– Он так рано не просыпался, – уточнила Настя.
– Ну вот, – согласился Никита. – Значит, уехал на пятичасовой. А в это время уже темнеет. То есть, по всему, он должен фотки делать сегодня днём.
Мы посмотрели друг на друга и подумали об одном.
О том, что вчера рассказала Настя, когда мы с Никитой пришли к ней. Сначала она объяснила, что Игла – это узкая, уходящая метров на триста за линию берега, каменная дорога. То ли недостроенная старая дамба, то ли прибрежный волнорез. Летом с неё ловят рыбу или просто бродят по плоским нагретым камням, заглядывая в глубокие трещины и гадая, кто и зачем сложил эти камни в неизвестные времена. А зимой… Про зиму Настя не знала, потому что сама бывала в Оселье только летом. Но зато она знала, что есть лишь одно место, из которого можно сфотографировать Иглу с высоты. Старая деревянная вышка на лысой вершине лесного холма в километре от Оселья.
Электричка пришла строго по расписанию. Мы вывалились на пустой перрон и гуськом потянулись к автобусной остановке. На скамейке сидел мужик в полушубке и жадно затягивался вонючей папиросой.
– Здрасьте, – пробормотала Настя.
– Здорово! – хмуро ответил мужик и поёжился. – На автобус?
– Ага, – кивнула она.
– Сломался автобус. Раньше послезавтра не починят, – сказал мужик и длинно сплюнул на снег.
– А чего же вы ждёте? – удивилась Настя.
– Я? – хмыкнул хозяин полушубка. – Вон, видишь, магазин? Через сорок минут откроется. Вот и жду.
– Понятно, – кивнула Настя. – Спасибо, что сказали про автобус.
– Спасибо не булькает, – нервно хохотнул мужик и отвернулся, потеряв к нам всякий интерес.
Никита помог нам нацепить лыжи и напомнил:
– Два шага – вдох, три шага – выдох. Поняли?
Мы с Настей кивнули, как китайские болванчики.
– Тогда вперёд!
И заскользил вдоль обочины первым, прокладывая лыжню. Настя бодро побежала за ним, а я отстала сразу. Во-первых, лыжи почему-то так и норовили развернуться носами внутрь. Во-вторых, палки то впивались в снег слишком глубоко, то едва чиркали по нему.
Через десять минут мне показалось, что я не еду на лыжах, а тащу их на себе, словно гири, привязанные к ногам. Мне захотелось бросить их прямо здесь и просто побежать по снегу. Настина спина мелькала далеко впереди. Если бы не фонари, я бы, наверное, давно потеряла её из виду.
Минут через пять резко закололо в боку и стало трудно дышать. Я вспомнила, что Никита что-то говорил про вдох и выдох, но тогда я посчитала это полной ерундой, а теперь его советы напрочь вылетели из головы.
Ещё через минуту я поняла, что или остановлюсь, или умру. И остановилась, глотая ртом влажный холодный воздух.
Я подумала, что сейчас ребята уедут совсем далеко, а я останусь одна у шоссе, в зимнем пустом посёлке. Наверное, мне надо было испугаться, но сил не осталось даже на это. Я несколько раз глубоко вдохнула и подняла голову. Никита и Настя стояли у поворота и яростно махали мне руками.
Сцепив зубы, я поехала к ним.
– Что случилось? – закричал Никита.
– Не могу, – закричала в ответ я. – Выезжайте, а я догоню. Потом. Когда получится.
Никита покачал головой.
Я подъехала к ним вплотную и остановилась.
– Ты что, на лыжах никогда не ходила? – спросил Никита.
– Ходила, – тяжело выдохнула я. – На физкультуре.
– Она всегда последняя, когда кросс, – вмешалась Настя.
– А почему сразу не сказала? – напирал Никита.
– Я думала, что смогу.
– Ладно, – вздохнул Никита. – Настя, пойдёшь первой. Ты – за ней.
– А ты?
– А я – за тобой, чтобы не потерялась.
– Но я не могу! – взвыла я.
– А ты потихоньку, – успокоил Никита. – Топ-топ, вжик-вжик.
– Так мы не успеем! Уже почти рассвело!
Никита странно посмотрел на меня и пожал плечами.
– Значит, не успеем. Но я тебя одну тут не брошу.
Когда мы подъехали к Настиной даче, света в окнах не было, а от ворот уходила свежая лыжня.
– Опоздали, – прошептала Настя.
Я вытерла мокрый лоб и разревелась.
– Это всё из-за меня! – повторяла я, захлебываясь в слезах и словах. – Если бы не наврала про Польку, Андрей бы не поссорился с Таней. Если бы сейчас ехала, как человек, он бы не успел уйти!
– Лен, не надо! – попросила Настя жалобно.
Никита сощурился и зачем-то посмотрел на часы.
– Мы ещё можем попробовать его догнать, – заявил он, дождавшись, когда я замолчу. – Рассвело десять минут назад. Поехали? Два шага – вдох, три шага – выдох.
Странное дело, но слёзы будто придали мне сил. Я катилась за Настей, старательно считая шаги и следя за дыханием, как посоветовал Никита. Через некоторое время я поняла, что воздух свободно проходит в лёгкие, а не застревает колом где-то в горле, как раньше. Неужели всё так просто? Едешь, считаешь и дышишь легко и размеренно?
Улица закончилась, и почти сразу мы попали в редкий лес. Здесь снег был гораздо глубже и идти стало труднее.
– Ничего, – утешила Настя. – Уже близко.
Она первой скользила по широкой лесной дороге. С обеих сторон из неровных сугробов высовывались тонкие стволы деревьев и голые макушки камней. А потом деревья исчезли, и мы увидели пологий склон высокого холма.
– Здесь? – спросил Никита.
Настя кивнула.
– Отсюда не видно. С той стороны обрыв. А на краю вышка.
– Дальше я пойду один, – заявил Никита. – Стойте здесь.
– Почему? – в один голос возмутились мы.
– Одному быстрее, – объяснил Никита и ловко начал подниматься по склону.
А я подумала, что до сегодняшнего дня была слепой и глухой, если не видела, какой человек находится рядом.
* * *
– Так и будем ждать? – спросила я, когда он скрылся за вершиной холма. – Или полезем?
– Полезем, – тряхнула помпоном на шапке Настя. – Видела, как Никита это делал? Лесенкой! Сумеешь?
– Сумею, – уверенно ответила я.
И мы полезли наверх.
Один раз я упала, два – съехала до самого низа, но всё-таки мы забрались на холм.
Первое, что меня поразило, был ветер. В лесу царило полное безветрие, а здесь дуло так сильно, что сразу же обожгло щёки и заслезились глаза. Но это оказалось пустяком по сравнению с тем, что мы увидели через минуту.
Впереди, за обрывистым склоном холма, простиралось огромное, где молочно-белое, где синеватое, где серебристо-туманное бескрайнее пространство замёрзшей Ладоги. У занесённого снегом берега тёмной полосой сквозь мглу проступала каменная дорога в озеро, с высоты и в самом деле похожая на тонкую острую иглу. А на деревянной вышке, пытавшейся пронзить низкое зимнее небо, стояла крохотная человеческая фигурка и рассыпала искры.
На мгновенье я онемела, а потом поняла, что это вовсе не искры, а сменяющие одна другую вспышки фотоаппарата.
Настя хотела что-то сказать, но в этот момент из-за большого камня выглянул Никита. Он сделал страшные глаза и прижал палец к губам. А потом поманил нас к себе.
Мы переглянулись и подъехали.
– Тихо, – прошептал Никита. – Если будете кричать, Андрей может испугаться. Сидите здесь. Как мыши.
– А ты? – тоже шёпотом поинтересовалась я.
– Я уже сижу, – ответил Никита.
Я снова посмотрела на вышку и вздрогнула. Наверху Андрея не было. Он медленно спускался по чёрным перекладинам.
Мы, не шевелясь, следили, как тёмная фигура осторожно приближалась к земле. Казалось, что время остановилось или по крайней мере каждая секунда тянулась раз в десять дольше, чем обычно, и всё происходило, будто в замедленном кино.
Вот Андрей спустился до середины. Вот остановился на несколько минут, обхватив перекладину обеими ладонями. Вот снова полез вниз. Вот до верхушки сугроба под вышкой осталось метра полтора.
А потом раздался оглушительный треск, и Андрей, неулюже взмахнув руками, полетел вниз, и я оглохла от нашего с Настей крика.
* * *
– Хорошо, что сугробы! – в сотый раз повторила Настя. – Хорошо, что мы с тобой.
Андрей сидел на снегу, выставив неестественно вывернутую ногу, и пытался улыбнуться.
– А деньги не пропали, – вступила я. – Их Таня сняла. Она бы тебе рассказала, но ты трубку бросил.
– Таня? – переспросил Андрей.
– Ага! Она хотела с нами поехать, но должен же был кто-то в школе объяснить, почему мы не пришли. А то учителя начали бы родителям звонить. Такой бы переполох поднялся!
– И как она объяснила? – вскинул брови Андрей.
– Не знаю, – пожала плечами Настя. – Сказала, что придумает.
– Она может, – согласился Андрей и вдруг поморщился.
– Больно? – испугалась Настя.
– Ничего, – ответил ей брат.
– Андрей, прости меня, пожалуйста! – не выдержала я. – Это же я во всём виновата! Если бы я не наврала, что Полька – русская голубая, вы бы с Таней не поссорились. И ничего бы не произошло…
– Лен, – махнул рукой Анлрей, – да не переживай ты! Если бы не Полька, мы из-за чего-нибудь другого бы поругались. Мы же через день цапаемся. Ну такой у Таньки характер. Только она всё равно хорошая. А я привык.
