— Про меня думают, вот какая верная подруга — за больной осталась ухаживать, — потихоньку смеялась Валя.
— Мы отправимся последними, когда все уже убегут, — подхватила Южка. — А теперь давайте посмотрим, что в голубом конверте.
Мы зашли в палатку-амбулаторию. Южка щелкнула карманным фонариком, разорвала конверт и достала оттуда листок бумаги. Мы втроем принялись внимательно изучать вот этот самый чертеж.
Ага, сперва к Шоссе. Составители чертежа предлагают идти по азимуту прямиком через лес. Нет, нет, пусть будет дальше, но мы лучше пойдем по знакомой дороге. Выйдем на шоссе, повернем направо до километрового столба 4/28 — отсюда начинаются трудности, — снова свернем направо и пойдем по азимуту 75° до какой-то расщепленной сосны. А как мы в темноте найдем эту сосну? Затем по азимуту 105° по дну оврага, а потом по его бровке, пока не выйдем к реке. Хотя названия реки не было, мы не сомневались, что это Москва-река. Вдоль берега дойдем до какого-то серого камня, и тут нас ожидает самое неприятное. Я тоскливо поморщился — придется переправляться вброд на остров.
Крестик в кружочке, очевидно, означал местопребывание Владимира Викторовича. Мы прочли надпись: «Остров Изыскателей». Вот куда забрался начальник городка!
Вдруг я услышал за своей спиной сдержанный
кашель.
Мы все трое обернулись — сзади нас стоял Валера Шейкин.
— Ты чего подслушиваешь? — накинулась на него Южка.
— Как тебе не стыдно! — возмутилась Валя.
— А можно мне с вами? — робко попросил Валера. Из-за темноты я не видел, насколько густо он покраснел.
— Вот еще, ступай со своим отрядом, — сердито буркнула Южка.
Она и не подозревала, что «главный агроном» во время ее «болезни» каждый день перед вечерней линейкой потихоньку, опасливо оглядываясь, чтобы никто его не слышал, подходил ко мне и шепотом спрашивал о ее здоровье.
Я уже давно заметил, что Валера очень внимателен к Южке. Может быть, и по ночам он о ней вздыхает? Придется помочь Володе.
И я вслух сказал:
— Послушайте, девочки, конечно, возьмем его с собой. Ведь у нас четыре тяжелых ящика.
Так в нашем отряде стало четверо.
А между тем прочие отряды, вскинув на плечи рюкзаки, один за другим исчезали во тьме. Я обратил внимание, что все они расходились в разные стороны — на север, на юг, на запад, на восток.
Хитроумный «главный путешественник» Саша Вараввинский (а я чувствовал именно его руку) разработал самые запутанные маршруты, и наверняка всем отрядам придется преодолевать в темноте многочисленные препятствия. Ага, последний отряд скрылся в черном лесу. Настал и наш черед идти на кухню.
— А Южке, видно, расхотелось болеть, — ворчливо заметила тетя Тося, передавая нам продукты и посуду.
Валера побежал искать топор. Джек запрыгал вокруг нас, выпрашивая кусочек.
— А можно мне с вами? — раздался из темноты чей-то неуверенный голос.
Да это Галя Клейн. Я не видел ее лица, но вряд ли Галя сейчас смотрела на жизнь городка со своей обычной усмешечкой.
— Мне что-то стало грустно одной оставаться, — тихо добавила она.
Мы так удивились ее словам, что не сразу ответили.
— Галка! Ну, конечно! — наконец радостно воскликнула Южка, подбежала к Гале и, кажется, обняла ее — в темноте я не разглядел.
Так в нашем отряде стало пятеро. Впрочем, нет шестеро. С нами побежит еще Джек. Его так закормили за эти дни, что он, разумеется, дойдет пешком.
Мы распределили продукты по рюкзакам. Южка отняла у меня ящик с бактериофагом. Она, Валера, Галя Клейн, Валя Гаврилова уложили в свои рюкзаки все четыре ящика. Я не забыл захватить килограмм питьевой соды.
Мы выбрали Валеру командиром отряда, он с нул под мышку горн, надел на левую руку компас и скомандовал напыщенным начальническим тоном, явно подражая Эдику.
— Вы готовы? Торопитесь..
— Тс-с, погодите, — прошептала Южка.
Все притихли; тишина в опустевшем темном городке была такая, что, кажется, я услышал, как трава растет. И вдруг с Туристской улицы явственно донеслось чье-то всхлипывание.
Побежали прямиком на звуки и в одной из палаток нашли Ирочку Растеньеву.
— Ирочка, что с тобой? Почему ты осталась?
— Меня не взяли, меня забыли, — тоненько рыдала девочка, — я не знала, куда бежать, я в темноте потеряла свой отряд.
— Доктор, возьмем ее с собой, — шепотом попросила меня Южка.
— Гм-м, видишь ли, она в городке ведь самая слабенькая.
— Ничего, ничего, возьмем. Ирочка, перестань реветь. Дойдешь с нами до острова Изыскателей?
— Дойду, — встрепенулась Ирочка.
— Ну, давай скорей вылезай, надевай джемпер, обувайся.
Так в нашем отряде стало семеро.
— Назовем его двенадцатым, — в шутку предложила Южка.
— Отряд, в путь! — скомандовал Валера.
И мы осторожно двинулись один за другим в непроглядную черную тьму. Впереди направляющим шел Валера, потом Ирочка, я, Валя, Галя, замыкающей шагала Южка, у ее ног семенил Джек.
Я великолепно знал эту дорогу — мы же по ней постоянно ходили в город, иногда я просто тут гулял. Но сейчас в непроглядной тьме то один, то другой из нас спотыкался о корни, проваливался в канавы; невидимые ветки хлестали и царапали наши лица; я стукнулся лбом о дерево.
Даже звезд не было видно. А тишина стояла полнейшая, ни вблизи, ни вдали не слышалось никаких звуков.
Невыспавшиеся, дрожащие от ночной прохлады, мы двигались молча. Шагавший впереди Валера то и дело предупреждал:
— Осторожно — корень! Осторожно — куст!
До шоссе было не больше полкилометра, а мы все шли и шли. Казалось, конца не будет этой черной, как подземный ход, дороге.
Южка несла с собой карманный фонарик, но зажигала его только в самых крайних случаях: когда кто-нибудь ушибался или падал; батарейка была истощена, и лампочка едва мерцала.
Наконец впереди показалось тусклое пятно. У-ф-ф, вышли на шоссе!
Мы сели передохнуть. И тут выяснилось, что Ирочка потеряла тапку. Как это она сразу не заметила? Непонятно. Возвращать растеряху обратно — она одна идти побоится да еще в лесу заплутается; взять с собой — а как она пойдет без тапки?
— Эх, напрасно мы не оставили ее в городке, — досадовал я.
— Я дойду, дойду, лучше вас дойду, — тоненьким упрямым голоском уверяла Ирочка.
Идти по асфальтовому шоссе — это, конечно, не то что по лесной тропе. Все повеселели, посмеялись над незадачливой Ирочкой и твердо решили прийти самыми первыми.
А вот и километровый столб. Нет не тот, 3/29, значит, до поворота придется шагать еще километр.
Чуть посветлело. Серая лента шоссе была видна шагов на полсотни.
Будь я поэтом, я писал бы стихи только о предрассветном часе. Кажется, ну что тут особенного — прямая асфальтовая дорога прорезает еловый лес. Но какие необычные краски! Деревья стали бархатно-серыми и сиреневыми, а под деревьями по-прежнему зияет чернота. На фоне тускло-зеленого неба возле шоссе — черные телеграфные столбы. Звезды на светлеющем небе гаснут одна за другой, и только Венера блестит, словно спутник. Отдельные придорожные молодые елочки, высокие бодылья конского щавеля выплывают из предрассветных сумерек, словно часовые сказочного царства. Все вокруг кажется таинственным, заколдованным.
Мы двигались один за другим с туго набитыми рюкзаками за спинами, Валера — направляющим, Южка — замыкающей. Первый раз в жизни ребята видели лес, когда он только готовился проснуться, и все ждали этого часа пробуждения…
По-прежнему было совсем тихо.
Мы подошли к столбу 4/28. Валера поднял левую руку с компасом к лицу, отщелкнул зажим стрелки и нацелился через прорезь и мушку.
— Вот сюда, — показал он рукой.
Линия азимута 75° шла прямиком через кювет, правее березки и упиралась в густой темно-серый осинник.
— Отряд, вперед! — скомандовал Валера.
С решимостью лыжника, прыгающего с высокого трамплина, один за другим мы перескочили через кювет и ринулись прямо в лесную чащу.
Под высокими осинами росли какие-то цепкие кустарники, садилась роса, седые листья были покрыты жемчужными капельками. Сперва промокли ноги и низ шаровар, потом — куртки на плечах, волосы на лбу. Мы попали в болотце, в кедах противно захлюпала вода. Я сжал челюсти, чтобы не стучать зубами от холода. Валера то и дело останавливался, проверял направление по компасу и показывал рукой, куда идти.
Он, Галя, Валя, Южка безропотно несли в своих рюкзаках мои ящики. Несомненно, тверже крышки больно давили им спины, мешали идти. Додумались тоже на фабрике бактериофагов изготовлять ящики не картонные, не фанерные, а из таких тяжелых сосновых досок!
Ирочка раза два вскрикивала — верно, натыкалась на что-то босой ногой. Но когда ее спрашивали: «Что с тобой?» — она неизменно отвечала: «Нет, нет, не беспокойтесь, я лучше вас дойду», — и прибавляла шагу, позванивая единственной своей ношей — ведром.
