У берега Вовка лег на живот, сунул руку в воду, стал водить там. Лицо у Вовки было замершее, и вдруг оно напряглось. Вовка стремительно вырвал руку из воды — в ней разводил клешнями здоровенный рак, черный, даже чуть-чуть зеленоватый.
— Ой! — вскрикнула Катя.
— Попался, голубчик! — завопил Вовка. — Да их здесь полно! Витек, лезь!
А Вите было страшно. Вдруг вот такой рак схватит под водой за руку? И Вовка понял Витины опасения, не стал на этот раз смеяться.
— Ладно, — снисходительно сказал он. — Первый раз боязно, знаю. Ты мне ведро подставляй.
Витя подставил ведро, и Вовка бросил в него рака. Раку все это очень не понравилось — он сердито возился на дне.
А Вовка опять запустил руку под берег, и через мгновение вытащил второго рака. За ним еще и еще! Вовку охватил азарт: он кричал, свистел, глаза его горели.
— Всех вас переловлю, голубчики! — кричал он. — Я вам покажу, где раки зимуют!
Вовка наловил больше полведра раков.
— Наваришь на ужин, — бросил он Кате, вытирая майкой пот со лба.
Солнце совсем зашло. Стали умолкать птицы.
— Теперь залезем на сосну! — предложил Вовка. Он все еще не мог успокоиться после удачной ловли раков.
— А муравьи? — спросил Витя.
— Надо быстро лезть, они не успеют укусить. — За мной! — и Вовка первый полез на сосну, подпрыгнув и схватившись за ветку.
Следом — Витя и Катя (при этом Витя протянул девочке руку). Вокруг сосны начали носиться и жалобно лаять Альт и Сильва; они прыгали вверх, скребли ствол передними лапами, но ничего не получалось — собаки лазить по деревьям, к сожалению, не могут.
Муравьи и правда не успевали кусать ребят, которые быстро лезли вверх. Муравьи занимались своими делами: они взад и вперед бегали по шершавому стволу, тащили какие-то личинки, щепки. Витя увидел, как три муравья волокут большую дохлую муху. И зачем она им понадобилась? Неужели они ее сожрут? Муравьям было очень тяжело: двое из них тащили муху задом, упираясь всеми лапками, а третий боком; он забегал то с одной стороны мухи, то с другой и принимался тащить изо всех сил. Муравьи часто останавливались на отдых и, наверно, тяжело дышали. Еще Витя увидел, как два муравья — один бежал вниз, а другой вверх — встретились, ткнулись носами и начали жестикулировать передними лапками. Наверняка, спорили! В общем, муравьи жили своей жизнью, у них были заботы, неотложные дела, работа. И Витя подумал, что, может быть, огромная сосна была для муравьев их Вселенной, и они ее не изучили всю, как люди не изучили пока свою Вселенную.
Ребята все лезли вверх, и перед ними сквозь темные колючие ветки расступалась земля — шире, неоглядней становились поля, были видны медленные изгибы Птахи; скоро и лес на той стороне реки остался внизу и лежал там неспокойным зеленым морем — старая сосна была выше леса!
Наконец добрались почти до макушки, дальше лезть было уже невозможно — ствол стал тонким, раскачивался. В ушах посвистывал ветер.
— Устраивайтесь каждый на суку! — крикнул Вовка. Все устроились, и Катя ахнула:
— Ой! Смотрите — солнце!
И ребята увидели солнце. Внизу, на земле, оно уже зашло, а здесь нет — оно висело над далеким краем земли и было почему-то не круглым, а треугольным. Четкий пылающий треугольник спускался к горизонту и вот коснулся земли, от него растянулись, брызнув, красные полосы.
— Красота какая! — прошептала Катя.
Даже Вовка не выдержал:
— Ничего себе! — сказал он. — Хоть рисуй.
У Вити перехватило дыхание — такой огромный, необозримый простор раскинулся перед ним. Солнце незаметно ушло за край земли, и в полнеба разлилась фиолетовая заря. И мир тоже стал фиолетовым: поля, которые лежали до самого горизонта с другой стороны; лес — фиолетовыми стали его макушки. Вдалеке виднелась деревня — из фиолетовых полей торчали пятна соломенных крыш. К деревне по невидимой дороге пылила машина, похожая на черного жука.
— Дворики! — крикнул Вовка. — Я знаю. Там тетя Фрося живет, мамкина сестра.
Никогда в жизни не видел Витя такого простора вокруг себя. Вот лазили с Репой на крышу своего дома. И что же? Крыши, крыши; улицы, похожие на ущелья; зеленые пятна дворов и скверов. И все.
А здесь! Конца и края нет земле! И это видно только с сосны. А если подняться на самолете?
— Ребята! — крикнул Витя. — Давайте сосну назовем Дозорной! Она ведь как на дозоре стоит.
— Здорово! — Катя хотела захлопать в ладоши, но вовремя спохватилась.
— Можно, — согласился Вовка.
Ребята спустились вниз к великой радости Альта и Сильвы. Здесь, на земле, были уже совсем сумерки, стало прохладно; от Птахи тянуло сыростью.
Скоро возле шалаша пылал костер. Катя и Вовка готовили ужин. И он получился на славу: жареные грибы, вареные раки и холодное молоко из термоса.
После ужина Витя сидел у костра и думал. Иногда ветер приносил запах дыма. Странно: этот запах напоминал Вите какие-то путешествия, в которых он никогда не был, дальние дороги, по которым он никогда не проходил.
Витя хотел сделать записи в дневнике — про весь сегодняшний день, но мысли путались, сладкая усталость наполнила все тело, смыкались глаза.
Ребята забрались в шалаш, укрылись ватниками.
— Альт! — сказал Витя. — Сторожить!
Альт все понял, лег у входа в шалаш и на всякий случай зарычал. Рядом с ним устроилась черная Сильва, свернувшись клубком.
Сквозь сон Витя увидел край далекого неба в звездах, черную ветку сосны; уже совсем засыпая, подумал, что кругом — никого, одни поля, ночь, тишина и звезды. И острое томительное одиночество вкралось в Витино сердце. Но оно полностью не овладело им — Витя уснул.
Лошадиная тайнаСквозь сон Витя услышал лай Альта и Сильвы, какое-то движение, шорох за шалашом; вроде прозвучал мужской голос, вроде Вовка перелез через Витю и вышел из шалаша. Витя словно бы услышал, как Вовка крикнул:
— Альт! Сильва! Сидеть!
Но нет, это уже был сон, потому что Витя увидел, что обе собаки сидят в креслах, как люди, и курят сигары. Витя даже почувствовал запах табака. Разве все это может быть наяву?
Окончательно Витю разбудил крик Кати:
— Зверь! Зверь!
Витя открыл глаза и увидел, что в белесом предутреннем воздухе, прямо перед шалашом стоят огромные чудовища. А одно чудовище просунуло морду в шалаш и шумно нюхало. Витя прошептал, не узнав своего голоса:
— Во… Вовка! — И вдруг увидел, что Вовки в шалаше нет. Сожрали чудовища? Витя мгновенно вспотел.
В это время чудовище вытащило свою морду из шалаша, и совсем рядом Вовка сказал:
— Вылезайте, герои!
— Испугались спросонья, — сказал незнакомый мужской голос.
Витя, путаясь в ватнике, вылез из шалаша. За ним — Катя, поеживаясь и зевая.
Все вокруг было серым от росы; уже светало — над далекими полями порозовело небо. Острый холодок пробивался за ворот.
У слабо горевшего костра сидели Вовка и заросший мужчина в меховой поддевке и резиновых сапогах. Мужчина курил козью ножку, и Витя узнал запах табака. Рядом лежали Альт и Сильва и часто дышали, высунув красные языки — они уже набегались, шерсть на животах и лапы были мокрыми.
А вокруг костра стояли лошади, блестящие от росы. Одни встряхивали гривами, щипали траву, другие неподвижно глядели в костер. Иногда лошади делали неуклюжие прыжки, потому что передние ноги их были спутаны.
— Вот, знакомьтесь, — солидно сказал Вовка. — Терентий Иванович. Лошадей он в ночном пасет.
Терентий Иванович улыбнулся, а Витя и Катя по очереди пожали крепкую горячую руку.
— Знаете, сколько мы от Жемчужины отплыли? — спросил Вовка. — Двенадцать километров. Сегодня еще шесть проплывем и будет деревня Черемуха. Верно, Терентий Иванович?
Терентий Иванович кивнул.
— А от Черемухи — обратно. Это будет конечная точка нашего путешествия. Что на это скажете? — спросил Вовка.
Витя и Катя промолчали, потому что не хотелось, чтобы у путешествия была конечная точка.
— Ладно, — сказал Вовка, — потом решим. А что Терентий Иванович про лошадей знает! Еще раз расскажите, а?
— Пожалуйста! — попросила Катя.
— Ну да, я и толкую, — охотно заговорил Терентий Иванович. — Всю жизнь я при них, при лошадях. И, скажу вам, смышленее существа не видывал. Все они понимают, на все у них своя мнения. Только что сказать не могут по-нашему. Человеческим, стал быть, языком. — Тут Терентий Иванович задумался, усмехнулся так загадочно. — И то неверно это. Раз в год говорят они, лошади, человеческим языком.
— По-русски? — прошептала Катя.
— Точно. Все нашими словами. — Терентий Иванович сильно затянулся козьей ножкой и заросшее лицо его озарилось красным огнем. — Но для этого надо знать день точный. А никто не знает. Только древние старики. Вот мой дед знал. Но как я его не выпытывал, не сказал мне.
