Осторожно провёл он пальцем по тому листу, который ниже других склонился к полу, и увидел, какая ярко-зелёная полоса осталась на его пыльной поверхности. Тогда Кирилка хорошенько протёр ладошкой весь пальмовый лист. И пальма задрожала, затрепетала до самой макушки, будто благодарила его за такую заботу.
– Посмотрись в окошко! – прошептал Кирилка и слегка повернул к свету чистый пальмовый лист.
А в окне можно было увидеть: налево – завод с его новыми стеклянными корпусами и высокой кирпичной трубой, а направо – заводской парк, что спускался прямо к реке. Напротив же как на ладони был весь поселок. Прямые улицы, одинаковые садики, одинаковые дома. Только того дома, где жили Кирилкины тётка и дядя, нельзя было разглядеть из окон школы. И Кирилка был этому рад.
Потом Кирилка стал считать окна на одном из четырёх этажей школы, потом помножил их на все этажи. Это была самая трудная задача, которую Кирилка когда-нибудь решал. Но он решил её… Ведь не зря же у него по арифметике теперь была пятёрка! И когда он громко, вслух произнес полученное число, то изумился, как много окон в их школе. И он подумал: это нарочно позаботились сделать столько окон, чтобы светло и солнечно было в каждом классе, и во всех коридорах, и на всех этажах…
Так много солнца и света было в их школе, а Кирилка думал о том, как жалко будет ему расставаться со школой, с учительницей Клавдией Сергеевной и со всеми ребятами, особенно с Петей Николаевым и Вовой Чернопятко.
Когда Кирилка снова спустился к себе на первый этаж, школа уже гудела сверху донизу, хлопали входные двери, старшая пионервожатая Зина бегала по всем четырём этажам, и оглушительный звонок возвестил начало школьного дня.
Кирилка, как всегда, сел за парту и, по примеру Пети, ещё прежде чем в класс вошла Клавдия Сергеевна, вынул из портфеля тетрадь, книги, пенал.
Потом начался урок.
Казалось, всё шло, как обычно: Кирилка макал в чернильницу перо, стряхивал чернила, решал примеры, выводил цифры… Но думал он совсем не о том, что делал. И когда Петя по привычке заглянул Кирилке в тетрадь, у него зарябило в глазах от лиловых клякс на страницах Кирилкиной тетради.
– Кирилка, – прошептал он с ужасом, – что ты наделал? У тебя их тысяча…
Кирилка даже головы не повернул.
О чём он только думает?
Или, может быть, он не хочет с Петей даже разговаривать? И решил с ним вообще не дружить?
У Пети больно царапнуло по сердцу. Ну что ж, пусть. Пусть! Не хочет – и не надо! Он не будет навязываться. Пусть дружит с одним Вовкой. И пусть садятся на одну парту. Он может больше не смотреть в Кирилкину тетрадь, раз так…
Но кляксы! Можно ли допустить, чтобы было столько клякс?
И Петя снова шепчет:
– Кирилка, возьми мою, если ты потерял. – И он отрывает розовую промокашку вместе с ленточкой и суёт Кирилке.
Но Кирилка говорит: «Не надо» – и отодвигает промокашку обратно к Пете.
Это ли не обидно? Товарищу предлагаешь помощь, а он отвергает её.
Оскорблённый до глубины души, Петя положил промокашку обратно в свою тетрадь и слегка отодвинулся от Кирилки.
Ладно, пусть будут кляксы.
На переменке Петя ходил совершенно один. А Вовка и Кирилка всё время были вместе. Издали они смотрели на Петю и о чём-то шептались.
Петя незаметно, исподтишка наблюдал за ними. Ему было и грустно и одиноко и совсем не хотелось бегать.
Вдруг он вспомнил про Лёву. Вот до чего забывчивый. Ведь ещё вчера он решил спросить у Лёвы, бывают ли ошибки в географических картах. А если бывают, не одно ли это и то же – Гваделупа и Гонделупа? Вчера он нашёл на карте какую-то Гваделупу. Может, это и есть то самое?
Сейчас он сбегает к Лёве Михайлову на второй этаж и спросит об этом. И снова они пойдут рядышком, беседуя, как два хороших друга. И, может, Лёва захочет с ним поговорить о марках. И, может, они снова начнут меняться.
Петя был очень рад, увидев, что Кирилка с Вовой побежали следом за ним по лестнице. Что ж, пусть знают, что он может отлично обойтись и без них. И навязываться им никогда не станет.
Они столкнулись лицом к лицу, Лёва и Петя. Прямо на лестнице. Лёва спускался вниз, Петя бежал наверх.
– Лёва! – обрадовался Петя. – Лёва, подожди! Ты мне очень нужен.
Лёва остановился. У него стало вдруг такое лицо, будто он видит Петю впервые.
– Ну? – По своей всегдашней привычке Лёва высокомерно вскинул голову. – Чего тебе?
А Петя, доверчиво тронув Лёву за рукав куртки, продолжал:
– Мне нужно с тобой поговорить… Очень, очень!
Лёва стоял на одну ступеньку выше, и по сравнению с ним Петя казался каким-то совсем крохотным.
– Тебе? Со мной? Поговорить? – переспросил Лёва. Насмешливо прищурившись, он делал ударение на каждом слове.
Пете сразу захотелось куда-нибудь убежать. И как можно дальше. Он почувствовал себя таким ничтожным. Нет, ему больше не хотелось говорить с Лёвой. В конце концов не всё ли равно, бывают или нет ошибки в географических картах?
Но рядом, на лестнице, стояли Кирилка и Вова. Они не спускали с него глаз. Они слушали каждое его слово. При них он не может ударить лицом в грязь!
И, стараясь не робеть, Петя начал довольно громко:
– Я хочу поговорить с тобой… – и уже потише прибавил: – …насчет страны Гонделупы.
Лучше бы ему совсем не вспоминать про эту несчастную страну.
Лёва вдруг покраснел и, оттолкнув от себя Петю, крикнул злым, срывающимся голосом:
– Ты мне надоел, как тысяча чертей! Не лезь… Предупреждаю тебя… А то… честное слово, я тебя так вздую… Ты – про-сто-фи-ля! Понимаешь?
Петя смотрел на Лёву и ничего не понимал. За что Лёва на него кричит? Почему обругал? Что он сделал ему плохого? Так с ним никогда и никто не обходился. Ни один человек.
Закусив губу, чтобы не расплакаться, Петя всё же не мог удержаться, чтобы не взглянуть на Кирилку и Вову, своих бывших товарищей.
Неужели они будут над ним смеяться?
И, хотя на лицах мальчиков застыло удивление и несомненный испуг, Пете показалось, что оба они насмешливо улыбаются.
Этого вынести он не мог. Слёзы обиды брызнули у него из глаз, и он кинулся вверх по лестнице на второй этаж.
Хотя теперь-то зачем ему нужен был второй этаж?
Глава двадцать первая
Драка на лестнице
Мальчики переглянулись.
– Вот дрянь! – сказал Вовка.
– Дрянь! – хотя и тоненьким голосом, но твёрдо повторил Кирилка.
– Это вы кого, шпингалетики? – Лёва снисходительно посмотрел на мальчиков. – Стыдно ругаться. Нехорошо… Ай-я-яй!
– Это мы про тебя, – сердито сказал Вовка.
– Это ты дрянь! – повторил Кирилка.
– Да, – запальчиво продолжал Вовка, – это ты дрянь… и вор!
– Вор! – Кирилка смело потряс перед Лёвой своим маленьким веснушчатым кулачком.
Лёва ни с того ни с сего глупо ухмыльнулся. Пробормотал:
– Ай да шпингалетики…
Но вдруг глаза у него стали круглыми от бешенства и, наступая на Вовку, он сразу осипшим голосом крикнул:
– А ну, повтори! Повтори, что… ты… сказал?
Сердце у Вовы сначала сильно забилось, потом провалилось куда-то в пятки. Он невольно попятился, отступил на нижнюю ступеньку. Промелькнуло: может, лучше не связываться, удрать? Отлупит его сейчас Лёвка. Ведь всё-таки из пятого класса. Вон какой большой!
Но нет, Вовка никогда не был трусом. Лишь на мгновение страх овладел его сердцем. Что ж, если этому самому Лёве Михайлову хочется, можно и повторить.
И Вова повторяет тихо и отчетливо:
– Ты вор и дрянь! Ещё раз хочешь?
Лёва растерянно молчит. Он не ослышался, и повторять больше не нужно. Да, это ему в лицо брошено самое постыдное из человеческих слов – вор…
– Вор?..
Он, Лёва Михайлов, круглый отличник, ученик пятого класса, вор?
Кто посмел сказать ему такое отвратительное слово? И такое несправедливое! Даже если оно сказано сопляками-первоклашками, всё равно он не хочет и не будет терпеть.
И Лёва, крепко сжав руку в кулак, с силой ударяет Вовку по уху.
Вовка покачнулся. Охнул.
Лёва сжимает в кулак другую руку:
– Получай-ка ещё…
Но рука, готовая ударить Вовку, опускается вниз. Это Кирилка. Это он подпрыгнул и всей тяжестью своего тела повис на замахнувшейся руке.
Лёва пытается стряхнуть Кирилку ударом свободной руки. Но маленький Кирилка вновь подпрыгивает и снова повисает на Лёве.
Ага, сразу с двумя! Что ж, он готов! Он им покажет, этим первоклашкам! Не посмотрит на то, что они маленькие и что их нельзя трогать. Сейчас он из них лапшу сделает…
Все трое, сцепившись в плотный клубок, тяжело дыша, награждая друг друга безжалостными тумаками, то поднимаются на ступеньку вверх, то снова опускаются на ступеньку вниз. И вдруг все трое налетают на старшую пионервожатую Зину, которая бежит по лестнице.
– Ребята! – кричит Зина. – Сейчас же прекратите. Вы с ума сошли! В школе драться?!
Но мальчики её не слышат. Драка распалила всех троих. Они не могут остановиться. Вова короткими ударами молотит Лёву по спине. Кирилка, крепко стиснув губы, беспрестанно подскакивает и хватает Лёву за руки – за одну, за другую.
