— Нет, Бадж, тебя мы оставим здесь — присматривать за Баурой. Нельзя уйти из дому всем, а вдруг бедной корове станет хуже!
— И почему ты думаешь, что Наррапса мы не возьмем с собой к реке? — добавил отец. — Ведь нужно будет привезти сюда твоего двоюродного брата Сэмюэля.
И вот наутро Бадж остался стеречь дом, а родители двинулись на восток, навстречу солнцу, которое только что взошло над вершиной Трех кулаков.
Бадж выпустил Тикки из ящика, умылся, привел все в порядок и, когда маленький опоссум уселся на спинке отцовского кресла, рассказал ему все новости.
— Понимаешь, Тикки, остался только сегодняшний день и завтрашний, а потом мы пойдем к переправе за Сэмом. Ко нечно, может случиться, что у Сэма коклюш и он не приедет.
Но если он приедет, то всего через два дня! Осталось ждать сегодня и завтра.
Он накормил Тикки, поставив его на стол, а пока тот ел, вычистил его ящик и положил туда свежих листьев. Потом перенес Тикки в ящик, плотно закрыл крышку, а сам пошел проведать старую Бауру.
Тощая, с торчащими ребрами, она, как всегда, уныло висела на своих веревках; спина ее была прикрыта мешковиной, а головой она уткнулась в жестяную лоханку с кормом. „Странно, я до сих пор не замечал, что у нее так торчат кости“, — подумал Бадж.
— И почему ты такая худая стала, старушка, ведь ты не перестаешь есть? — сказал он Бауре, с огорчением глядя на нее. Он все еще не сомневался, что она оправится, раз ест с аппетитом. Но сейчас ему вспомнились слова отца: „Еда, кажется, ей не впрок“.
Да, сколько она ни ела, а была тощая. Может, корм слишком сухой, и ей нужен свежий, более сочный? Подумав так, Бадж побежал нарвать осота и другой зелени на огороде.
Когда он вернулся, Баура уже перестала есть. Он насыпал ей сорванную зелень в лохань, но она смотрела на еду равнодушно и не дотрагивалась до нее.
— Может, воды? Пить тебе охота?
Он принес ведро свежей воды из ручья. Баура опустила морду, словно понюхала воду, но только тихо замычала и не выпила ни капли.
— Послушай, Баура, я не знаю, чего тебе еще надо. Жаль, отца нет дома. Может, веревка под брюхом слишком туго натянута?
Встав на старую корзину, он оттянул веревку, и ему удалось ослабить ее, так как Баура сильно отощала. Но затем он пожалел, что сделал это, — веревка соскользнула и он не мог снова натянуть ее.
На душе у Баджа становилось все тревожнее — Баура беспрерывно мычала.
— Но что же я могу сделать? — спрашивал мальчик сквозь слезы. — Ты не ешь, не пьешь, не можешь стоять на ногах. Ох, хоть бы поскорее они воротились!
День тянулся медленно, корове не становилось лучше. Бадж принес ей с огорода капусту, которую мать берегла к воскресному обеду, но Баура ее и не понюхала.
— Ну хоть листочек съешь, — просил ее Бадж. — Тебе надо много есть, чтобы окрепнуть. Ведь ты же не хочешь помереть, правда?
Он унес капусту в дом и побежал по тропе к лесу — посмотреть, не идут ли отец с матерью. Бегал он туда раз десять, хотя и знал, что нечего ждать их так рано: попросту хотелось уйти от стонов Бауры. И вот наконец, когда он уже и надежду потерял, из-за поворота показались отец и мать, они ехали верхом.
— Ой, папа! — еле выговорил Бадж. — Старая Баура все стонет и даже на капусту не смотрит.
Отец соскочил с Принца и бросил Баджу поводья. На лице его выразилось сильное беспокойство.
— Вы отведите лошадей, — сказал он, — а я схожу к Бауре — нельзя, чтоб она так мучилась.
Конюшня, построенная из горбылей и крытая корой, была довольно далеко от дома. Но Бадж не вымолвил ни слова, пока они не дошли до нее. Только тут он спросил:
— А как папа может помочь ей?
Крошка мама посмотрела на него, но не успела ответить: долину потряс самый страшный здесь звук — эхо выстрела, которое разнеслось среди холмов.
— Это все, что отец мог сделать для нашей бедной Бауры, сынок, — тихо промолвила мать.
На другой день Бадж опять запряг двух лошадей в санки, и тело старой Бауры отвезли обратно на выгон, где она провела так много времени, с аппетитом пощипывая траву. Отец старательно подгребал топливо к костру, сложенному Бад-жем, а потом они положили на него Бауру и подожгли листья.
Огонь зашумел, запел, свежая смола затрещала, пламя поднялось чуть не до небес, а отец, мать и Бадж бегали вокруг, гася мокрыми мешками искры, прежде чем они попадали на траву и деревья.
Наконец костер почти догорел, остались только красные угли, и тогда Бадж насыпал на них сверху обгорелые куски дерева.
К сумеркам костер уже погас, так что можно было его оставить.
— Но мы еще перед сном придем сюда проверить, все ли в порядке, — сказал отец.
Когда они проходили мимо загородки, мать указала на землю:
— Санки затерли все следы, — сказала она.
— Скверно! А ты на них успела взглянуть?
Бадж давно уже не видел мать улыбающейся, но сейчас она улыбалась.
— Да, сынок, видела, и мне они больше ни к чему. Вчера мы с отцом видели и того, кто их оставил. Не правда ли, отец?
— Да. И знай, Бадж, что в загородке пролома не оказалось, значит, стадо не выходило оттуда.
— Так что это следы кашей пестрой телки. Может, она искала свою мать. Во всяком случае, она тут бродила, когда мы увезли Бауру домой. Да, да, бродила вокруг загона.
— Вы ее здесь и видели?
— Да, она паслась неподалеку. Одичала, конечно, и, когда мы подошли, ускакала галопом. Но я успела узнать ее: это наша Пеструшка.
— И теперь придется ловить ее, — добавил отец со вздохом. — Если б не надо было идти к Проволоке, я бы завтра же пошел ее искать. По свежим следам найти легче.
Бадж смотрел на голые утесы и зеленые долины, на далекие горы. Он спросил:
— А как же ты ее поймаешь, папа? Как ее остановить, если она все время бежит?
— Пригнать бы ее сюда, в загон… — Крошка мама печально посмотрела на дорогу, потом вдруг, оглянувшись, указала на полную луну над холмом.
Они постояли с минуту, глядя, как она выплывает на небо.
— Ну, пора домой, — сказал отец. — Завтра рано выходить, сынок.
Из-за всех этих событий Бадж почти забыл, что завтра приезжает Сэм.
В это утро Бадж проснулся раньше, чем голос отца послышался за тонкой перегородкой. Ведь сегодня должен приехать Сэм! Он непременно приедет, и тогда они вдвоем найдут себе немало интересных занятий, — это куда интереснее, чем без конца работать пилой или думать о бедной Бауре.
Разумеется, здесь, на новом месте, где Сэм еще никогда не бывал, он поведет себя по-другому. При встречах на переправе Баджу не всегда нравился его двоюродный братец, но теперь он хотел верить, что здесь, у них дома, Сэм станет другим.
И поэтому Бадж сегодня удивил отца: при первом же оклике вскочил со своей постели (мешка, набитого папоротником и разостланного прямо на полу) и сразу побежал выводить лошадей, хотя солнце еще не взошло.
Три кулака были еще окутаны туманом, когда отец и сын дошли до верхнего конца тропки Зигзаг. На тропке было не так уж скользко, потому что в последнее время дождей выпадало меньше, чем обычно. Скоро путники вошли в полосу ослепительного солнечного света, и мир вокруг так и засиял, словно весь обновился.
— Тпру, Принц! Тпру, Алмаз! — закричал отец, и лошади остановились.
Отец присел на камень и стал крошить табак для своей трубки, а Бадж пристроился у него за спиной. Сегодня он даже не смотрел сверху на долину и дом — мысли его были заняты другим.
— Папа!
— Что, сынок?
— Папа, если б тебя спросили, что тяжелее — фунт золота или фунт перьев, и дали бы выбрать, что бы ты взял?
— Что я выбрал бы — это один вопрос, а что тяжелее — другой. Выбрал бы золото.
— Но золото — неверный ответ. И перья — тоже. Так сказал Сэм. — У Баджа от напряжения даже лоб собрался в морщины.
— Давай разберемся. Скажем, тебе нужно было бы навьючить на Принца фунт золота или фунт перьев. Как ты думаешь, ему было бы все равно, что ты на него взвалишь?
— Нет, если только… Ага, понял! Ведь вес-то одинаковый — один фунт! Вот потому Сэм и сказал, что оба ответа неверные. Значит, он просто морочил меня, правда? — Лицо Баджа просияло. — Ну, теперь я тоже его перехитрю!
Они молчали. Отец с наслаждением пыхтел трубкой, лошади стояли спокойно, изредка отгоняя хвостами мух. Степной орел кружил высоко в синеве неба, и Бадж невольно следил за ним, хотя мысли его были далеко. Вдруг он улыбнулся.
— Придумал, папа! Вот, например, ты стоишь на одном берегу реки и бросаешь на другой фунт золота и фунт перьев — что скорее долетит?
— Золото. А перья могут полететь обратно, прямо тебе в лицо.
— Вот и неверно! Представь, что эти перья на птице, а птица перелетит через реку. Вот тут-то я и запутаю Сэма!
— Ты, я вижу, думаешь, что Сэмми будет здорово задаваться? — заметил отец, выколачивая трубку.
