Бруски я нашел сразу, ровненькие, длинные брусочки — в сенях под сундуком, а Томку выследил только после обеда. Гляжу — отправилась куда-то с белой сумкой, наверно, в магазин. Вечно она по магазинам ходит и вечно с этой сумкой!
Я выскочил и закричал:
— Тома!.. Том, в три часа мы собираемся у Борьки под крыльцом. Будь как штык.
— А почему под крыльцом?
— А где же? — удивился я. — Самое место. Мы там все прибрали, вычистили — во! Только белую кофточку сними.
— Ладно, — ответила она с улыбкой. — Займи мне место.
— Займу. Я тебе возле дыры займу.
— А там не сквозит?
— Какой сквозит, там дышать нечем! То есть для сквозняка места мало… Пароль — Кракатау. Это вулкан, который в прошлом веке взорвался. Запомни — Кракатау. А то мы без пароля никого не пустим.
— А если я забуду? — спросила она, удивленно посмотрев на меня, дескать, и меня не пустишь?
— Нет уж, ты не забывай. Это же легко — Кра-ка-та-у!
— Ну, ладно, приду.
— Торопись, а то уже третий час!
Пока я бегал в кочегарку за водой и поболтал о том о сем с дядей Ильей, пока перемывал гору посуды, гляжу — без пятнадцати три. Я бросил все и как очумелый полетел к Чупрыгиным, боясь, что там уже толпится очередь. Но к счастью, никого еще не было, и я радостно засел в подкрылечник.
Солнце, действительно, встало так, что ожили все дыры и щели штаба, и он, с углем, с балками над головой, стал походить, по-моему, на шахту.
Вот и первый стук. Я вздрогнул. Открывалось небывалое в нашей жизни — начинал действовать «Союз Чести!»
— Кракатау!
Это был Борька. Я впустил его и опять закрылся.
— Ох, и дела, — сказал он. — Чтобы пролезть в свой дровяник, я должен говорить по-арабски.
— Ничего. Предупредил Люську?
— Предупредил. Полчаса подкарауливал.
— Я тоже.
Послышались шаги, Славкины.
— Сим-сим, открой дверь, — простучал он.
— Ты давай без сим-симов! — пристрожился я.
— Кракатау.
Жаркий, переполненный сам собой, он грузно сел рядом и сделал такой затяжной выдох, как будто выдохнул половину себя. Подмигнув ему, я его отодвинул.
Разговаривая, к крыльцу подошли Мирка с Люськой. Мы замерли. Девчонки выждали немного, поприслушивались, потом неуверенно постучали.
— Пацаны, вы там?
— Нету, — сказал Борька.
— Мы забыли пароль, — сказала Люська. — Вспоминаем-вспоминаем и не можем.
— Впусти, — шепнул Борька.
Я показал кулак.
— Тара-тара, — сказала Мирка.
— С тара-тарой стучитесь напротив, — отрезал я.
— Давайте открывайте! Придумали какую-то ерунду и хотят, чтобы мы ее помнили. Вовка, открывай! А то вот проснутся мои гаврики, притащу их на собрание — узнаете!
— Ладно, на первый раз прощаю, — пожалел я, впуская их.
Следом прибежал Генка. Он еще от соседнего крыльца крикнул пароль и юркнул в штаб. Девчонки, оглядев наше жилье, остались довольны и принялись расспрашивать Генку о Короле Морге, не разучился ли он петь. Генка их успокоил, мол, не разучился, но обленился и сильно подрос.
Дело было за Томкой, и я был рад, что друзья отвлеклись, а то потребовали бы начинать, мол, семеро одного не ждут. Наконец, постучала и Томка, неслышно подойдя.
— Кто? — спросила Мирка.
— Я.
— Мы знаем, что ты, а не королева английская, — проговорил Борька, подделавшись под его голосок. — Паролик?
— Забыла.
— Ну, хоть приблизительно, — сказал я.
— Совсем, все буквы забыла.
— А мы без пароля не пускаем, — напомнил Борька.
Томка чуть подумала и сказала:
— Ну и не надо, — и пошла.
Я вскочил и, ударившись затылком о балку, крикнул от боли и от злости:
— Что же это? Двух пустили без пароля, а одного нельзя? Нечестно! — Я распахнул дверь и выскочил. — Тома!.. Иди сюда! Куда же ты потопала?
Она медленно, глядя в землю, вернулась, я кивнул на свое место, а сам опустился на корточки. Девчонки покосились на Томку, а пацаны ехидно молчали. Я склонил голову, почувствовал странную неловкость. Дурак, а не комиссар! Кинулся за ломакой, аж чуть голову не свернул! И она тоже, нашла время ломаться! Я хлопнул себя ладонью по колену и заявил:
— Все пароли отменить! Петрушка какая-то получается, а не пароли!.. Я думал, вы люди понятливые, а вы!.. Собрание начинаем!
— Без Юрки? — спросила Мирка.
— Без какого Юрки? — не понял я, уже отвыкнув от него как от друга. — А-а, без Юрки. Он выбыл. Он теперь покойник для нас. Чш-ш!.. Потом, потом расскажем, никаких вопросов.
Устав на корточках, я втиснулся между Славкой и Томкой и еще раз объявил наше первое собрание открытым. При общем внимании я выложил на табуретку, куда падал самый толстый луч, ворох билетов, которые, как ракушки, пооткрывали створки и розовато засветились печатями.
— Это ваши документы, разбирайте, — просто сказал я.
И перепархивая из рук в руки, билеты разлетелись. Я с удовольствием наблюдал, как девчонки рассматривали их и читали, шевеля губами. Это меня окончательно успокоило.
Вдруг Томка меня тихонько локтем — толк! — и шепнула, глядя поверх билета:
— Вов, паук!
Над Борькиной макушкой, в углу напротив, куда мы не тыкались рогожиной, серела зыбкая и густая, как марля, паутина, а на ней встревоженно замер паук, большой и противный.
— Черт с ним, — сказал я.
— Он Борьку не укусит?
— Такие на людей не нападают. Смотри лучше в билет. Видишь, какой девиз, какая печать!
Когда все сложили билеты вдвое, я продолжил собрание. Я сказал, что теперь мы не Ваньки да Маньки, а «Союз Чести», а я комиссар, что все мои приказы выполнять, хоть в лепешку расшибись, а чтобы девчонкам не было обидно, назначаю своим заместителем Мирку.
Народ одобрительно зашумел.
Конечно, я бы с радостью назначил Томку, но какой из нее заместитель, если еще неизвестно, какой она будет рядовой. И я, повернув голову, прямо заглянул ей в глаза, готовый выдержать укор, но взгляд ее не был укоризненным.
Переждав волнение, я объявил, что с завтрашнего дня будем собираться на крыше, а для этого сегодня мужская половина Союза проведет операцию «Лестница», и спросил у Славки с Борькой, добыт ли материал. Они ответили, что добыт, и я поздравил их с выполнением первого поручения.
— Есть вопросы? — спросил я.
— Есть, — сказал Борька, подозрительно перекосив рот. — Не вопрос, а предложение… Даже не предложение — приказ.
— Приказывать ты не имеешь права, — важно сказала Томка. — Только Вовка может приказывать.
— Вот он и прикажет, а я подскажу… Одним словом, завтра на крышу чтобы все принесли жратву! И сел.
Я было насупился, как и тот раз, когда он заикнулся об еде, но вокруг так дружно засмеялись и с таким жаром сразу заговорили, кто чем богат, что и я невольно прыснул и вдруг ощутил тайную сладость этого поднебесного обеда.
— Ну, комиссар, приказываешь? — спросил Борька.
— Приказываю.
— Ха-ха, Томуся, — уколол Борька.
На этом я закрыл собрание и распорядился приготовиться к операции «Лестница». Мирка вспомнила про своих гавриков и всполошенно унеслась. Поднимаясь, Томка шепнула:
— Вов, пусть это место всегда будет мое.
— Пусть, — ответил я тихо, довольный, что ей понравилось сидеть рядом со мной. А чем плохо? Я ее вон и насчет паука успокоил, я и комиссар, и вообще. И мне с ней приятно сидеть. Правда, нескладно получилось вначале, но ничего.
Мы вышли следом за девчонками и двинулись ко мне.
— А мне с вами можно? — вдруг спросил Генка. — Ну, на эту… на операцию?
— А ты разве не мужская половина? — спросил я.
Он покраснел и заулыбался. Дожил человек — рад, что его за мальчишку считают. Подожди, приучим. Это хорошая должность — быть мальчишкой!
В четыре часа, с шестью брусками, двумя молотками и горстью гвоздей мы направились ко второму дому. Договорились так: я и Борька бьем, Славка держит, а Генка подает. Во дворе — ни души, духота, солнце. Три пацаненка неподалеку развозили машинами золу от забора. Мы были почти у лестницы, когда черт вынес бабку Перминову, эту занозу. Увидев нас, она не пошла, куда хотела, а замерла, поставив на всякий случай одну ногу на ступеньку. Мы на нее — ноль внимания, свернули и живо взялись за работу. Такая стукотня поднялась, что загудела даже крыша, точно от радости, что вспомнили про нее. Старые поперечины проходили сквозь стойки, но нам некогда было мудрить, и мы приколачивали сверху. От спешки гвозди гнулись, не выпрямляя их, мы всаживали новые и на одну поперечину тратили по пять-шесть гвоздей. Вдруг сзади — р-р-р! Оглянулись — тетя Зина Ширмина с овчаркой Рэйкой стоит. Ну и стой, смотри, мы не воруем! Я размахнулся да как хватил себя молотком по пальцу, так винтом и пошел на одной ноге, согнувшись в три погибели.
Тетя Зина ойкнула, хотела подойти, но — Рэйка. Хоть и в наморднике, а овчарка — лапой может убить.
