Глава пятая
Вовка прослонялся без дела до самого обеда. Пошел было к монастырю, на пруды, но с полдороги вернулся — одному идти расхотелось. В раздумье постоял он перед черным входом в подвалы. Лезть туда без ребят было страшновато. Половина дня прошла в удручающей скуке, и после обеда Пончик остался дома. Из окна он видел, как торопливо прошагали куда-то Олег и Костя. В руках они несли толстые связки газет. Если бы вместо Олега с Костей шел кто-нибудь другой — Женька, Степка или Мишка Кутырин, Пончик непременно окликнул бы их из окошка. Но показываться на глаза Треневичу ему не хотелось. Проводив ребят тоскливым взглядом, Вовка вздохнул, достал с этажерки книгу и улегся на диван.
Больше всего на свете Пончик любил читать книжки про шпионов, как они скрываются, стараясь перехитрить советских пограничников, и как их все равно в конце концов ловят. Но сейчас у него под рукой не было ни одной такой книжки. Та, которую он взял, называлась «Легенды и мифы древней Греции». Все же это была книга про необыкновенные дела, и Вовка начал читать.
Ему не читалось. Герои легенд сражались с богами, убивали разных драконов, умирали сами. Все это показалось Пончику скучным. Его заинтересовал только рассказ о храбром Тесее, который вздумал убить чудовищного полубыка-получеловека — Минотавра. Минотавр этот жил в запутанном лабиринте. Никто не отваживался проникнуть туда, потому что назад выбраться было невозможно. А Тесей решился. Он взял с собой клубок ниток и конец клубка прикрепил у входа в лабиринт. Он шел, а клубок разматывался, и когда смелый Тесей победил Минотавра, он отыскал выход по нитке.
Вовка прочитал легенду и задумался. Надо было бы попробовать вот так же походить по подвалам с кем-нибудь из ребят. При помощи катушки ниток, пожалуй, можно забраться в самые дальние коридоры, где ни сам Вовка, ни другие ребята еще не бывали.
Вспомнив о ребятах, Вовка снова вздохнул.
Время тянулось медленно. Равнодушно тикали часы. Мама вымыла на кухне посуду, вошла в комнату и, увидев сына, который лежал на диване, испуганно всплеснула руками.
— Вовочка, ты, наверно, заболел! Сейчас же поставь термометр.
От скуки Вовка не стал спорить и послушно сунул себе под мышку градусник. Дожидаясь, когда пройдет десять минут, Вовка размышлял, что будет, если взять да и перестать ненадолго дышать. Изменится температура или нет? А если, наоборот, дышать часто-часто, как дышат собаки в жару?.. Он задерживал дыхание, потом принимался дышать учащенно, но температура все равно оказалась нормальной — тридцать шесть и шесть. Мать, пожав плечами, встряхнула градусник и стала одеваться. Она сказала, что на полчаса сходит к соседке, Федосье Дмитриевне.
В окна вползали голубоватые сумерки.
Пончик не выдержал и вышел во двор. Громадная рыжая луна выглядывала из-за крыши соседнего дома. Ей, наверно, тоже было тоскливо бродить по небу одной-одинешеньке. Пустынно. Звезды далеко. Только и развлечение, когда мимо пронесется какой-нибудь метеор или советская ракета…
Двор был пуст. Пончик побрел на улицу, надеясь встретить кого-нибудь из ребят. Но и на улице никого из них не было. Постояв немного у ворот, Вовка зевнул, поежился и пошел домой.
Проснувшись на другое утро, Пончик ощутил ту же одуряющую тоску, которая так цепко держала его, не отпуская, весь вчерашний день. Он почувствовал ее сразу, как чувствуют, просыпаясь и еще не открывая глаз, что на улице пасмурно и моросит дождь. И хотя солнце сияло в голубом небе, хотя в окна врывался бодрый шум проснувшегося города, ощущение тоски не проходило. Он вспомнил, как вчера прибежал к нему Степка, как стащил с него одеяло, как он со всех ног кинулся к Степке во двор, надеясь, что дело, для которого всех собирает моряк, окажется каким-нибудь интересным… Интересным? А почему же нет? Наверно, это очень весело — белить потолки и оклеивать стены. Можно взять да измазать краской кому-нибудь нос… Или приклеить к спине какую-нибудь нарисованную рожу, чтобы другие посмеялись… Конечно, не себе, а кому-нибудь еще — Мишке, например…
Вовка был не из тех, кто может долго что-нибудь обдумывать и переживать. Он неторопливо оделся, плотно позавтракал и побежал на улицу.
Где находится красный уголок, он не знал. Но, войдя во двор дома, где жил Степка, услышал знакомые голоса, доносившиеся из распахнутых подвальных окон. Он догадался, что вход в подвал, должно быть, и есть та крутая лесенка с каменными ступеньками, над которой написано «Котельная». Он стал осторожно спускаться по этой лесенке. Он заранее приготовил первую фразу, с которой задумал войти к ребятам. Он распахнет дверь и крикнет: «А вот и я, привет, друзья!» Получатся стихи не хуже тех, что сочиняет Женька.
Постояв с минутку перед дверью, из-за которой глухо доносились голоса, Пончик собрался с духом, распахнул дверь и в изумлении остановился на пороге. В этих веселых мальчишках и девчонках, с ног до головы перепачканных мелом, с красивыми газетными шапочками на головах, он не узнал своих товарищей. Нет, это были не они! И Вовка в растерянности опустился на скамейку возле двери.
Тут его заметили.
— Ты куда сел? — закричал Степка. — Сообразил тоже!
Пончик подпрыгнул, будто бы в тело ему впилась булавка. За ним, шурша, потянулся со скамейки приклеившийся к его штанам лист газеты.
Степкин возглас заставил всех обернуться.
— Глядите-ка, рыболов пришел, — сказал Женька.
Он стоял на лесенке-стремянке, держа в руках намазанную клейстером газету.
— Ага, пришел, — торопливо кивнул Вовка, позабыв отлепить от штанов бумагу. — Я к вам… Тоже хочу ремонтировать…
— Ну, что же, — сказал Андрей. — Раз пришел — становись на вахту.
— Становись, а не садись. Понял? — поучительно произнес Зажицкий, спрыгивая с лесенки и отрывая от Вовкиных штанов газетный лист.
Андрей поручил Вовке намазывать газетные листы клейстером. Двумя кистями уже орудовали Степка и Кузя, а третья была свободна. Однако Пончик, наверно, еще не совсем пришел в себя. Он взял кисть и принялся оглядывать побеленный потолок и стены, оклеенные наполовину газетами и похожие на громадную фотовитрину.
— Ну, что стоишь? — крикнул ему Олег, взбираясь на стремянку. — Ты сюда для чего пришел?
Вовка очнулся и с такой поспешностью обмакнул кисть в ведро с клейстером, будто бы его кто-то подстегнул.
Тихон Фомич показал Пончику, как надо правильно держать кисть, как надо опускать ее в ведро с клейстером, как наносить этот клейстер на бумагу ровными мазками. Вообще со старичком инструктором что-то произошло. От его степенности и снисходительной важности не осталось и следа. Он бегал по комнате, показывал, сам клеил и мазал кистью…
Второй мазок у Вовки получился лучше первого. А там и пошло. Он старался изо всех сил, будто бы решил во что бы то ни стало заслужить всеобщую похвалу. Газетные листы лепились на стены один рядом с другим. В верхнем ярусе работали Оля, Таня и Мишка. Костя брал с пола готовые, уже намазанные клейстером газеты и подавал их оклейщикам.
Пончик работал вдохновенно. Ему очень нравилось орудовать кистью. И он, точь-в-точь как вчера ребята, удивился и не поверил Андрею, когда тот объявил, что время обедать.
Когда ребята собирались уже уходить, в красный уголок заглянул Яков Гаврилович.
— Эге! — обрадованно произнес он, окинув взглядом стены и потолок. — Да вы тут и впрямь все мастера! Ай, молодцы! Да вам благодарность надо объявить. В стенную газету про вас написать… Куда там — в стенную! В нашу, районную! Я сам напишу. Лично. Это же прямо герои труда! Вас как же назвать? Команда или отряд?
— Называйте отрядом, — ответил Андрей. — Можете так и написать: пионерский отряд… Постойте, — вдруг воскликнул он, словно внезапно озаренный какой-то мыслью. — А в самом деле, отряд мы или не отряд?
— Ну, какой же мы отряд? — засмеялся Вовка. — Нас только на одно звено наберется.
— Подожди, подожди, — Андрей прищурился. — Воюют не числом, а уменьем. Слышал такие слова?
— Слышал, — сказал Женька. — Это Суворов говорил.
— Так что, если правда нам отряд организовать? А? — продолжал Андрей. — По-моему, это здорово будет.
— Конечно, здорово! — воскликнул Степка. — Скоро начнут ребята из пионерских лагерей приезжать!
— А мы будем штабом отряда! — подхватил Женька.
— Нет, конечно, это будет здорово, — решительно сказал Андрей. — Пионерский отряд во дворе! Будем принимать в него только тех ребят, кто сумеет в чем-нибудь отличиться. Тех, кто пройдет испытание. А? Совершит какое-нибудь полезное дело!
— А мы? — спросила Таня.
— А мы уже это делаем! Разве отремонтировать красный уголок — не почетное испытание? Еще какое!
