Элинор Фаржон - Серебрянка, или Напевы морской раковины

– Это крёстные! – взволновался Нолличек. – Нянюшка, скажи, у меня корона не набекрень надета?

Все засуетились, бросились убирать и прихорашиваться. Дворецкий замер у двери в почётном карауле, Нолл уселся на трон, а Долл снова протянула руки, чтобы забрать у сестры ребёнка.

– Да хватит реветь! – повторила мамаша Кодлинг. – Вон уж крёстные феи пожаловали. А ты в каком виде?! Рваная да грязная, точно пугало огородное. Постыдись! Что феи-то подумают?

Мамаша Кодлинг решительно забрала ребёнка у Полл и передала его Долл, а та стала ворковать и баюкать, как умеют только матери, хотя тётки, говорят, тоже порой справляются с этим весьма неплохо. Тут подоспела кухарка с мокрой губкой и полотенцем и начисто оттёрла с лица девочки следы грязи и слёз. А мамаша Кодлинг тем временем ловко орудовала щёткой и расчёской, приводя в порядок спутанные дочкины волосы. Просто удивительно, как много можно успеть, пока гости поднимаются по лестнице всего лишь на второй этаж. Полл была вполне готова, когда дворецкий объявил:

– Госпожа Утренняя фея!

Первая крёстная вошла, озарив детскую рассветной зарёй. В руках у гостьи была рубиновая шкатулка. Эйб проводил фею к самому трону, и она, поцеловав ребёнка, опустила шкатулку на колени королевы.

– Что там внутри? – поинтересовался Нолличек.

– Принцесса получает в дар доброе сердце, – ответила Утренняя фея.

– Вот как? – удивился король. – Спасибо. Может, и пригодится.

Благословив ребёнка, Утренняя фея отошла в сторонку, а дворецкий уже объявлял следующую гостью:

– Госпожа Полуденная фея!

Вошла вторая крёстная, и детскую залили потоки солнечного света. В руках у гостьи была золотая шкатулка. Сид торжественно подвёл гостью к трону, она поцеловала младенца и положила шкатулку на колени Долл.

– Есть там внутри что-нибудь? – осведомился Нолличек.

– Конечно, – ответила Полуденная фея. – Я дарю принцессе весёлый нрав.

– Да?.. – слегка разочарованно протянул король. – Ну ладно, девчонкам это не вредно.

Полуденная фея поцеловала ребёнка и заняла место рядом со своей нежно-румяной сестрой.

– Госпожа Сумеречная фея! – громогласно объявил дворецкий.

Вошла третья крёстная, облачённая в дымчато-голубые одежды. В руках она держала шкатулку из сапфиров. Дейв поспешил ей навстречу, подвёл гостью к трону, и Сумеречная фея, поцеловав ребёнка, передала родителям шкатулку.

– Надеюсь, она не пустая? – обеспокоенно спросил Нолличек.

– Здесь хранится дар вечной красоты, – ответила фея.

– Правда? Это принцессе наверняка понравится, – сказал Нолличек.

Сумеречная фея благословила ребёнка, отошла и… Воцарилась тишина. Дворецкий молчал.

– Все гостьи здесь? – спросил Нолличек.

– Все, – ответил дворецкий.

– Но я приглашал четырёх крёстных, – сказал Нолличек. – Где четвёртая?

– Пришли только три, – пояснила Джен.

– А я приглашал четырёх, – упрямо сказал Нолличек. – Верно, Нянюшка? И четвёртая обещалась быть. Где Полуночная фея? Мы не можем идти на крестины без неё.

– Ой! Смотрите! – прошептала Полл.

Все проследили за её взглядом, обращённым на верхушку торта. Красивый сахарный венец, который, спрыгивая с торта, разрушил Том-Тит-Тот, снова блистал и искрился, точно лунная дорожка на глади моря. Из цветов появились вдруг серебристые крылья, все поначалу приняли их за птичьи, но, когда живое существо, точно лунный лучик, скользнуло на пол, все увидели несказанной красоты женщину. В руках она держала серебряную шкатулку.

Опешивший от такой красоты Хэл, спотыкаясь, приблизился к гостье, чтобы проводить её к трону. Но она, не дождавшись его, направилась прямиком к Полл, которая не сводила с феи изумлённых глаз. Она узнала фею, да-да, узнала, но изумление её было от этого ничуть не меньшим.

– Моя серпоклювка, – прошептала Полл. – Моя Серебрянка!

Серебристое существо – то ли женщина, то ли птица – опустила свою шкатулку в руки Полл.

– Это мне? – растерянно пробормотала Полл.

– Что там? Что там? – заинтересовался Нолличек.

Полуночная фея только улыбнулась, глядя Полл прямо в глаза. Ответ же донёсся от окна. Знакомый голос! Удивительно знакомый голос! Полл знает его так хорошо!

– Волшебство, – сказал голос Чарли Луна. – Мы дарим Полл лунное волшебство.

Полл обернулась. Чарли стоял на подоконнике, но не в привычных рыбацких лохмотьях, а в сверкающих серебристых, как у Полуночной феи, одеждах. Голос его звенел, а глаза сияли, точно звёзды. Он протянул руку фее и сказал:

– Что ж, милая, пора домой.

Фея – или птица – вспорхнула на подоконник к Чарли и, расправив крылья, устремилась вместе с ним в небесную высь, которая вдруг, среди бела дня, стала по-ночному глубокой и тёмной, с искрящейся россыпью звёзд.

– Чарли! Чарли-и-и! – закричала им вслед Полл. – Чарли-и-и, неужели ты тот самый Человек с Луны?..

– В церковь! Все в церковь! – скомандовала Нянька.

Детскую снова заливал ясный дневной свет, женщины завязывали ленты шляпок, и никаких чудес никто, кроме Полл, похоже, не заметил.

Торжественную процессию возглавляли Нолл и Долл с новорождённой принцессой на руках. За ними шли крёстные, а следом все остальные – сообразно своему чину и положению. Только Полл, которой надлежало идти впереди, плелась позади всех, утирая слёзы, которые снова навернулись на глаза, и прижимала к груди свою серебряную шкатулочку.

Принцессу крестили в главном соборе города Норича и нарекли именем Джун.

Всё было позади.

Кончился счастливый день крестин. Позабылись опасности и страхи прошедшего года. Праздничный торт разрезали на куски и съели до последней крошки, а потом все танцевали, взявшись за руки, вокруг пустого блюда. Танцевали до упаду, а когда упали, разошлись спать, пожелав друг другу спокойной ночи.

Да, всё было позади… Так ли?..

Все во дворце крепко спали, кроме Полл. Серебряная шкатулочка лежала у неё под подушкой, и девочка придерживала её рукой, боясь выпустить хоть на миг. Другой рукой она прижимала к уху заветную раковину. За окошком плыл по сапфирному морю чёлн – остророгий месяц.

А вокруг серебряными трелями рассыпались мириады звёзд. Они пели, им глухо вторил океан, и вместе у них получалась бесконечная песнь обо всём, что было когда-то… Сперва Полл не различала слов, но чем тяжелее становилась её голова, чем путаней мысли, чем сонливей веки, тем яснее доносилась до неё песнь моря и звёзд: им подпевала раковина, что лежала у самого её уха.

Этот нехитрый стишок помнит любой норфолкский ребёнок. Полл знала его, верно, с самого рождения. Но дальше раковина напела ей о Человеке с Луны незнакомую, неслыханную прежде песню:

Что же такое происходит там, на Луне? Погодите, не Чарли ли это в серебряных одеждах стоит на самом краешке, готовый спрыгнуть на Землю и идти в столицу Норфолка, в город Норич? А не Полуночная ли это фея рядом – не пускает его, старается удержать? Что там поёт раковина?..

Но тщетны были её мольбы. Норичские колокола манили его на Землю. И ракушка снова запела:

Что же такое происходит? Сонные мысли девочки путаются всё больше, точно клубок шерсти, с которым поиграл котёнок. Всё тут вперемешку: беляши и утиные яйца; колокола, зовущие разом на свадьбу и на крестины; ведьма с черпаком в лесной чаще и фея с серебряной шкатулочкой у колыбели; прялка с веретеном и рыбачья лодка с вёслами; плачущая Долл и лепечущий ребёнок; серпоклювка, сидящая в клетке, и серпоклювка, расправившая крылья над морем и лесом… И раковина, что напевает ей в самое ухо голосом Чарли Луна: «Однажды жил да был на Луне человек… И была у него на Луне подружка… А Луна была чудесным, самым прекрасным на свете местом, куда лучше, чем Земля… Но вот однажды…»