал о судьбе Аленки, попавшей под влияние религиозной тетки. Узнал он и то, что забойщик Алексей Чернов приходится девочке двоюродным братом. И старшина подумал, что надо было бы Чернову поэнергичнее взяться, так сказать, за атеистическую работу.
Потом ему пришла в голову мысль, что неплохо бы девчушке побыть на торжественной встрече горняков. Пусть увидит и поймет, что такое рабочий человек, как чествуют ее брата Алексея и его товарищей. Да и для всех шахтерских детей этот торжественный митинг будет лучшим классным часом. Он сохранится в памяти на всю жизнь. Еще бы — их дедов, отцов, братьев встречают под звуки оркестра!
Старшина достал из стола зеркальце, взглянул в него, разгладил усики. Вид у него будто бы нормальный. Рука поджила. Копытов поймал себя на мысли, что его тянет в школу, что ему очень хочется повидать Ирину Владимировну. Допустим, хочется, признался самому себе участковый и тут же слукавил: но если бы даже и не хотелось, даже если бы знал, что Ирина Владимировна не желает его видеть, все равно он обязан был бы пойти к ней, поговорить о судьбе Аленки… Но другой голос пристыдил Копытова: не обманывай себя, Егор; ты, понятно, пошел бы, но ведь сейчас-то ты не пойдешь, а полетишь.
Копытов направился в школу.
Павлик Звягинцев в последние дни стал замечать, что многие ребята из его класса частенько заглядывают в пятый «Б». Непонятно ведет себя Профессор. Когда Павлик спросил его, чем он занят, Славка Добычин пошутил:
— Пишу киносценарий.
Звягинцев решил после уроков провести короткий сбор отряда, на котором поговорить о соревновании с «бешниками» и договориться о сборе макулатуры, рассказать ребятам о своем плане взять лошадь у отца Витамина и проехать на ней по окраинам поселка.
— Надоело собирать бумагу, — сказал Ежик. Но Звягинцев посмотрел на него так, что Орлов притих, вспомнив о своих двойках.
С Ежиком у Паши Наоборот был особый разговор. Он решил над Орловым взять шефство. И строго предупредил, чтобы Ежик не отходил от него ни на шаг.
— Знаю, что тебя отвиливать от учебы не надо учить, — сказал Павлик. — Поэтому весь май, пока не решится с поездкой в Шушенское, от себя не отпущу.
Ежику такое шефство было хуже горькой редьки, но пришлось смолчать.
После звонка Павлик вышел к учительскому столу и разложил перед собой тетрадные листочки.
— Мы собрались сегодня, — начал Павлик, — чтобы еще раз посмотреть на результаты нашего соревнования.
Он случайно взглянул в окно и, прикусив губу, ошарашенно посмотрел на класс.
— Еж, — прошептал он. — Идет милиция…
По скверику шагал Копытов.
Как только милиционер скрылся из вида, Звягинцев рванулся к окну, распахнул его, запрыгнул на подоконник и полетел вниз. Затрещали кусты.
— Подожди! Я с тобой! — крикнул ему вдогонку Ежик и последовал за председателем совета отряда.
Сбор продолжать было некому. Ребята недоуменно смотрели друг на друга. Никто из них не подозревал, что у Звягинцева есть основание бояться милиции. Что, интересно, он натворил? Орлов, понятно, прыгнул из озорства.
Пятый «А», взбудораженный бегством мальчишек, с шумом вывалил в коридор. У раздевалки стоял старшина. Он, как со старым знакомым, поздоровался с Самсоновым, кивнул Профессору.
— А где же Звягинцев? — сказал старшина.
— Удрал Звягинцев, — развел руками Самсонов. — Как увидел вас, так и сиганул в окно.
— Ты бы поговорил с ним, Виктор. Зря он удирает, — сказал старшина.
— Поговорю, — пообещал Самсонов.
Профессор Кислых Щей связал ремнем портфели Звягинцева и Орлова, перекинул их через плечо.
— И учебники забыли, — возмущался он. — Теперь тащи такую тяжесть.
Васька Фонариков видел, как выпрыгнул из окна Звягинцев, и удивился: образцовый председатель совета отряда — и вдруг такое. А когда следом полетел в кусты Ежик, Васька крикнул:
— Догоняй их!
Звягинцев испуганно оглянулся и, пригнувшись, метнулся в заросли сирени. Ежик, не разбирая дороги, ринулся за ним.
Васька усмехнулся и зашагал домой. Там его ждали козы, и поэтому Фонариков не особенно спешил. Он зашел в магазин и долго толкался около витрины с рыболовными принадлежностями. Особенно долго смотрел на спиннинговое удилище, сделанное из склеенных пластин бамбука. Удилище гнулось и ласкало руки. Купить спиннинг Васька мечтал давно. Но бабка, узнав цену, схватилась за голову и запричитала:
— Разорить меня хочешь…
Васька отступился, но часто заходил в «Спорттовары», перебирал блесны, лески и тройники.
Выйдя из магазина, Фонариков увидел Профессора. Тот нес сразу три портфеля. Васька присвистнул и сказал:
— Откуда у тебя столько добра?
Славка положил сумки на дорогу и рассказал о случившемся.
— Видел я, как ваш председатель улепетывал, — сказал Фонариков.
Профессор снова закинул связку сумок на плечо и, отойдя немного, повернулся.
— Васька, — сказал он, — Библию я скоро верну бабке. И еще: если можешь, скажи вашему Ромке — пусть он сегодня придет ко мне.
— Ладно, — согласился Васька. — Ты там что-то пишешь, говорят? Пиши, пиши…
— За тем и Ромку зову, — откликнулся Профессор Кислых Щей.
Ромка пришел к Профессору, когда тот расхаживал по комнате и разыгрывал сценарий в лицах. Получалось интересно. Славка был доволен. Но автора беспокоило несколько проблем, о которых он не подумал заранее. Во-первых, кроме богов — сына и отца, — нужно подобрать двенадцать апостолов. Сделать это было нелегко. Роль сатаны-искусителя он решил отдать Самсонову, надеясь, что тот не откажется сняться в кино. И еще он стал сомневаться в том, что Ежик согласится быть оператором фильма.
— Вот теперь и давай думать, как выйти из положения, — сказал Профессор.
Ромка предложил было сходить в Дом пионеров и обратиться с просьбой к кинолюбителям, но, взвесив все «за» и «против», друзья все-таки сначала решили обязательно поговорить с Орловым.
— Я разыщу его. Буду бить на сознательность, — сказал Ромка.
— О сумке намекни. Что она не в милиции, а у меня, — крикнул вдогонку Профессор.
