И утром опять Ардальона нет. Дедушка в город уехал первым рейсом. Он будто хочет в кино там сходить, а то на даче засохнешь без всякой культурной жизни.
— Знаем мы это кино, — сказала бабушка.
Но дедушку отпустила. Может, в городе телеграмма, пускай прокатится. А мы без него побездельничаем.
Огурцы не будем солить, надоело уже их солить. Всё равно больше крышек нет. Пускай дедушка крышки привезти не забудет, это ему задание. Курицу ещё можно прихватить из магазина. А больше не надо ничего. У нас без дедушки будет, по крайней мере, тихо. Никто молотком не будет стучать. Стучит, стучит. С шести утра он стучит. Как будто эту дачу тихонько нельзя достроить, чтоб никому не мешать…
Мы дедушку до автобуса проводили и уже вернулись.
— Весь день наш, — говорит бабушка. — Обед не будем варить. Пойдём к Алёне обедать, давно званы. И вообще сегодня делаем только то, к чему наша душа лежит.
Вот как она придумала!
Бабушкина душа, например, лежит — для начала пол протереть на даче. Вместо зарядки. Этим полом давно не мешает заняться, поскрести на досуге. Моя душа тоже к полу лежит. Чтоб его помыть всласть. Окатить хорошенько тёплой водой. И чтобы тряпка тоже большая была, как у бабушки.
Мы даже поторговались, кому где мыть. Бабушка мне террасу уступила, потом ещё крыльцо. Терраса у нас большая. Это лучше, чем комната. И вещей тут меньше. Я сама всё сдвинуть могу…
Пол теперь блестит и так пахнет — чистым! Вода по нему немножко катается. Ну, это ничего. Вода тоже чистая. Она сама высохнет.
— Я бы окна ещё помыла, — говорю я.
— Тоже неплохо! — смеётся бабушка.
Но она боится, что мы свой чистый пол опять перепачкаем, если сразу, пока пол не высох, займёмся ещё и окнами. Лучше мы ими потом специально займёмся. День же длинный!
Пол мне жалко. Я им теперь любуюсь. Придётся ради такого пола надеть теперь чистые носки, чтоб ходить по нему.
— Белые надевай! — смеётся бабушка. — А то не дай бог полиняют! Всё нам тут перемажут.
Ну, она, как всегда, права. Я белые надела. Хожу.
Вдруг к нам Никитина бабушка, Вера Семёновна, пришла. Прямо в босоножках идёт по комнате и на диван садится. Я говорю:
— Босоножки пыльные!
Вера Семёновна удивилась:
— Да нет вроде. Я же прямо из дому. — Но всё же ноги потёрла об тряпку. Потом бабушке говорит: — В принципе она, конечно, права. А вот уже считает, что может делать замечания взрослым…
Обиделась.
— Это от усердия, — объясняет моя бабушка.
— Я понимаю, — кивает Вера Семёновна. — Но всё-таки насколько они были лучше, когда были маленькими! А сейчас ты им слово, а они тебе — двадцать пять…
— Бывает, — смеётся бабушка. — Но я пока не жалуюсь.
Значит, бабушка умеет меня воспитывать. Интересно, как же она воспитывает, в чём тут секрет?
— А никак, — говорит бабушка. — Растёт, как трава. У меня и дети так выросли. Некогда их было воспитывать.
— Трава бывает бурьян… — говорит Вера Семёновна.
— Тоже нужная вещь! — смеётся моя бабушка.
— Бурьян коровы едят, — говорю я.
— Вот, она уже разговаривает, — вздыхает Вера Семёновна.
— А она с десяти месяцев разговаривает! Я уж и не надеюсь, что когда-нибудь перестанет.
Но Вере Семёновне не до смеха. У неё Никита дерзит. Будто в это лето его подменили! Стал требовать то одно, то другое. Никаких хомячков он теперь не хочет, а родители бы согласны. И Вера Семёновна не возражает. Но Никита требует назад кота Ардальона — вот он чего хочет. И честно говоря, Вера Семёновна к нам как раз по этому поводу и зашла.
У неё к нам такой разговор. Не могли бы мы этого кота обратно отдать? Никита никак не может его, оказывается, забыть. Ночью плачет. На свою бабушку уже топает ногами. А у Веры Семёновны годы не те, чтоб на неё топать…
— Гм… — говорит моя бабушка. — Ардальон не игрушка…
Вера Семёновна понимает, что он не игрушка. Ей самой этот разговор не очень приятен. Но в конце концов, кот всё же не человек! Ему безразлично, где жить. Лишь бы кормили! А уж Нечаевы будут Ардальона кормить. И в город, конечно, возьмут. Что поделаешь! Раз их Никита так к этому коту привязался, надо считаться. А я зимой всё равно живу в Ленинграде и Ардальона не вижу. Поэтому для меня будет довольно безболезненно, так Вера Семёновна полагает. И вообще я девочка уравновешенная, не то что Никита…
— Интересный какой разговор, — говорит моя бабушка.
И на меня взглянула.
А я молчу. Язык во рту у меня шуршит и за зубы цепляется, а сказать ничего не могу. Ну ни слова! Прямо онемела.
— Приходится вести такой разговор, — вздохнула Вера Семёновна. — Мне лично этот кот даром не нужен, а приходится…
Тут бабушка опять на меня взглянула. Вдруг как подмигнёт! Потом обернулась к Вере Семёновне и говорит:
— Да никогда в жизни!
— Что? — не поняла Вера Семёновна.
— Да никогда в жизни мы его не вернём, — объяснила моя бабушка. — Тут и разговаривать нечего.
— Но почему же? — удивилась Вера Семёновна. — Ведь в конце концов…
Я вдруг глотнула слюну, и у меня сразу мягко во рту. Уже могу говорить.
— Нет — и всё, — говорю я. — Бабушка же сказала!
— А ты, кажется, уже дерзишь, — говорит Вера Семёновна. И встала.
— Да нет, вроде она не дерзит, — сказала бабушка.
И Веру Семёновну провожает до двери. А Никитина бабушка головой качает. Обиделась.
— Ну что ж, — говорит. — Простите.
— Пожалуйста, — смеётся моя бабушка. — Заходите ещё! Кстати, вы сегодня-вчера нашего кота не видали? Что-то он у нас загулял! Вторую ночь не ночует…
— Так он, выходит, пропал? — говорит Вера Семёновна. — Что же вы сразу не сказали? Я так Никите и сообщу.
Обрадовалась, что Ардальон пропал.
— Он найдётся, — говорю я.
А бабушка мне снова подмигивает.
— Так Никите и сообщите, — говорит. — А он тем временем, конечно, вернётся. Наш кот! Он дом любит!
И Вера Семёновна к себе на дачу ушла. Довольная. Быстро идёт. И уже на ходу что-то кричит своему Никите.
— Ты чего мне подмигивала? — говорю я бабушке.
Она удивилась:
— Я? Чего это ты на свою бабушку выдумала? Как это я подмигивала?
— Вот так, — смеюсь я. И подмигиваю.
— Так? — удивляется бабушка. — Я так не умею!
И глаза таращит. Потом один вообще закрыла. Потом как заморгает сразу двумя глазами.
— Или так? — говорит.
— Нет, не так! — кричу я. Показываю: — Вот так!
Бабушка не понимает. Опять ей показывать надо! Прямо с этой бабушкой горе. Непонятливая такая! Я изо всех сил моргаю. Она всё не понимает.
— А ну ещё раз!
Я уже не могу:
— Нет, теперь ты!
Теперь бабушка моргает. У неё уже получается…
Час, наверное, моргаем.
— Мы так с тобой весь день проморгаем! — смеётся бабушка. — А у меня ещё душа лежит выкупаться. Сходить на пляж.
— У меня тоже лежит! — кричу я.
Только я боюсь, что Ардальон без нас на дачу вернётся. Как он в дом войдёт? Ведь надо дачу закрыть.
— А мы веранду оставим, — придумала бабушка. — Чего её закрывать?
Если кто-нибудь вдруг решит наше барахло с веранды стащить, мы только рады будем. Уборки меньше! А Ардальону в миску нальём молока и на виду поставим…
— Кстати, перед пляжем пройдёмся по дачам, — говорит бабушка. — Поспрашиваем. Может, кто Ардальона видел, мало ли что…
Но его никто, к сожалению, не видел. Раньше всё на глазах вертелся. Только это раньше. Не сегодня. И уж, конечно, не вчера. Продавщица из магазина чёрного котёнка видела. Это не наш? Такой худущий, весь светится. И голос тонкий. Нет, это не Ардальон! Наш Ардальон сибирский, во все стороны шерсть. Толстый!
— Щёки видать со спины, — объясняет бабушка.
Нет, продавщица такого кота не видела. С такими щеками.
— Ладно, — решила бабушка. — Выкупаемся — будем дальше искать.
Пока солнце греет, надо купаться, ловить момент! У нас всё же не юг, чтобы пренебрегать таким солнцем. Исключительный день! И весь — наш. Даже обед не надо варить. Чужой съедим, у своих друзей. Пусть наши друзья трясутся: мы с бабушкой всё съедим. До капли.
— Хлеб тоже съедим, — говорю я.
— А как же! — говорит бабушка. — Мы им покажем! Будут знать в другой раз, как приглашать в гости!
Наше дело сейчас — нагулять себе аппетит.
На пляже мы нагуляем. Тут из песка просто горы. Гряды такие! Можно босиком по ним бегать. Эти песчаные горы сыплются. Сверху из них кусты торчат: ива. Голые люди — ну, в купальниках, конечно, — на песке разлеглись и газетой лицо закрывают. От такого солнца! Некоторые платком закрывают. Или панамкой. Знакомых почти не видно. Всё приезжие. У них лимонад в тенёчке стоит. Они бутерброды жуют. Смеются между собой. Хоть сегодня рабочий день, но они всё-таки из города выбрались. Взяли на работе отгул. Чтобы позагорать. И им повезло — такой день!
