— Когда я его видела, он обещал быть таким же рослым, как его отец, — продолжала Крошка мама. — Голубоглазый, улыбчивый, с черными кудрями. Неудивительно, что он любимец Флорри. Она его называет „светлая голова“.
— Ах, Крошка мама, какая же светлая, если волосы у него черные? — возразил Бадж. — Двухцветный он, что ли?
— Так говорится про умных людей, сынок, — пояснил отец. — Мама хочет сказать, что тетя Флорри больно уж носится со своим любимцем. — Он протянул руку за второй кружкой чая и добавил: — А Сэм для своего возраста хорошо сложен. Он крупнее и крепче, чем наш Бадж.
— Зато я старше, — поспешно напомнил ему Бадж.
Крошка мама внимательно посмотрела на него сквозь пар, поднимавшийся от чайника.
— Верно, сынок, ты старше, и этого никто не может у тебя отнять, — сказала она.
Странная вещь: теперь Баджу дома все нравилось меньше, чем прежде, он пытался на все смотреть глазами Сэма. От Игги он знал, что там, за рекой, каждый день едят мясо, а здесь, дома, его ели только тогда, когда отец убивал какого-нибудь зверя на охоте или в западню попадалась кенгуру. Там у них были всякие фрукты, здесь же и малина и клубника уже кончились, а фруктов не было вообще. На ферме у дяди сливки не сходили со стола, из них не сбивали масла, — это Бадж слышал от отца. А Крошка мама старалась сбить как можно больше масла и солила его на зиму, потому что зимой молока не было: лучший друг семьи, корова Баура, покидала их, ее отправляли на ферму, где она рожала теленка и возвращалась только весной.
Конечно, здесь есть Наррапс, и на нем они с Сэмом смогут кататься по очереди. Но куда же они будут ездить? Он, Бадж, больше всего любит забираться в глубь леса, туда, где бывал только отец, находить скрытые родники или ущелья между скал, которых даже отец не видел. Доставит ли это удовольствие Сэму?
— Что же ты, сынок, уставился на меня, как змея на птичку?
— Нет, папа, ничего, я просто задумался.
— А ты бы лучше принес дров для матери, пока дождя нет.
Каждый день ждали дождя, но сильные дожди бывали редко. Отец говорил, что, видно, весь запас воды в тучах иссяк во время тех ливней, от которых разлилась река Гордон.
Вечера стояли светлые, чудесные, тишину нарушали только жуткие крики сов, да однажды донесся хриплый рык „тасманского дьявола“ — волка, охотившегося далеко среди холмов.
Каждый вечер после ужина Бадж ускользал из дому, чтобы поглядеть на луну, — ведь в доме Лоренни не было календаря, на котором он мог бы вычеркивать числа карандашом. Полная луна с каждым вечером убывала, таяла, как тает лед в ведре, и скоро стала выходить на небо так поздно, что Бадж ложился спать, не дождавшись ее.
И вот в один темный вечер, до восхода луны, когда Бадж уже спал, случилось нечто, омрачившее их жизнь.
Баджу снилось, что они с Сэмом ловят лягушек, у которых кожа вся в серебряных звездах. И вдруг лягушки взревели громоподобными голосами, и этот гром оказался голосом отца, который кричал через стену:
— Слышишь, сынок, где-то большое дерево свалилось! Хочешь, пойдем посмотрим.
Еще в полусне Бадж сунул ноги в башмаки, кое-как накинул одежду и вышел за отцом в прохладную ночь.
— А почему оно упало, когда нет ветра? — спросил он.
— Понять не могу! Быть может, те грозы, что бушевали с месяц назад, расшатали его корни. Но… в такую ночь! — Отец кивком головы указал на крупные звезды и всю мирную картину вокруг. — Фонарь нам, пожалуй, не потребуется — ведь у тебя глаза в темноте видят как у кошки. Пошли!
Широко шагая, отец пошел на юго-восток. Раз он приостановился, чтобы Бадж мог его догнать, и сказал:
— Оно упало где-то около того места, которое мы огородили для старушки Бауры.
— Ой, а вдруг оно повалило нашу загородку?
— Оно могло наделать еще больше бед, — хмуро отозвался отец.
Скоро они почуяли запах эвкалипта, а потом увидели на земле его ствол и яму на том месте, где он раньше стоял. Несколько деревьев поменьше были выворочены с корнями и свалились вместе с ним.
— Загородку он поломал, — сказал отец, когда они осмотрелись, — но, к счастью, упал так, что завалил пролом. Могло быть хуже.
Однако случилось самое худшее: от падения эвкалипта пострадала Баура. Он ее не задавил, но обрушился на сарай, где она стояла, и теперь она была зажата под огромным суком.
— Найдешь дорогу домой, сынок? Тогда беги принеси топор, — сказал отец решительно, тщетно попробовав сдвинуть с места верхушку эвкалипта, лежавшую на сарае. — Авось, пока ты сбегаешь, мне все-таки удастся сдвинуть хоть часть тяжести. Объясни маме, что случилось.
Уходя, Бадж слышал, как старая Баура жалобно мычала. По дороге он даже поплакал, думая о ней, и вовсе не стыдился этих слез. Бадж вспомнил, что ее последняя телка, которой был уже год, убежала и пропала в лесу, — отец решил, что ее там ужалила змея. Так что другой коровы у них уже не будет. Ох, нельзя, чтобы она умерла!
— Я так и знала! — вскрикнула Крошка мама, когда Бадж прибежал домой. — Я вдруг почувствовала, что дерево задавило нашу бедную Бауру, и собиралась идти туда.
Мать действительно была уже одета. Они взяли топор и еду, а по дороге набрали ведро воды из ручья.
У отца лицо было какое-то странное, оно казалось совсем белым в свете звезд. Он стоял на четвереньках, подпирая спиной большой сук упавшего эвкалипта, чтобы он не всей тяжестью давил на корову.
— Не надо, Дэйв! Это уж слишком! — крикнула Крошка мама.
— Вы обрубите… несколько сучьев… пока я буду удерживать его… — задыхаясь, с трудом выговорил отец.
Бадж уже представил себе, как он работает топором, но мать опередила его. Уступив ей топор, он пробовал помочь отцу, подлез под ветвь, чтобы принять и на себя часть тяжести, но вздрагивал и жмурился при каждом ударе топора, который, врезаясь в дерево, заставлял несчастную Бауру мычать еще жалобнее.
Потом топор взял отец. Баура скоро была освобождена и уже пыталась подняться. Ей помогли встать, но видно было, что ноги ее не держат.
— Может, ей попить хочется?
Бадж взял ведро с водой и сунул ей под морду, а отец с матерью поддержали Бауру. И все обрадовались, когда она не только напилась, но даже поела немного отрубей из мешка.
— Ну, папа, если она ест, значит, все в порядке, — сказал Бадж, когда корову осторожно уложили опять на землю.
— Посмотрим. Оставим ее здесь до утра. Конечно, доить не будем. И рано утром придем взглянуть, как она. А теперь нам всем надо соснуть.
— Раз молока не будет, чем же кормить Тикки? — сокрушался Бадж.
Тикки был его новый любимец, детеныш опоссума, упавший с высокого дерева, — вероятно, его мать схватил ястреб. Бадж уже научил его лизать варенье маленьким язычком и пить молоко — пока это составляло единственную пищу Тикки.
Крошка мама отозвалась непривычно суровым тоном:
— Не одному только Тикки плохо придется, если наша Баура… — Она отвернулась, не договорив.
Когда они шли домой, золотой серп луны всплыл над вершиной темного холма.
Бадж проснулся, когда солнце только-только еще осветило Три кулака. Дома никого не оказалось, стол был не убран после завтрака, а на огне грелась его каша.
Поев и умывшись, Бадж налил в крышку от жестянки вчерашнего молока и пошел к ящику, где жил его любимец. Тик-ки вылез из своего теплого гнездышка и, быстро пробежав по плечам и руке Баджа, принялся жадно лакать молоко.
— Ай, как щекочут твои коготки! — сказал ему Бадж. — Хорошо, что тебе по вкусу это молоко, больше нечего тебе дать. Попробуй еще съесть кусочек лепешки, с которой ты слизал варенье, озорник. А потом я тебе принесу пожевать молодых листьев.
Он вышел из дому, чтобы идти на выгон, где они оставили Бауру, но увидел, что родители возвращаются уже оттуда, и еще издали закричал:
— Ну как она, наша старушка?
Солнечным утром всякая беда кажется не такой страшной, как ночью, и теперь Бадж был уверен, что Баура поправится.
— Пока неважно, — отрывисто сказал отец. — Пойдем вытащим санки и привезем ее на них домой, здесь выхаживать ее будет легче.
Они вытащили самые большие санки, сделанные из развилистого ствола. Отец начал связывать жерди, а Бадж с матерью набивали мешки листьями папоротника, чтобы положить их сверху, тогда корове мягче будет лежать.
— Привести Принца? — спросил Бадж, когда все было готово.
— Нет, погоди, сынок. Сначала надо решить, куда мы ее поместим.
За домом между двух деревьев была прилажена прочная перекладина, на которую отец обычно вешал мешки с мясом, если охота была удачной. И вот над этой перекладиной он теперь соорудил навес из коры и подвесил к ней что-то вроде веревочного гамака.
— А это зачем, папа?
— Чтоб ногам было легче держать ее, сынок. Я не знаю толком, что у нее повреждено, но так ей будет удобнее.
