— A-а, Се-евка! — из кустов акации прямо перед мальчишкой вывалился отцовский дружок и напарник, тоже рабочий-путеец. В своём оранжевом жилете он, похоже, ушёл с объекта в поход за бутылкой. А обратно не мог вернуться, потому что бутылку водки, на которую они наверняка скидывались вместе с отцом, дядя Вася располовинил и забыл, в каком направлении железная дорога вообще находится. — Севка, где тут выход? — дядя Вася окинул широким жестом кусты. Узкие глаза на его опухшей сизо-коричневой физиономии глядели на Севку мутно и непонимающе. — Иди ко мне, — дядя Вася растопырил грязные лапищи, пытаясь схватить Севку. — Отведи меня на третий километр. Там твой батя ждёт.
Севка увернулся. Дядя Вася ухнул в овраг за кустами и застонал снизу.
— Что же ты?.. Своего крёстного… Я же тебя нянчил… — он всхлипнул.
— Пошёл ты! — яростно крикнул Севка. — Козёл вонючий.
Севка побежал по тропке, на бегу откидывая и ломая ветки. Лицо горело. Он бы заплакал от невнятной обиды и раздражения, но не признавал слёз. Он не боялся, что крёстный нажалуется отцу, слишком пьяным был дядя Вася, чтобы что-то как следует расслышать и запомнить.
В полумраке магазина было чуть прохладнее, чем на улице. Вяло колыхались лопасти вентилятора под потолком, разгоняя вялых и инертных мух, которых не привлекали даже хлеб и развесное печенье в деревянных лотках.
Севка сморщил тонкие губы в брезгливой гримасе.
— Что ты такой взъерошенный? — продавщица тётя Зина вечно что-то жевала и посверкивала золотым зубом. Белая заколка на волосах и грязно-белый передник поверх цветастого халата, стоптанные доисторические шлёпанцы, и при этом ярко накрашенные ногти на руках, в которые въелись огородная земля и сок одуванчика. Вечером-то после работы тётя Зина возилась в огороде, и Севка то и дело натыкался взглядом на её обтянутый цветастым халатиком зад, вздымавшийся над грядками на соседском участке.
— Ну что остолбенел? Мать за хлебом, что ли, послала?
— Запакованную булочку и пакет молока.
Севка выложил на прилавок пятисотрублёвую бумажку.
Тётя Зина перестала жевать. У неё приподнялась в удивлении выщипанная бровь.
— Откуда у тебя такие деньги? Это тебе мать дала?
— А вам что? Ваше дело продавать — вот и продавайте.
— Ах так! — тётя Зина прищурилась, подбоченилась, и вдруг её осенило. — Да ты украл эти деньги. Ну-ка стой!
Севка оказался ловчее. Он сгрёб с прилавка пятисотку и в один прыжок выскочил на улицу. Солнце ослепило, но он слышал сзади топот тёти Зины и побежал наугад. Затаившись в кустах, тяжело дыша, Севка пробормотал любимое отцовское выражение:
— Чёртова кукла! Вот прицепилась. Ещё матери донесёт. А как я ей объясню?
С перепугу Севка расхотел есть и обрадовался этому. Обошёл магазин окольным путём через платформу, подальше от косолапой преследовательницы.
Выщербленный бетон платформы был раскалён на солнце, заплёван и щедро присыпан окурками. Со скрежетом остановилась электричка. Севка тоже притормозил, чтобы переждать, когда схлынет толпа приезжих.
Дачники с корзинками, баулами, тюками и тележками на колёсах. В шляпах, панамах, разноцветных футболках, шортах и платьях, от которых рябило в глазах.
«Никаких у них проблем, — Севка склонил голову на плечо, — загорать приехали. Единственная забота, что лучше на обед — жареную картошку с мясом или вареную, но с селёдкой. Об этом полдня будут думать, а потом вместо всего съедят бутерброды, запьют консервированным компотом и завалятся обратно на раскладушку под яблоней с книжицей в руках… Что-то у меня все мысли о еде», — Севка сглотнул и заспешил.
Он вернулся в дачный посёлок и остановился у решётчатого забора. На калитке висел дверной молоток — львиная морда с большим кольцом, зажатым в львиной пасти. Севка осторожно взялся за кольцо и постучал.
— Чего тебе? — между прутьев решётки показалась красная влажная рожа хозяина, а может, хозяйского охранника. — Язык проглотил?
— Вам работник не нужен?
— Какой ещё работник? Нам здесь сопляки не требуются!
— Прополоть клумбы, огород полить, дрова наколоть, — едва сдержавшись от грубости, монотонно перечислил Севка.
— В этом смысле, — протянул красномордый. — Это можно. Валяй. Пропалывай. Только если какой цветок по ошибке дёрнешь, гляди у меня, — он сунул Севке под нос такой же красный, как его рожа, кулак.
Чуть порыжевший и плохо прижившийся газон был раскатан почти по всему участку. Под кустом жасмина на диванчике-качелях под балдахином раскачивались чьи-то тонкие красивые и смуглые ноги. Лицо скрывала широкополая соломенная шляпа с розовой ленточкой. В глаза бросались только ноги, на одной из которых на щиколотке поблёскивала золотая цепочка.
Севка дёрнул плечом. «С жиру бесятся, — подумал он. — Не знают, на какое место золото привесить».
— Вот клумба. Пропалывай, — охранник остановился возле круглой клумбы с флоксами. В том, что он не хозяин, а охранник, Севка не сомневался.
Цветы были ухоженные. Сорняки не успели взять силу после недавней прополки. Севка подёргал зубчатые листья одуванчиков, въедливый осот и клевер. Отнёс сорняки на мусорную кучу и жестом позвал охранника, который устроился в тени на крыльце.
Тот равнодушно глянул, кивнул и пошёл к калитке. Севка поплёлся за ним с нехорошим предчувствием. У калитки он не выдержал.
— А деньги?
— Какие тебе деньги, сопляк? — охранник взял его за плечо, развернул и увесистым пинком отправил на улицу. Севка пропахал коленками и ладонями каменистую дорогу. Штаны порвались, а на пыльных ладонях выступила кровь.
— Ах ты!.. — Севка аж задохнулся.
Охранник бросил на дорогу две смятые десятки.
Севка к ним не приблизился.
— Подотри ими… — он выкрикнул вслед за этим пожеланием богатый словарный запас дяди Васи и отца, который они использовали, выясняя отношения после выпитой бутылки водки.
Выпучив глаза, охранник собрался схватить Севку, но тот бегал быстро. В конце переулка он остановился и выкрикнул ещё несколько слов, поносивших мужское достоинство красномордого охранника. Тот покраснел ещё сильнее и пообещал в ответ:
— Поймаю — ноги повыдёргиваю!
Севка вышел на дорогу и огляделся. Запомнил название улицы и номер дома и мысленно занёс их в чёрный список. Свои ноги Севка берёг и не собирался давать их на откуп обнаглевшему охраннику.
— Столько времени потратил на этого придурка, — пробормотал Севка. Он глянул на солнце. — К вечеру уже.
Напоследок решил зайти к знакомой старушенции.
Лариса Петровна торговала на базаре клубникой и другой ягодой с собственного участка. У них с Севкой был уговор: он пропалывает, ухаживает за кустарниками, а она ему платит процент с проданного урожая. Она, конечно, платила не всегда хорошо, но зато разрешала Севке есть ягоды сколько влезет и давала одежду своего городского внука, который был старше Севки года на два.
Одежда Севке попадалась модная, чистая. Носил её внучек аккуратно, и Севка от даров не отказывался. Тем более что отец охотнее тратил деньги на выпивку, чем на экипировку сына. А у матери и без того хлопот хватало, чтобы ещё и наряды покупать. Есть штаны, лето в них проходит — ну и ладно. За старшим братом вещички доносит.
А то и брат что-нибудь из одежды для Севки купит.
Парень наклонился, осмотрел порванные на коленях штаны и расстроенно помотал головой.
— Вот ведь ерунда какая. А мне за что попадёт? Сам, главное, шмотки мне не покупает и сам же орёт. Порвал, видите ли! Прям нарочно я их рвал!
— Ты с кем разговариваешь? Ты ко мне?
Из открытой скрипучей калитки боком выскочил белый пёсик, виляя хвостом, а следом вышла Лариса Петровна. Поджарая бабулька в таких же, как у Севки, тренировочных штанах, в футболке с надписью «Динамо», с реденькими, окрашенными в рыжий цвет кудряшками.
— Баб Лариса, — Севка поморщился, руки саднило, и они все были липкие от крови. — Я к вам.
— Здрасьте! Что это у тебя с руками? А ноги-то, коленки!.. — Лариса Петровна прикрыла рот ладошкой. — Это кто же тебя так? Отец, что ль, извалял?
— При чём тут отец? Один хмырь толкнул и вот… — Севка растопырил пальцы и выставил ладони.
— Ну и как же ты с такими руками пропалывать собрался? Пойдём, я тебе их промою и смажу.
— Я у вас в сарае, — Севка семенил за Ларисой Петровной, едва поспевая за её туристической походкой, — видел резиновые перчатки, так я в них и нормально…
Лариса Петровна завела его на террасу и из белого садового шкафчика вынула картонную коробку из-под лото. Из неё торчали крышечками всякие лекарственные склянки.
Севка снова поморщился и отвернулся, бочком двинулся к двери.
— Куда? — Лариса Петровна проворно преградила ему дорогу. — Здоровый ведь парень. Куришь, я видела, не отпирайся. А зелёнки боишься. Или заражение крови хочешь?
