— Знакомьтесь, пожалуйста: господин Ференц Бобор — госпожа Вейль. — От глаз Видовича не укрылось замешательство обоих.
Покраснев, Магда растерянно смотрела на Бобора. В её детски наивных глазах он прочёл недоуменный вопрос: «Почему Бобор? Ведь вы же Танчич? Да нет, нет! Танчич был с бородой… Но эти глаза? Это он или не он?»
Однако она ничего не сказала и протянула своему бывшему учителю руку, обтянутую перчаткой.
Не заметив замешательства своей супруги, Вейль любезно приветствовал Бобора:
— Вы всегда гуляете в одиночестве. Мы близкие соседи и будем рады видеть вас у себя. Может быть, мы предпримем совместную прогулку?
— Благодарю вас, — ответил Танчич, торопясь скорей оборвать разговор, — я охотно это сделаю, как только стает снег и дороги будут более доступны.
— Скажите, — спросила Магда, — мы не встречались с вами в Вене?
— Нет, сударыня, мне не посчастливилось быть в городе, который заслуженно считается одним из красивейших в Европе, — ответил овладевший собой Танчич.
— Извините, — пробормотала смущённая Магда, — я ошиблась. — Она отвела глаза в сторону, и уже через минуту её внимание привлекли набухающие почки на кустах сирени.
— А не сыграть ли нам, господин Бобор, партию на бильярде? — снова предложил Вейль.
— Боюсь, что и тут я окажусь плохим партнёром. Я так погружён в свои книги, что не научился владеть кием.
С этими словами он откланялся и пошёл по направлению к замку. Попрощался с гостями и управляющий.
Танчич поспешил рассказать Видовичу о старом знакомстве с Магдой.
— Меня очень беспокоит эта встреча. Не знаю, удалось ли мне убедить её, что я никогда не бывал в Вене и что она обозналась.
— Будем надеяться, что она вам поверила, — ответил Видович. — Во всяком случае, в её последующем поведении не было ничего подозрительного.
Как всегда при встречах Танчича с Видовичем, их беседа велась совершенно непринуждённо. Управляющий был единственным человеком в замке, с которым Танчич чувствовал себя самим собой. И на этот раз они заговорили о том, что равно волновало их обоих: о голоде вследствие неурожая, который в этом году постиг Хорватию.
— Кстати, — сказал Видович, — капитан и его жена предложили мне устроить благотворительный вечер в пользу голодающих. Из Загреба будут приглашены актёры и музыканты. Может быть, вы решитесь покинуть ваше уединение ради этого бала?
— Я не охотник до таких развлечений… К тому же, как вы понимаете, у меня теперь достаточно оснований избегать встреч с супругами Вейль.
— Основания серьёзные, — заметил Видович. Подумав, он добавил: — Встречаться с госпожой Вейль вам не следует, но и тревожиться нет причин. Она производит впечатление доброжелательной, искренней женщины. Судя по тому, что вы мне рассказали, она была вам предана в юности и не сделает ничего, что могло бы вам повредить.
— Да, и я, пожалуй, склонен так думать, — согласился Танчич.
* * *
Когда супруги остались одни, Вейль заметил, что жена рассеянна и вяло поддерживает беседу.
— Ты чем-то встревожена? — удивлённо спросил он, беря жену под руку.
— Ты не можешь себе представить… Да нет… Мне только показалось.
— Тебя смутил этот учёный? Что с тобой?
— Нет, нет, ничего не скажу!
— Как! Тайны от меня? Магда!..
Став вдруг очень серьёзной, Магда тихо произнесла:
— Обещай, что никому никогда не повторишь того, что я тебе скажу.
— Ну когда же я выдавал твои маленькие секреты, дорогая? Можешь положиться на своего Вальтера. В чём дело?
— Если бы его звали не Бобор, я подумала бы… Но нет! Тут скрыта какая-то тайна. Понимаешь, будь у этого учёного борода, он как две капли воды походил бы на учителя-мадьяра, который занимался со мной в Вене. Я рассказывала тебе о нём, помнишь? Но тогда его фамилия была Танчич.
— Как ты сказала? Танчич?
— Тише, тише, ведь ты обещал мне полную тайну… К тому же я не знаю наверное. Он сказал, что никогда не был в Вене. Вот не думала, что может быть такое сходство! А меж тем ни у кого больше я не видела таких глаз. Я узнала бы их из тысячи! Но вот борода… У него была длиннющая борода, вот такая… — И Магда рукой отмерила на своей груди длину бороды Танчича.
Вейль с трудом сдержал восклицание. Это становилось интересным. Вот, значит, кого рекомендовал Кошут как своего приятеля! Вот какие невинные книги пишет этот господин, пользуясь библиотекой самого графа Баттиани!
— Послушай, Вальтер, ты обещал: никому ни слова!
— Чего ты беспокоишься, не пойму. Раз граф Баттиани называет этого учёного господином Бобором, будем и мы его так величать. Позабудь о твоём учителе и лучше подумай о том, что тебе надо хорошенько подготовиться к благотворительному балу… Кстати, мне не очень по душе твоё зелёное платье. Вообще, я советовал бы тебе переменить портниху.
— Что ты, что ты, у мадам Луизы превосходный вкус! — оживилась Магда. — Неужели ты подумал, что я пойду на бал в зелёном? Глупенький, ты просто забыл — ведь я заказала новое из бледно-розового газа! Оно-то тебе понравится! Я уже его примеряла.
Магда начала подробно описывать новое платье, и вскоре образ Танчича-Бобора потускнел и скрылся за облаками розового газа.
Танчича ожидала в замке приятная новость. Для реставрации мебели и деревянной резной панели в столовой из Пешта привезли трёх столяров: летом ожидался приезд всей семьи графа, и в доме шли усиленные приготовления к встрече. Танчич обрадовался возможности общаться и беседовать с пештскими рабочими. Он тотчас отправился в помещение, отведённое управляющим для приехавших столяров. Танчич застал их уже за работой: они устанавливали верстаки, точили инструменты.
Приветливо поздоровавшись с приезжими, Танчич поинтересовался, откуда кто родом, давно ли занимается своим ремеслом.
Самый старший из рабочих, Никко́ло Бронзи́но, высокий и худой итальянец с оливковым цветом лица, лет сорока восьми, был родом из Венеции, где раньше работал токарем на мебельной фабрике. Но в 1834 году рабочие этой фабрики с ведома хозяина укрыли у себя преследуемого полицией прославленного революционера Джузе́ппе Мадзи́ни[19]. За это все рабочие были уволены, а фабрика закрыта. Пришлось Никколо расстаться с Венецией. Целый год он не мог найти постоянную работу, а потом узнал, что его бывший хозяин, владелец венецианской фабрики, которого не тронула полиция, устроился в Пеште, где снова стал изготовлять мебель. К нему-то и перебрался Никколо. Там он работал не только токарем, но и резчиком по дереву. Всё это Танчич узнал от словоохотливого Никколо.
Рассказ итальянца заинтриговал Танчича. Закрытие фабрики, увольнение рабочих, о чём коротко, без всяких подробностей поведал итальянец, совпадало по времени с жестокими преследованиями итальянских революционеров, объединённых патриотическим обществом «Молодая Италия».
Второй рабочий был тоже немолод. Чисто выбритое, румяное лицо без морщин, тщательно закрученные кверху светло-рыжие усы, низкорослая, полная фигура не давали Танчичу оснований решить, к какой национальности принадлежит этот человек, но больше всего он походил на немца. Венгерская знать считала хорошим тоном приглашать чужеземцев и совершенно игнорировать собственных умельцев, которыми богата была страна. Хотя Герман Шредер был немецкого происхождения, но родился и всегда жил в Венгрии. В Пеште у него в небольшом собственном домике остались жена и трое детей. Старший сын учился в Венском университете. При домике у Германа была маленькая столярная мастерская, в которой работал он сам и подмастерье.
— Вот он тут, со мной, — закончил свой рассказ Герман, указав гостю на третьего рабочего, который, пристроившись у дальней стены, усердно оттачивал резец. — Покажись-ка, Янош! Парень новичок в нашем деле, только начал мастерить, но уже владеет штихелем[20], как заправский резчик.
Янош Мартош шагнул вперёд и поклонился Танчичу.
Минуло всего три месяца с тех пор, как Яношу пришлось покинуть родной дом, но за это короткое время во внешности юноши произошла заметная перемена. Он сильно вытянулся и похудел. Кошут сдержал обещание: Янош ни одного дня не оставался без работы. Но юноше недоставало широких степей Альфёльда, его просторов, вольного ветра, наполнявших лёгкие воздухом, нагонявших здоровый румянец на обветренные, опалённые солнцем щёки.
К сближению с рабочими Танчич шёл постепенно, с осторожностью, несвойственной его прямому, живому и доверчивому нраву. Очень скоро он почувствовал их доброе расположение к себе, и было видно, что каждая встреча с ним доставляет столярам удовольствие.
Однако Танчич понимал, что стены замка всегда будут служить препятствием для сближения. Он любил рыбную ловлю и частенько спускался к замёрзшей у берегов Кульпе, пробивал тонкий слой льда и выуживал небольших форелей. Собравшись однажды в воскресный день за рыбой, он предложил рабочим присоединиться к нему.
