— Ну, идем наверх, в библиотеку. Выберем вместе, что тебе придется по вкусу.
Так Петруш получил, для начала, две книги о белых медведях и о полярных экспедициях. Читая их, он стал «специалистом», как называл его полушутя, полусерьезно Михай Стойкан, когда по вечерам видел сына уткнувшимся в книгу.
— Как, Петруш, добрался до полюса или еще нет? — дразнил он мальчугана.
— Нет, папа, и, наверно, еще нескоро доберусь. Я еще только дневник Нансена читаю…
— Ну хорошо, расскажи и мне что-нибудь из прочитанного, господин специалист! — часто просил его отец.
Петруш не заставлял его повторять просьбу. Он только и ждал, когда его попросят рассказывать.
И в самом деле, после всего прочитанного он был полон увлекательных историй и не раз уже говорил дома о твердо принятом решении добраться когда-нибудь до страны вечных льдов.
— А не пора ли тебе спать, Петруш? — спрашивала мать.
— Еще минуточку, мама! Вот только кончу главу.
— Смотри не забудь потушить свет!
— Не беспокойся, мама, потушу…
Покончив с заданными на следующий день уроками, Петруш иногда сидит допоздна, упершись в стол затекшими локтями, и читает при свете лампы историю полярных путешествий с самых древних времен. Он тогда совершенно забывает об играх, о других книгах и даже о стакане чая, который ждет его на печке. Все вокруг словно отдаляется от него и исчезает за горизонтом, как те льдины, что скользят по зеленым водам студеных морей.
Он не слышит ни ветра, ни дождя, который стучится в окно. Не слышит ни сонного лая Лэбуша, который стережет двор, ни стука колес по мостовой, когда по улице проезжает запоздалый извозчик.
Все его мысли, вся его фантазия — за стенами дома, за чертой города, за границами страны, по ту сторону гор и морей.
Он мысленно путешествует с полярными экспедициями среди вечных льдов. Дрожит от холода вместе с героями этих подвигов. Голодает с ними, бредет с ними в пургу по сугробам и торосам, слепнет от снежной пыли. Он плачет вместе с ними над ледяной могилой товарища, сраженного усталостью, морозом и цынгой. И вместе с ними исторгает из груди радостный крик, когда, преодолев все трудности, экспедиция наконец добирается до неведомого берега и ставит флаг на вершине скалы или посреди ледяного поля, куда еще не ступала нога человека.
Над его столом к стене прибиты рядом две карты.
Он сам увеличил их, найдя в атласе интересовавшие его места.
Одна карта изображает Северный Ледовитый океан со всеми тамошними морями, берегами материков и островами. Другая — Антарктику.
На этих картах можно прочесть мудреные названия рек, островов, морей, заливов и проливов: Обь, Енисей, Лена, Новая Земля, Карское море, Шпицберген, Гренландия, архипелаг Норденшельда, море Баффина, Берингов пролив, Гудзонов залив и т. д. А на другой карте — море Росса, пролив Дрейка, остров Шарко, мыс Горна… В центре одной карты написано Северный полюс (6 апреля 1909), другой — Южный полюс (14 декабря 1911).
Что могли сказать эти карты с их знаками и названиями другим детям? Они только подняли бы брови и пожали плечами: слишком уж далекие места, слишком уж чуждо звучат их названия!
Но Петрушу они рассказывают о подвигах первооткрывателей, полных страданий, воодушевления и величия, о победе человеческой воли в борьбе с враждебной стихией, ледяными пустынями, неизвестностью, холодом и голодом, штормами и лютыми вьюгами.
Теперь он знает о «Фраме», другом Фраме, знаменитом судне, на котором Нансен пересек Северный Ледовитый океан и его моря и на котором впоследствии отправился открывать Южный полюс Руаль Амундсен.
Ни одно место, ни одно название на этих двух картах больше не тайна для него.
Сначала он прочел об этих открытиях в кратком изложении. А через год старый учитель дал ему несколько толстых томов с дневниками самого Нансена, а затем и Амундсена, которые писались либо в каюте «Фрама», либо в ледяных хижинах, среди льдов, при сорокаградусном морозе.
Кругом тихо. Даже ветер стих на дворе. Все спят. Ночную тишину нарушает лишь чуть слышный стрекот сверчка.
Петруш, подперев ладонью лоб, читает дневник Нансена, и воображение уносит его далеко-далеко, за много тысяч километров от его города, в полярные пустыни:
5 декабря 1893. Сегодня самая низкая температура: -35,7° С. Мы находимся на 78°50 северной широты, на 6 миль севернее, чем 2 числа сего месяца.
После обеда величественное северное сияние: небо освещено огненной дугой, перекинутой с востока на запад. Но позже погода портится: видна лишь одна звезда — звезда родины. Как я люблю эту светящуюся точечку! Всякий раз, поднимаясь на палубу, я ищу глазами эту звезду, и всегда вижу ее безмятежно сияющей на том же месте. Она представляется мне нашей покровительницей.
8 декабря… С 7 до 8 утра новый натиск льда на борта нашего корабля. После обеда я рисовал в каюте и вдруг прямо над головой почувствовал яростный толчок. Вслед за этим послышался ужасный грохот, словно огромные массы льда обрушились со снастей на палубу. В одно мгновение все вскочили… Треск прекратился, следовательно, повреждений «Фрам» не получил. Однако здорово холодно, так что лучше всего вернуться в каюту.
В 6 часов — новое сжатие. Оно продолжается двадцать минут. За стенкой кормовой части корабля поднялась такая возня и грохот, что невозможно было разговаривать обычным голосом, приходилось кричать во всю глотку. Во время этого дьявольского шума, от которого чуть не лопались барабанные перепонки, орган играл мелодию Кьерульфа «Сном забыться не мог я, мешал соловей».
13 декабря… С вечера собаки яростно лают, ни на минуту не смолкая. Несколько раз караульные ходили осматривать окрестности. Но узнать причину беспокойства собак так и не удалось.
Утром обнаруживается исчезновение трех собак. После обеда Мугета и Педер отправляются обследовать снег вокруг корабля, надеясь найти следы беглецов.
— Вы бы ружье захватили! — кричит им Якобсен.
— Обойдемся и так! — отвечает Педер.
Сразу под трапом видны медвежьи следы и пятна крови. Несмотря на это, наши неунывающие товарищи смело шагают по льду в кромешной тьме, имея при себе лишь фонарь. Вся стая собак их сопровождает.
Они отошли всего на несколько сот шагов, когда из темноты вдруг появился громадный медведь, при виде которого наши люди сразу бросились к судну.
Мугета, обутый в легкие башмаки, бежал быстро. Но Педер в своих тяжелых сапогах на деревянной подошве подвигался с большим трудом.
Он напрасно спешил: тьма такая, что корабля все равно не видно. Бедняга так растерялся, что, спасаясь от медведя, сбился с дороги. К счастью, медведь его не преследует, так что волноваться как будто нечего.
Еще пара шагов, и Педер, поскользнувшись, растягивается среди торосов.
Наконец он на гладком льду, которым окружен корабль. Еще несколько шагов — и он спасен.
Но в эту минуту совсем близко от него что-то двинулось. Педер подумал, что это собака. Но не успел он сообразить, что происходит, как на него набрасывается медведь и кусает его. Педер замахивается фонарем и с такой силой ударяет зверя по морде, что стекло со звоном разбивается на тысячу осколков.
Медведь в страхе отступает. Воспользовавшись этим, Педер успевает вскарабкаться на палубу.
Узнав об этом нападении, мы вскакиваем и хватаем ружья. Через несколько минут медведь лежит мертвый.
Отправляемся на поиски недостающих собак и вскоре находим их растерзанные трупы. Как видно, медведь незаметно взобрался по трапу на борт, сцапал первых попавшихся псов и преспокойно спустился на лед.
Счастье, что Квик принесла как раз сегодня двенадцать щенят. Это будет драгоценным резервом для нашей стаи, сократившейся теперь до двадцати шести собак…
Петруш переворачивает страницу за страницей. По датам дневника Нансена видно, что после этого происшествия прошло больше года. Взяв с собой только одного из своих спутников, Иогансена, Нансен покинул стиснутое льдами судно, и они отправились по льду с собаками и нартами разыскивать Северный полюс. Провизии становилось все меньше. Обтянутые моржовой шкурой лодки, построенные по образцу эскимосских и называемые каяками, постоянно портились и нуждались в починке.
Но оба мужественно шли вперед. Нансен вел ежедневные записи в своей тетради:
14 июня 1895. Прошло уже три месяце, как мы покинули наше судно «Фрам», — ровно четверть года. С тех пор мы бродим по ледяному полю. Когда же наконец кончатся наши испытания? Никто не знает…
15 июня… Положение становится отчаянным. Двигаться вперед по мокрому снегу и льду, полному препятствий, немыслимо. Придется, пожалуй, пожертвовать последними собаками, чтобы питаться их мясом, потом тащить нарты самим.
