— А что, ты и сам там прятался?
— Да, прежде, когда поменьше был.
— Куда же ты поедешь?
— Не знаю еще, — сказал Улли. — У меня друзья есть. Потом, в нашем доме старик один живет, он мне поможет.
— Это дядя Альберт?
— Ты и его знаешь? — спросил Улли.
— Да. Я ведь еще утром приходил к тебе во двор. Хотел фамилию твою узнать и где ты работаешь. Марину или бабушку я спрашивать не хотел.
— Почему же ты не сказал им, что заподозрил меня? — спросил Улли.
Андре задумался, потом сказал:
— Я уже столько раз попадал впросак, когда высказывал подозрение. А на тебя я подумал только сегодня утром. Я видел, как ты мчался на велосипеде из поселка.
— А я тебя не видел. Я был так рад, когда мне удалось вернуть компас Бухгольцам; я все боялся, что Марина или бабушка меня заметят.
— Одно только не пойму: зачем ты его вообще брал, — мрачно проговорил Андре.
Улли опустил голову, затем встал и взялся за руль велосипеда.
— Давай пройдемся немного.
Он повел велосипед за руль. Андре зашагал рядом. Оба молчали. Летний день уже клонился к концу. Жара спала, и солнце больше не слепило глаза. Скоро они забрели в такие места, куда Андре с Мариной ни разу не ходили во время прогулок. Казалось, Улли просто шел куда глаза глядят.
В конце улицы был небольшой сквер. Там у скамейки толпилась молодежь, гремела музыка из транзистора. Улли остановился и посмотрел на компанию у скамейки. Затем повернулся и пошел в противоположную сторону.
— Это приятели мои, — объяснил он Андре, — только сейчас мне неохота к ним идти.
Андре оглянулся: кажется, там была та самая девочка, которая сегодня приходила во двор вместе с Улли.
— Это твоя подружка? — спросил Андре.
Тут Улли тоже оглянулся.
— Вон та светленькая, что ли?
— Ну да. Она ведь тоже приходила с тобой к вам во двор.
— А мы еще со школы знакомы. Ничего, толковая девчонка. Что ж, может, она мне и подружка. Как хочешь, так и называй. Она в типографии учится, на линотиписта. Я тоже хотел учиться на линотиписта.
Андре удивился:
— На линотиписта? Почему?
— А почему бы и нет? Я страх как люблю читать, Эльвира тоже. Вот мы и хотели работать в типографии. Многие великие люди в юности работали в типографии.
— Почему же ты сейчас не учишься на линотиписта?
— Отец против, — мрачно сказал Улли. — Это несолидная профессия, говорит, работа для дураков. Так вот он выражается. А против он только потому, что этого хочу я. Ему надо, чтобы все было по его команде. Сам он работает в трамвайном парке. Он думал и меня туда определить, чтобы я приучался к порядку. А я не хотел вовсе в трамвайный парк. Ему бы все только мной помыкать.
— Почему он такой, отец твой? — спросил Андре.
Улли ничего не ответил. Они подошли к скамейке, которая была со всех сторон окружена кустами. На ней никого не было. Улли прислонил к ней велосипед и сел.
— Садись, Андре, — предложил он, — или, может, ты спешишь?
— Нет, не спешу, — сказал Андре. Но тут же вспомнил, что сегодня его предпоследний вечер в этом городе. Он подумал про Марину, и ему показалось странным, что он сейчас как ни в чем не бывало сидит рядом с похитителем компаса. А ведь сколько дней, сколько сил потратили они с ней на поиски вора. Чудно все это, даже поверить трудно.
— Хороший у тебя отец? — неожиданно спросил Улли.
— Мой отец? — удивился Андре.
— Да, — нетерпеливо кивнул Улли. — Я спрашиваю, какой он.
— Конечно, хороший.
— Почему это «конечно»? Думает он о тебе? Можешь ты вот просто так подойти к нему и поговорить по душам?
Андре смотрел на него с нескрываемым удивлением.
— Я могу прийти к отцу с чем угодно. Он всегда со мной поговорит. И не только со мной. Нас в семье трое.
— А нас двое, — сказал Улли, — и брата отец очень любит. Только я малышу не завидую. Он славный парнишка. Я сильно буду скучать по нему, когда уеду.
— Думаю, он по тебе тоже будет скучать.
— Вначале, может, и будет, — тихо произнес Улли, — а потом, наверно, и вспоминать перестанет. К тому же у него есть дядя Альберт. Он меня вполне заменит.
— Мама твоя будет скучать без тебя, — сказал Андре. Он вспомнил, как женщина заступалась перед мужем за Улли, вспомнил ее лицо. Он как бы снова увидел эту сцену: судорожно сжимая руль велосипеда, женщина пыталась защитить сына, а на нее, вне себя от ярости, надвигался ее муж.
Улли ссутулился на скамейке, сгорбился, словно под непосильной ношей.
— Мама? — проговорил он. — Да, маме будет тяжело. Она все глаза выплачет. Мама у меня хорошая. Но помочь она мне не в силах. Она всегда старалась облегчить мне жизнь. Правда, делала она это не так, как надо: все больше тайком, чтобы только он ничего не узнал. И зачем? Из-за этого он еще больше злился. Когда на него находит, он кричит, что я ему не сын. Кстати, это правда.
— Я знаю про тебя, — сказал Андре, — мне Марина рассказывала. Настоящий твой отец был американский солдат. Он в Корее погиб, да?
— Почем я знаю, погиб он или нет, — вдруг рассвирепел Улли. — Мне-то какое дело? Я его и не видел никогда. Только раз на фотографии: мать тайком показала. Еще одна тайна! Отец не должен знать, что мать до сих пор хранит этот снимок. Он взбесится, если узнает. А мне это все равно. Мне все равно, что у Свена светлые волосы, как у отца, а у меня — черные. Может, он из-за этого и бесится. Как же, а вдруг люди скажут: «В кого это Улли такой чернявый? Небось он не от Винтера». А я и правда не его сын. Дядя Альберт как-то сказал мне, когда мне уже совсем стало невмоготу: «Бывает, парень, и похуже кое-что. Твоего отца война покалечила. Он ведь в голову ранен. Пойми это, парень». Только навряд ли в этом дело. Дядя Альберт просто хотел меня утешить. С ним-то самим война вон что сделала — хуже не бывает. Он об этом не любит рассказывать, но я-то знаю. Маринина бабушка с ним тоже знакома. При фашистах она прятала его у себя на даче. Через дядю Альберта я и познакомился с Бухгольцами. Это он послал меня к ним с поручением. Мне сразу у них понравилось. А ты рылся в ящике с книгами, в бабушкиной каморке?
— Нет, — удивленно и даже слегка обиженно ответил Андре, — Марина мне его не показывала.
— Ты попроси ее показать. У бабушки такие там книги — мечта!.. Слушай, а правда, что новый корабль хотят назвать именем Вильгельма Бухгольца?
— А ты будто не знаешь! — сказал Андре и взглянул на Улли.
Тот почувствовал на себе этот взгляд и понял, что Андре снова вспомнил про компас, который Улли украл.
Улли тихо сказал:
— Честное слово, я не знал, что с компасом связана такая история. Поверь мне, Андре.
— Верю, — угрюмо буркнул тот.
Улли наклонился к нему.
— Я знаю, что ты сейчас думаешь. Ты думаешь: теперь он зубы мне заговаривает, а компас-то все-таки украл. Неважно, связана с компасом какая история или нет. Кто украл, тот украл. Да еще у людей, которые ему доверяли. Так ты думаешь, Андре?
Улли почти вплотную придвинулся к Андре, глаза у него блестели, как от жара, да и говорил он будто в жару.
И все же Андре сказал:
— Да, примерно так.
Улли отпрянул назад.
— Так ты и должен думать, — пробормотал он. — Я только расскажу тебе, как все это вышло. Понимаешь, я взял мопед покататься. Я тогда даже матери не сказал: знал, что она будет меня ругать и волноваться. А я обязательно должен был поехать на мопеде. Потому что пари с ребятами заключил. Просто так. Без заклада. Прикатил сюда, в парк, и показал всем, как я умею ездить. Ребята ахнули. А я ради Эльвиры старался. Пусть все знают, какой у Эльвиры друг. Все шло отлично. Я такие виражи там выделывал — ребята чуть не обалдели. А на обратном пути зацепил педалью за бровку тротуара, и педаль сломалась. Зазевался я: все вспоминал, как здорово откатал перед ребятами. Вот и поплатился. Дома, на счастье, никого не было. Отец тогда ездил куда-то на курсы. Но денег на новую педаль у меня не было. Ну, и пришла же мне в голову эта дурацкая мысль унести компас. Я ведь пошел к Бухгольцам денег в долг попросить. Но попросить не посмел. А взять компас — посмел. Так-то. Ну, теперь ты все знаешь.
Чуть погодя Андре сказал:
— Я пойду. Поздно уже.
— Тебе надо идти? — спросил Улли. — Не уходи. Давай сбегаем в бассейн — махнем прямо через забор! Знаешь, как здорово плавать, когда темно! Будто в воде кто-то притаился.
— Правда, — согласился Андре. — А знаешь, как страшно, когда заплывешь ночью в открытое море! Мы как-то с отцом плавали к отмели. В ту ночь даже луны не было. Вот это жуть, хочешь верь, хочешь нет! Будто ты совсем один на свете!
— Но ведь отец плыл рядом с тобой, — сказал Улли.
— Мы с ним постояли тогда немного на отмели. Что-то кричали в темноту. Чудно как! Кричишь и знаешь, что тебе никто не ответит.
— Так как же, пойдем в бассейн? — не отступал Улли.
