Ведь в ее родном Подмосковье сейчас поздняя осень, осыпаются листья, моросит дождь, под ногами слякоть. Молодая учительница ловит себя на том, что ей очень хочется и дождя, и слякоти, и мокрых, поникших под ветром берёз…
Георгины красовались посреди клумбы. Горделиво поднимали они свои головки, будто сделанные из тёмно-красного бархата. Окаймляли клумбу хризантемы, лиловые, оранжевые, белые. Их изогнутые лепестки — длинненькие шёлковые язычки — причудливо переплетались. Под окнами, источая тонкий аромат, цвели розы.
Матвей бродил по дорожкам, цепляя ногу за ногу, и угрюмо разглядывал цветы.
«В нашем садике они ещё лучше! У бабушки есть георгин величиной с блюдце. Совсем чёрный. Мама его называет «ночь без луны». Называет? Называла, а не называет…»
Глядя под ноги, чтобы не видеть цветочную пестроту, Матвей торопливо зашагал в боковую аллейку.
За живой изгородью из буксуса, между серых стволов платанов, мелькают фигуры ребят. Доносятся взрывы смеха, возгласы. Там спортплощадка. Ребята играют в волейбол. И за углом здания весёлые крики. Во что там играют? Пронзительный голос Лихова: «Слабо поймать! Слабо!» Наверно, второклассники гоняются в пятнашки. Матвей приостановился. Секунду помедлив, зашагал быстрее. Нет, он не хочет идти к ребятам.
За́росли бузины, усеянной мелкими чёрными ягодами. Дальше еле заметная тропка круто сбегает вниз. Весь обрыв в густых деревьях и кустах. Здесь Матвей ещё не бывал. Вот где в прятки-то играть! Он полез вниз по склону. Под ногами захрустели сучки, опавшие листья.
— Да тише ты!
Чей это возмущённый шёпот?
Матвей замер и, рукой держась за ветку, стал озираться. Внезапный треск: сухая веточка обломилась. Мальчик пошатнулся, шлёпнулся на землю, на штанах сполз в балку.
— Хуже медведя! — жалобно воскликнул тот же голос.
Вечернее солнце играло на жёлтых, красных, зелёных листьях. Среди вырезной листвы, солнечных и теневых пятен мелькнули два светлых, прозрачных глаза. Они в упор, с упрёком смотрели на Матвея. Наконец-то он понял, кто его обругал!
Русоголовая девочка, года на три старше Матвея, сидела на земле, поджав ноги, затаившись в кустах. Если б не заговорила, ни за что бы он её не заметил. Стараясь не очень хрустеть, Матвей пробрался по дну балки, остановился шагах в двух от девочки.
— Садись, раз уж прилез, — со вздохом сказала девочка. — Всё равно всех распугал.
Матвей опустился на корточки.
— Кого я распугал?
— Птиц, конечно.
— Птиц?
— Ну да. Перед тем, как ты начал валиться мне на голову, прилетала сойка. Очень интересная птица. Красивая, а характер плохой: крикунья и драчунья. Ты знаешь, как кричат сойки?
Матвей покачал отрицательно головой.
— Они скрипят. Вот так… — девочка слегка приоткрыла губы, и вдруг послышался странный звук, похожий на скрип.
Глубокие, широко расставленные глаза смотрели куда-то вдаль. Всё лицо девочки с мягким, чуть вздёрнутым носом, мягкими губами и круглым подбородком дышало задумчивостью. А негромкий скрип всё раздавался. Матвею не верилось, что скрипит вот эта самая, очень простая, обыкновенная девчонка. Он даже оглянулся. И вдруг резко скрипнуло где-то у них над головой. Щёки девочки порозовели, она вся просияла, зашептала радостно:
— Отозвалась! Отозвалась! Ты слышал, как крикнула сойка? Слышал?
Матвей пожал плечами. Слышал-то он слышал, но, может, то скрипнуло дерево? Да уже и не скрип, а звонкая трель рассыпалась внезапно в кустах.
— Зяблик! — чуть слышно произнесла девочка.
И сейчас же сверху донеслось:
— Матвей! Матве-ей!
Матвей узнал голос воспитательницы.
А вот и ребячья разноголосица:
— Ма-атвей! Матю-ха-а!
— Кого-то зовут, — сказала девочка. — Ищут, видно.
— Да, — сказал Матвей, продолжая неподвижно сидеть на корточках.
— Матве-ей! Горбе-енко!
— Какого-то Матвея зовут. А тебя как зовут?
Матвей промолчал.
— Матвей! Мат-ве-ей! — крики раздались ближе.
— Вот так, — сказал, помявшись, Матвей.
— Что «вот так»? — не поняла девочка.
— Вот так меня и зовут.
— Как это — «вот так»? Что ты бормочешь?
— Матвей! Матвей! — неслось над обрывом.
— Как кричат, так меня зовут, — хмуро объяснил Матвей.
— Матвеем, что ли? Ой, так это тебя ищут? Так бы и сказал. Почему же ты не отзываешься?
— Не хочу.
Девочка пристально посмотрела ему в лицо, подумала.
— Знаешь, не всегда приходится делать то, что хочется. — В её голосе прозвучала грусть.
А у Матвея, как ни странно, почему-то вдруг стало легче на душе.
— Ты тоже пойдёшь? — спросил он.
— Пойду. Всё равно скоро начнётся приготовление уроков.
Она взяла его за руку. Вместе, хоть и по крутому склону, они быстро вылезли из балки. Когда шли по аллее, девочка сказала очень серьёзно:
— Ты какой-то смешной. Чем-то напоминаешь мне птенца галки, который выпал из гнезда.
Матвей не знал, обидеться ему или нет. Пока он раздумывал, они почти подошли к интернату.
— У меня есть Чикот, — сказала девочка. — Хочешь, покажу?
— Да, — сказал Матвей, хотя даже представить себе не мог, что это такое.
В это время они вышли на площадку перед интернатом. У подъезда стояла Любовь Андреевна, окружённая второклассниками.
— Вот он! Вот он! — закричали ребята, увидев Матвея.
— Наконец-то! — сказала Любовь Андреевна. — Спасибо тебе, девочка, что привела нашего Матвея, мы его давно ищем. Ты ведь, кажется, из пятого класса?
— Да, я из пятого, — ответила девочка.
— А зовут тебя как?
— Федотова Стеша.
— Ну, ещё раз спасибо, милая Стеша. Нам надо идти учить уроки, а тут мальчик пропал…
Матвею воспитательница ничего не сказала, только посмотрела на него долгим взглядом и вздохнула.
По дну балки протекал ручей. На камне у самой воды сидела трясогузка. Серо-стальная, вся тоненькая, изящная птичка сливалась с серым камнем. Её бы и не заметить, если б не хвостик. Длинный тонкий хвостик непрерывно дрожал.
Притаившись за толстым стволом граба, Стеша с улыбкой смотрела на трясогузку. «И что ты всё время трясёшь своим хвостиком? Зачем? Почему? Надо будет спросить у дяди Миколы. Он столько знает о птицах и зверях».
Трясогузка перепрыгнула с большого камня на маленький, напилась из ручья, запрокидывая голову, и упорхнула.
Тишина какая. Веточка не шелохнётся. Воздух прозрачен и чист. Вершина утёса над Стешиной головой вырисовывается так чётко, что виден каждый излом, каждая трещина. Кажется, протяни руку — и дотронешься до каменного зубца. На самом деле до утёса не одна сотня метров. Вот поднимется солнце повыше, и с моря потянет ветерком. А пока солнце низко — затишье. Так часто бывает. Отчего?
Солнце вылезает из-за гор гораздо позднее, чем даже две недели назад. Прежде Стеша быстро одевалась и бесшумно выскальзывала из спальни часа за два
