— Ты молоко выпил?
Кажется, что особенного? Утром перед уходом в школу мать всегда меня об этом спрашивает, но сегодня этот вопрос меня очень расстроил. Ведь если бы я не проспал, то она сейчас спросила бы:
«Ты не устал?» — или ещё что-нибудь в этом роде, а я бы удивлённо посмотрел, или пожал плечами, или бы показал ей на мои бицепсы: дескать, с такими мускулами трудно устать!
Мне нестерпимо захотелось сделать что-то такое, чему бы все удивились. Тут меня осенило! Я выхватил у Альки Дешеулиной лопату и сказал:
— Что ты, точно курица, землю клюёшь? Так до самого вечера прокопаешься! Вот смотри, как нужно работать!
Я взмахнул лопатой, но… лезвие звякнуло и упёрлось во что-то твёрдое! Девчонки вокруг противно захихикали. Тогда я поднатужился, размахнулся, но… лопата только заскрежетала. Земля здесь была очень каменистая.
— Хватит выхваляться, отдавай лопату! — закричала Алька. — Поменьше бы спал, тогда и тебе лопата досталась бы.
— Кто, я спал? Да если ты хочешь знать, я всю ночь не сомкнул глаз — писал летопись и предугадывал события.
Я сам понимал, что не в меру расхвастался, но уже не мог удержаться.
— Как же вы предугадывали события? — спросила меня незнакомая девчонка, которую все называли Лялей, — от избытка почтения она перешла со мной на «вы».
— Например, предугадал, что день сегодня будет особенно солнечный. Я так прямо и написал: «В это утро солнце светило особенно ярко…»
— Правда? Неужели угадали?
От удивления девчонки даже копать перестали. Только Алька Дешеулина все ещё сомневалась и, забросив косицы за спину — она всегда их так забрасывает, когда задаётся, — сказала:
— Ну, про солнце-то и радио могло сообщить.
— Нет, — возразила Ляля, — вчера вечером сказали только, что дождя не будет, а про солнце ничего не сказали.
Теперь даже Алька Дешеулина присмирела.
— Устали, девочки? Тогда передайте лопаты другим! — Ира посмотрела на меня внимательнее, улыбнулась. — Это тот самый мальчик, что силу свою показывал? — Она похлопала меня по плечу и крикнула тем, кто сидел на крыльце: —Ребята, а ребята! Идите сюда на смену!
— Нет, мы не устали! — запротестовали девчонки. — Мы только на минутку остановились, чтобы послушать Алика. Он вчера уже предугадал, что сегодня будет.
— Неужели? — лукаво спросила Ира. — А как ты предугадываешь? По руке или на картах?
Алька схватилась за живот, будто уж ей больно смешно.
— Алечка-гадалочка, погадай, ручку позолочу! — закричала она на весь двор.
Я напустил на себя равнодушный вид и ушёл в другой конец двора, чтобы Алька Дешеулина поскорее забыла про меня и про ту новую дразнилку, которую она придумала. Ещё прилепит ко мне эту разнесчастную дразнилку, потом не избавишься!
Глава 31. Я смотрю в будущее
Я так расстроился, что решил уйти домой, но вспомнил про летопись и остался: ведь летопись из пальца не высосешь!
Вдруг потянуло холодком. Солнце уползло за толстое трёхэтажное облако: внизу облако было чёрное, посерёдке серое, а сверху белое и пухлое, словно выпирающее из квашни тесто.
— Как бы нас, друзья, дождик не разогнал! — покачал головой дядя Терентий. — А у нас ещё болтушка не готова. Без болтушки саженцы что дети малые без молока.
И он принялся стряпать эту самую болтушку— мешать в яме глину вместе с навозом. Оказывается, прежде чем саженцы сажать, нужно окунуть их корни в болтушку, чтобы они ожили. Мы помогли дяде Терентию готовить «обед» для саженцев. Ёжик притащил из сарая деревянную лопату, и все ребята по очереди мешали болтушку до тех пор, пока она не стала как сметана, только чёрная.
— Дядя Терентий, дайте мне какое-нибудь самое ответственное задание, — попросил я, — чтобы я был в самой гуще!
— Где? — переспросил дядя Терентий.
— В гуще событий, — повторил я. — Мне поручили написать статью про воскресник, а для этого надо быть в самой гуще.
— Понятно! — покачал головой дядя Терентий и расправил свою пышную бармалейскую бороду. — Тогда отправляйся собирать камни и щебень.
Я сначала возмутился: разве это гуща — камни собирать? Но, пока я раздумывал, дядя Терентий бросился к Изе, которая засыпала в яме саженец.
— Корни-то! Корни! — жалобно закричал он.
— Не беспокойтесь, мы их обмакнули в болтушку, — прощебетала Иза.
— Я не про то! — с досадой перебил её дядя Терентий. — Вытаскивай деревце, выгребай землю назад, будем сажать заново.
Узловатыми пальцами дядя Терентий обхватил тонкий бордовый саженец вишни и легонько потянул его вверх. Деревце вытащилось легко.
— Видишь, что сделала? — воскликнул дядя Терентий, отряхивая налипшую на корнях землю. — Я же объяснял — надо корешки расправить. А ты окунула их в болтушку и сунула в землю комом. Смотри, как надо.
Дядя Терентий расправил грязные корешки саженца в разные стороны, присыпал их сверху землёй и начал ногой утрамбовывать рыхлую землю.
— А они так не раздавятся? — опасливо спросила Иза.
— Ничего не случится до самой смерти! — И дядя Терентий ещё сильнее придавил землю. — Надо, чтобы корни плотно сидели в земле, так им легче добывать пропитание.
— Я всё это знала, только забыла, — пробормотала Иза.
Мне, летописцу, со стороны было совершенно ясно: дело тут не в забывчивости, просто теория — одно, а практика — другое.
Стал я таскать камни, как советовал дядя Терентий.
«Ничего, — утешал я себя, — одним пальчиком сейчас выполню это детское поручение, а потом возьмусь за что-нибудь получше».
Я думал, что быстро закончу эту работу, но камней и обломков кирпичей в нашем саду оказалось видимо-невидимо. То и дело меня окликали:
— Алик, забери-ка булыжники, чтоб они под ногами не мешались!
— Алик, собери щебёнку, тут её полным-полно!
Я метался по саду как угорелый. Таскать в руках можно было только крупные камни, а для щебня я приспособил мамино ведро. Дело пошло на лад: куча камней в углу сада росла на глазах.
Димке я заранее отвёл в моей будущей статье самое последнее место: он не столько работал, сколько смотрел сквозь тёмные очки.
— Алик, хочешь, я дам тебе посмотреть, каким будет наш сад? — сказал он мне.
Но у меня не было ни времени, ни желания смотреть в его очки.
— Очень мне нужны твои очки! Я и без них прекрасно вижу, каким он будет!
Между прочим, я не зря это сказал. Я всё время смотрел на дядю Терентия и с его слов ясно представлял себе наш будущий сад.
— Отступите-ка ещё, ещё на два шага! — говорил он Изе и Альке, которые рыхлили землю под малину. — Ведь здесь забор будет! Он не даст малине разрастись, а этот сорт любит простор и солнце. Лоза будет такая кустистая — вас с головой скроет!
И я, по словам дяди Терентия, сразу представил себе будущую малину.
А через минуту его голос донёсся с другого конца сада:
— Отойдите подальше! Груша тесноты не терпит, она вширь раздаётся… Клубнику посадим сюда, под яблоньки. Ничего, они прекрасно уживутся! Пока саженцы наберут силу, клубнике солнца хватит. Ну и клубника будет! Ананасная!
Удивительный человек дядя Терентий! О деревьях и ягодах рассказывает, как о живых людях! У них, оказывается, тоже есть свои привычки и даже капризы.
Дядя Терентий так говорил, будто вокруг него уже выросли деревья — высокие, тенистые. И ветки у них сгибались под тяжестью плодов.
Вдруг неизвестно откуда — не то с неба, затянутого чёрными тучами, не то из-под земли — раздался отчаянный, хватающий за сердце звук: «А-а-а-а!»
— Господи, что же это такое? — воскликнула моя мать.
А тётя Катя схватилась за сердце и, конечно, первым долгом закричала: «Василёк, Василёк, где ты?», хотя Василёк, здоров-здоровёхонек, стоял у неё за спиной.
Взрослые всполошились, забегали по саду, стали заглядывать в ямы для саженцев — уж не провалился ли кто в них? Все начали высказывать свои соображения. Тётя Катя заявила, что это на соседнем дворе дают дёру какому-то сорванцу и что, дескать, так ему и надо — будет наперёд мать слушаться. Дядя Лев сказал, что где-то в другом дворе поймали вора и, значит, нам нечего беспокоиться, а тётя Маша убитым голосом прошептала, что наверняка кого-то ранило.
Вдруг из одного подъезда вынырнул бледный дядя Терентий — и когда он успел туда нырнуть? — и строгим голосом сказал дяде Льву:
— Товарищ управдом, где у вас глаза? В вашем подвале не то режут кого, не то убивают!
— Вы что-то путаете, гражданин! — обиделся дядя Лев. — В подвале — домоуправление, там пусто. Я ещё с вечера проверил.
Но его уже никто не слышал — все бросились в подъезд, а я первый: летописец всегда должен быть впереди.
Дядя Терентий говорил правду — из подвала действительно неслись дикие крики:
