— Бедняжка, и ты заблудилась!
Юлька был несказанно рад этой встрече. Все-таки не один в лесу!
Вспомнив про речушку, Юлька заторопился к ней: речка обязательно выведет к своей старшей сестре Осьве.
И впрямь, вдоль берега ее вилась еле приметная тропинка.
Обрадованный Юлий, забыв про корову, зашагал по стежке вниз по течению. Он не сделал и десяти шагов, как услышал позади нетерпеливое пофыркивание и треск валежника под тяжелым, торопливым шагом. Корова продиралась сквозь заросли черной смородины, не отставая от Юльки. Он остановился и дождался своей попутчицы.
— Ну, чего ты? — не глядя на корову, пробормотал Юлька. Он смутился, словно корова могла пристыдить его за то, что он оставил ее.
Юлька легонько шлепнул корову по холке и, идя позади нее, стал рассказывать ей о своих злоключениях.
Прошло около часа. Исчез бурелом, с каждым шагом лес становился реже, ели — ниже и зеленее. Березы, черемухи росли теперь целыми кущами. Над речушкой, вытянув шеи, загребая воздух крыльями, тяжело пронеслись две утки-черняди. Вот где-то впереди, между старой пихтой и березой, мелькнул широкий светлый плес реки.
— Осьва! Ура! — закричал Юлий, подстегнул корову, и она, словно поняв, что скоро будет дома, побежала тяжелой трусцой.
И вдруг где-то совсем недалеко, за кустами, в ответ на Юлькин возглас раздалось:
— Эге-ей!.. Юлька!..
Не помня себя от радости, Юлька сложил руки рупором и громко отозвался.
Из черемуховых зарослей показался Гешка, за ним Нюра и лесник с ружьем за плечами. Юлька, забыв про все свои обиды, бросился навстречу.
Гешка ринулся к Юльке и, словно сомневаясь в достоверности случившегося, похлопывая друга по плечу, спросил.
— Ты, Юль?
— Я!
— Хорошо, что мы нашли тебя!
— Ох, хорошо!
Юлька глядел на Гешку такими сияющими глазами, что тот не выдержал и, волнуясь, сказал:
— Ты не сердись на меня за… за эту драку. Погорячился я.
— И я тоже. Первый раз мы так сцепились!
— И последний! Правда, Юлька?
— Конечно! Геш, а как вы догадались, что здесь я? А?
Гешка вытащил из кармана все еще мокрую тюбетейку и протянул ее другу.
— Вот по ней. Прибило ее к кустам выше перехода. Дядя Павел нашел. И мы решили, что попала она в воду где-то вверх по течению. Сам ты ее не бросишь, значит, что-то случилось. Вот и пошли на помощь. Нюра вот волновалась очень!
«Нюра?» — Юлька посмотрел на девочку.
Но Нюра, казалось, не заметила настороженного Юлькиного взгляда и улыбнулась ему.
— Ну, что с тобой было? — спросил Гешка.
Хоть и улыбается Нюра, но все же не стоит при девчонке рассказывать о том, как он принял корову за медведя. Юлька отвел глаза и равнодушно протянул:
— Да так, ничего… Корову вот встретил, тоже заплутала…
Довольный лесник поглаживал широкую спину коровы, сбрасывая репейники, и полуласково, полусердито отчитывал:
— Бестолковая ты! Эвон в какую глухомань забралась… Если бы не углан этот, что бы ты делала? А?
Корова, неловко выгнув шею, лизала мокрым языком рукав его куртки, словно оправдывалась.
«Хорошо, — думал Юлий, — что корова бессловесная и беспонятливая тварь, а то рассказала бы при всех, как я чуть не умер от страха. Вот смеху-то было бы!»
Осьва оказалась совсем рядом. На небольшом лужку с густой, по колено, некошеной травой, расцвеченной ромашкой и желтыми шариками купавок, стоял зарод. С одного бока зарод был раскрыт — лоси зимой потчевались сеном.
Лесник со сноровкой сделал из бересты две ладные коробки — чувалы. Одну передал Гешке и велел набрать малины, а вторую — Нюре.
— Нюсь, продой-ка корову, а то перегорит молоко…
Нюра принесла с Осьвы воды и, присев на корточки перед коровой, обмыла ее вымя. Потом обеими руками надавила на сосок, и тугая молочная струя ударила в дно коробки.
Лесник взял горсть малины и высыпал в молоко. Достал из сумки початую горбушку хлеба, протянул Юльке.
— Ешь! Проплутался, поди, проголодался? — сказал он в рифму.
Юльку не надо было упрашивать. Он сел на пенек и, зажмурив от удовольствия глаза, жевал хлеб, запивая парным молоком с малиной. Никогда прежде Юльке не приходилось есть такого вкусного хлеба, пить такого молока!
После того как Юлька выпил второй чувал молока, дядя Павел сурово посмотрел на него и спросил:
— Это по твоей дурости утопили груз?
Юлька вздохнул и, пристально рассматривая свои поцарапанные голые ноги, признался:
— По моей…
— Так вот тебе и вытаскивать из реки эти ящики. Лодку к месту происшествия мы уже доставили. — И, почему-то обратясь к одному Гешке, добавил: — Пошли!
Лесник выбрал из кучи валежника хворостину и, подгоняя ею корову, направился вверх по реке. Геша и Нюра потянулись за ним.
«И достану. Я смогу!» — думал про себя Юлька. После пережитого он чувствовал, что ничего теперь не страшно ему. Но он не сказал вслух ни слова — это было бы бахвальством. Он только выпрямился, оправил выбившуюся из штанов рубашку и быстрым, твердым шагом стал догонять ушедших вперед лесника и ребят.
С бьющимся сердцем подошел Юлька к порогам: слишком ему памятно это место. Вон лобастый валун поднял свой мокрый горб. На галечной отмели вверх днищем лежит долбленка, гибкий шест. Нет только белых ящиков с образцами, кормового весла, ботинок, корзины с едой… Юльке стало грустно и стыдно. Он вздохнул и, чтобы развеять свои невеселые думы, стал прохаживаться по отмели.
Дядя Павел вырубил в прибрежных кустах две гибкие и длинные жердины. Сбросив их с плеча возле лодки, угрюмо сказал Юльке:
— Нашкодил, так помогай!
Юлий бестолково засуетился, перевернул долбленку и поволок ее по отмели. Лесник смягчился. Взяв Юльку за плечо, сказал:
— Ладно уж… Моя это забота. На вот!
Дядя Павел снял патронташ, кожаную сумку с харчами и вместе с ружьем велел повесить на сук старой ели-сухостоя. Потом приказал Нюре, чтобы пасла на лугу корову, а мальчишек позвал с собой.
Стащив лодку в реку, он сказал Гешке и Юльке:
— Садись, не мешкай!
Ребята влезли в лодку, дядя Павел, оттолкнувшись от берега, на ходу вскочил в нее. Стремнина подхватила долбленку и понесла кормою вниз, но дядя Павел, упершись шестом в дно, удержал ее, а затем, перебрасывая шест с борта на борт, стал подниматься вверх.
Вот и лобастый валун. Лодка чуть не уперлась в него носом. Хотя за камнем затишье и течение не столь быстрое, но и здесь не так-то просто удержать на месте долбленку. Поэтому-то лесник и вырубил черемуховые жердины. Одну он воткнул в дно у правого борта, другую — с левого и концы свел — лодка оказалась зажатой жердинами, будто стала на якорь.
— А ну, приглядитесь! Не видно ящиков?
Гешка вглядывался в воду с правого, Юлька с левого борта. Хотя струя рябила воду, дно было хорошо видно: мелкая, разноцветная галька устилала его, будто кто рассыпал карамельки; медленно шевелились короткие зеленые волосы водорослей; подплыла тучка мелкой рыбешки — мулявы, дружно, как по команде, ушла в сторону, и показалось, что кто-то перевернул в воде зеркало. Чуть впереди, поодаль от злосчастного камня, белели ящики.
— Вижу! Вот они! — крикнул Юлька.
Дядя Павел, вытянув шею, пристально посмотрел на воду.
— Они самые. Зорок ты, углан. А ну, нырни и цепляй концом веревки за ящик.
Нырять? Ему, Юльке, первому? Он обернулся к леснику: не шутит ли он? Нет, не шутит: взгляд дяди Павла был серьезен. Чтоб не подумали, что он трусит, Юлька торопливо сбросил с себя рубашку, штаны, остался в одних трусах.
— Будь спокоен. Если не хватит воздуху — выныривай! Держи! — И дядя Павел бросил Юльке конец веревки, другой взял в свои руки.
Юлий встал на нос лодки, набрал полную грудь воздуха и нырнул. Но не рассчитал. Струя перевернула его в воде и отнесла вниз, гораздо ниже ящиков, и прибила к берегу.
Взобравшись на плоский береговой камень, Юлька запрыгал на одной ноге, выливая из уха воду.
— Мышка, мышка, дай водички! — пропел он.
Мышка отдала воду, и сразу стало все слышно.
Геша тоже стоял на носу лодки в одних трусиках. Выпятив грудь, для разминки делал упражнения руками. Он явно показывал себя Нюре, которая, опираясь на хворостину, с завистью смотрела на лодку.
— Сейчас вытащу! — крикнул Гешка, потрясая в воздухе концом веревки.
Юлька хотел крикнуть ему, чтобы он нырял как можно выше по течению сносит, — но не успел. Гешка нырнул красиво. В воде белой рыбиной мелькнуло его тело. Течение несколько раз перевернуло Гешку и снесло к берегу пониже Юльки.
— Ох и тянет вниз, страсть! — смущенно признался Гешка, выходя из воды с пустыми руками.
Когда они снова залезли в лодку, Юлька попросил дядю Павла подплавить ее еще повыше, к самому камню, — тогда течение снесет их прямо к ящикам.
