— Что это? — дрожащим от тряски голосом спросил Максим.
— Колобовник, — отрывисто крикнул ему дедушка.
Выглянув в окно, Максим увидел, что они едут по полю из ледяных булыжников, словно по смёрзшимся гроздьям гигантского винограда. Так не трясло даже прошлым летом, когда дедушка повёз их собирать облепиху и вёл машину по таёжному бездорожью.
После колобовника экспедиция обогнула ещё один торос и, наконец, остановилась. Дядя Коля сказал, что они прибыли на место. Впрочем, сколько ни вглядывался Максим в белёсую дымку округи, так и не понял, чем это место отличается от всех предыдущих. Будто они и вправду кружили по новогоднему шару, в итоге остановились там же, откуда начали.
До сумерек нужно было расставить сети, поэтому нерповщик торопился. Дедушка просил детей не мешаться и ждать в машине, но те, конечно, не послушались — ходили по пятам и внимательно следили за всем, что делает дядя Коля.
Он пускал вперёд Следа и наблюдал за ним. Лайка молча, почти бесшумно бегала по снежным коврам заструг — их в этом месте оказалось сразу несколько, и тянулись они не от отдельных глыб, а от полноценных торосов.
След метался краткими перебежками. Нюхал снег, фыркал и быстро бежал дальше.
Дедушка и дядя Женя охотой не интересовались. Каждый устанавливал свою палатку. На льду предстояло провести по меньшей мере одну ночь. Спать в тяжёлых машинах было опасно. Если в ночной холод под ними пройдёт трещина, машины могут провалиться. Рисковать никто не хотел.
След долго крутился на одном месте. Нюхал. Покачивал закрученным в бублик хвостом. Затем уселся и посмотрел на хозяина, словно утомился от поисков и решил отдохнуть.
— Молодец, псина, — прошептал дядя Коля.
Взял рюкзак и длинный трёхметровый шест-норило. Заторопился к лайке. Ребята побежали за ним. Саша хотел о чём-то спросить дядю Колю, но Максим одёрнул его — понимал, если они будут мешать, нерповщик не станет с ними церемониться, отправит в лагерь помогать дедушке.
Николай Николаевич, приблизившись к Следу, остановился и дальше ступал осторожно, заранее прощупывал каждый шаг. Положил рюкзак, а шест воткнул в снег. Лайка при этом побежала дальше, продолжила поиск в стороне.
Нащупав под снегом пустоту, нерповщик остался доволен. Махнул ребятам, показывая, что близко подходить нельзя, и начал короткой пешнёй[37] выдалбливать в насте полуметровый люк.
Максим всматривался в то, что делает дядя Коля. Не хотел ничего упустить. Шаг за шагом продвигался к нему. Аюна и Саша выглядывали из-за его спины. Иногда Максим останавливался и руками отпихивал их назад, словно это они толкали его вперёд.
Дядя Коля крючьями подцепил выдолбленный кусок наста и приподнял его. Тот, чуть хрустнув, вышел как пробка из бутылки. Максим понял, что это — крыша логовища, самого настоящего нерпячьего логовища, в котором рождались бельки. Максим извертелся на месте, но разглядеть ничего не мог: был слишком далеко, да и нерповщик загораживал обзор.
— Чего там? — шептал Саша, лишний раз протирая очки, будто после этого мог увидеть чуть дальше.
Максим раздражённо махнул рукой. В это мгновение дядя Коля повернулся к ребятам, но не отругал за то, что они приблизились, а поманил, показывая, что идти нужно молча, медленно и с разных сторон.
Вскоре все склонились над отверстием в насте.
— Чудненько, — губами прошептал Саша.
Внутри они увидели овальную нору не меньше двух метров в диаметре. Посреди неё была прорубь с покатыми краями, уводящая в тёмно-синюю глубь Байкала. Рядом с нею — лежанка из волнистого подтаявшего снега. Она вся была покрыта серовато-жёлтой линной шерстью, будто это и не логовище, а парикмахерская для мелких зверьков, сейчас закрытая по случаю весенних каникул или какого-то морского праздника. Подумав так, Аюна улыбнулась.
На снегу были заметны тёмные следы — живший тут нерпёнок не успел обзавестись отдельным туалетом и ходил прямо в кровать, даже не вставая из неё. Саша поморщился: ветер вычерпывал из логовища кислый, душный запах.
Максим заметил, что в снежную стенку впечатаны две надкусанные рыбки-голомянки[38]. Чуть дальше начинался вход в тоннель. Максим знал, что бельки прорывают несколько таких тоннелей, порой уводящих на десяток метров от логовища. Теперь было понятно, почему дядя Коля просил идти осторожно — можно было провалиться в один из них. Но весна ещё не успела утончить наст, и он оставался крепким.
Нерповщик заметил, что След в отдалении опять занял выжидательную позицию, и заторопился:
— Ладно, смотрите ещё, а потом не мешайте. Помогите деду с палаткой.
Дядя Коля достал из рюкзака сеть. Расправил её, прикрепил несколько пластиковых бутылок к верхней кромке, и грузила — к нижней. Затем подцепил верхнюю кромку шестом и стал аккуратно заводить её через прорубь под лёд.
— Что-то логовище не похоже на твой макет, — прошептал Саша.
— Это да, — согласился Максим.
Его пенопластовый макет был другим. Красивый, аккуратный. А тут — грязная дыра под снегом.
Закрепив сеть, дядя Коля вытащил шест из воды. Поднял вырезанную из наста крышку люка. Осмотрел её внутреннюю сторону — поросшую мутными комкастыми сосульками, и вложил её в дыру.
— А зачем вы логовище закрыли? — спросил Саша.
— Любопытный? — с усмешкой спросил дядя Коля. Видя, что смутил Сашу таким вопросом, хмыкнул и объяснил: — Для него это самое надёжное, безопасное место. Он каждый день сюда возвращается, прячется тут от всех опасностей. Это его дом, и он его хорошо знает, до мелочей. Если подплывёт — а тут всё изменилось, испугается. Увидит, что тени над прорубью стали другие, и уплывёт к запасным отныркам[39]. Потом ищи его.
Максим заметил, что теперь из логовища наружу вела толстая леска. Её нерповщик привязал к сигнальному столбику, который воткнул в стороне от люка. Не дожидаясь Сашиных вопросов, сразу объяснил — как только нерпёнок угодит в сеть и начнёт в ней биться, на столбике замигает фонарь:
— Его нельзя долго держать подо льдом. Задохнётся. Домой он почти без воздуха возвращается.
Собрав рюкзак, дядя Коля добавил:
— Вообще, сеть ночью ставят. Пока светло, взрослые нерпы видят её и обходят стороной, не дуры. Но они нам не нужны. А кумутканы ещё глупые, скорее бегут домой, по сторонам не смотрят. И не поймут, как попались. Ну всё, давайте в лагерь, нечего тут. А лекции вам, вон, два учёных прочитают.
Дядя Коля улыбнулся грубой, неприятной улыбкой. У него было широкое, тяжёлое лицо. Под седой щетиной была бордовая, вся в колючих складках, шея. Он и не пытался закрыть её вяло намотанным шарфом.
Ребята молча отправились к палаткам. След по-прежнему ждал хозяина на крыше нового логовища.
— Грустно это, — вздохнул Саша.
— Что? — удивился Максим.
— Они плывут домой. Думают, что логовище — единственное безопасное место во всём этом диком мире. Поваляться на лежанке, съесть рыбёшку. Расслабиться после плаванья. Под крепкой крышей. Спрятаны в сугробах. Никто не найдёт. А тут — хоп, и ты в сетях. Потом тебя поднимают наружу большие уродливые люди, которых ты никогда не видел. Скалятся, смеются, хватают за ласты. Выдёргивают тебя из твоего уютного детства. Последнее, что ты видишь — как они сапогами топчут твой дом. И волокут тебя в крохотный бассейн взрослой жизни, где ещё много лет другие люди будут тыкать в тебя пальцем, а тебе негде будет укрыться — всегда на обозрении, всегда беззащитен.
— Зато их кормят, — невесело усмехнулся Максим.
В лагере их ждало горячее какао. Дядя Женя смеялся, глядя на то, с какой жадностью пьют ребята.
— Голодные? — спросил он.
— Ещё как!
— Ну, потерпите, скоро будем ужинать.
Дядя Женя варил гречку с тушёнкой, регулировал огонь на горелке, а ребята осаждали его вопросами о нерпах. Он охотно отвечал, часто шутил. В отличие от дедушки говорил сразу, без раздумий. Выглядел он моложе, хоть и был ровесником Виктора Степановича.
Дедушка сидел в машине, перебирал какие-то записи. Изредка с недовольством поглядывал на детей. Ему не нравилось, что они крутятся возле директора музея.
— Если снять с Байкала снег, — рассказывал дядя Женя и, шикая, с ложки пробовал гречку, — будет видно, что весь лёд на нём — как решето.
— А правда, что нерпа может по суше далеко ползать? — невпопад спросил Саша.
— Это всё продухи, — продолжил дядя Женя, будто и не слышал вопроса. — Продухи — это такие маленькие отверстия. Нерпы проскрёбывают их когтями. У них ещё есть отнырки, через которые они выбираются наружу, а тут — продухи, через которые они дышат.
— А долго нерпа может без воздуха? — не успокаивался Саша.
— Подплывают, высовывают нос, вдыхают и дальше плывут. — Дядя Женя опять не отреагировал на Сашин вопрос.
