— А куда же нам идти, чтобы на войну попасть? — спросила Юлька.
— Узнаем! Язык до Киева доведёт.
Егору вдруг показалось, что где-то поют военную песню. Сначала песня была тихая, как дуновение ветерка. Потом зазвучала громче и скоро заполнила всю улицу — даже треньканья трамваев и гудков машин не стало слышно.
…Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идёт война народная,
Священная война.
Мимо Егора и Юльки шагали солдаты со вскинутыми на плечо винтовками. Острые штыки сверкали на солнце. Впереди, четко печатая шаг, выступал командир с погонами. Лица у солдат были суровые, торжественные и строгие.
— Егорка, а Егорка, — шепнула Юлька, — давай спросим, куда они идут. Может, на войну?
— Куда же ещё? Ты что, не слышишь? С такой песней только на войну и ходят, — сказал Егор. — Давай так сделаем: я пойду позади колонны, а ты по тротуару. Санитарам в строй нельзя.
Но не тут-то было! Юлька была упрямая. Она сразу сообразила, что по тротуару шагать неинтересно. То ли дело в строю! Обыкновенные девчонки, которые идут по тротуару, будут на неё глазеть и завидовать: ведь она идёт на войну! А может, солдаты и мимо детского сада промаршируют. Посмотрит на неё воспитательница Галина Осиповна и пожалеет: «Ах, зачем я такую храбрую девочку вчера отругала за её грязные руки и за то, что она в тихий час не спит! Знала бы, так позволила бы ей садиться за стол с грязными руками и совсем не спать!»
И Юлька пристроилась рядом с братом. Егор поморщился, но спорить не стал: нельзя же разговаривать и петь в одно и то же время! И без того трудно поспевать за солдатами — у них шаг широкий, размашистый, не то что у Егора — шагнет раз-другой, а потом вприпрыжку догоняет колонну. А тут ещё вещевой мешок по пояснице бьёт!
То и дело на них поглядывали с тротуара прохожие. Какая-то бабушка помахала рукой и что-то закричала, только за песней не разберёшь что.
Егор и Юлька уже совсем из сил выбились, когда солдаты перестали петь и раздалась команда:
— Взвод! Стой!
Солдаты остановились так резко, что Юлька чуть не ткнулась носом в чей-то котелок. Не успел Егор и глазом моргнуть, как колонна после команды офицера превратилась в длинную-длинную цепочку. В начале цепочки стояли высокие солдаты, а в конце — низкорослые.
Егор быстро сообразил, где его место, и пристроился рядом с последним, маленьким и худеньким солдатом.
— Ты чего тут хулиганишь? — устрашающе выкатив глаза, сказал солдат-коротышка.
Но тут снова прокатилась команда:
— Напрраво ррав-ня-а-айсь! Сми-ирно!..
Голова солдата-коротышки резко дёрнулась направо, и разговор сам собой прекратился. Егор тоже подравнялся, хотя ему пришлось равняться не на грудь впереди стоящих, а на живот. Впрочем, животы у солдат тоже хорошо равнялись.
— По порядку номеров рррасчита-а-айсь! — прогремела новая команда.
— Первый… второй… десятый… восемнадцатый… тридцатый…
Все ближе и ближе голоса считающих. Вот очередь и до Егора дошла. Набрал он полную грудь воздуха да как гаркнет:
— Тридцать седьмой!
Вроде хорошо, громко и солидно получилось. Но тут же слабенький голос Юльки рядом пискнул:
— Пять!
— Кто там последний — выйди вперёд! — сердито крикнул командир.
И Юлька, высоко подняв голову, шагнула вперёд. Секунду было тихо, а потом грянул такой смех, что сонные голуби, которые, переваливаясь с боку на бок, гуляли по площади, позабыли и про лень свою, и про жару и разом взлетели вверх. Командир, насупя брови, подошёл к Юльке и строго сказал:
— Ты зачем балуешь?
— Я не балую, я только до пяти считать умею.
— А зачем сюда встала?
— Ни за чем. Мы воевать идём.
Опять загрохотал смех, но командир быстро навёл порядок:
— Отставить смех! — И опять к Юльке: — Ты чья?
— Мамина и папина. И ещё Егоркина. Егорка, ты что прячешься? Испугался?
Пришлось Егору выйти из-за солдата-коротышки. Испугаться он не испугался, а просто понял, что командир попался сердитый и не возьмёт его с Юлькой. Если бы Егор был один, то давно бы убежал, а потом потихоньку крался вслед за колонной. И так дошёл бы до самой войны. А теперь надо выручать глупую Юльку!
Взгляд у командира стальной, осуждающий, от него у Егорки холодные мурашки по спине забегали.
— Кто же, Егор, без разрешения на войну ходит?
— А я не успел спросить разрешения — сначала вы шли и пели, а потом строились.
— Война — дело взрослое, серьёзное. На войну только отцы да старшие братья ходят, а детям полагается учиться.
— Я знаю, только моему папе некогда воевать. Он сталь варит для пушек, чтоб в буржуинов стрелять. А мама на швейной фабрике. Да вы не думайте, мы с Юлькой люди самостоятельные!
— Вольно! — сказал командир и распустил строй.
Вокруг Егора и Юльки кольцом сомкнулась толпа. Солдаты хохочут, Егорку и Юльку тормошат, Егоркин пистолет разглядывают, Юлькину санитарную сумочку щупают. Вроде и командир подобрел, надо ещё раз попросить.
— Возьмите нас, дяденьки!
— Взять-то я бы вас взял, — сказал командир, — да вот беда какая: мы ещё учимся! Чтобы хорошо воевать, надо долго учиться. А сначала обычную детскую школу кончить. Вот такой у нас порядок. И нарушать его нельзя.
— А мы и не нарушим. До школы ещё целый месяц. Можно, я с вами за этот месяц воевать поучусь? — взмолился Егор.
Но командир опять посуровел.
— Нельзя, нельзя! Солдат Горелов, проводите детей до дому!
Солдат Горелов, тот самый коротышка, на которого равнялся Егор, вытянулся перед командиром и лихо отрапортовал:
— Есть проводить до дому! — Потом взял Егора и Юльку за руки и повёл по тротуару. — Ну показывайте, баловники, где ваш дом!
Егор состроил Юльке страшную мину: молчи, мол! — и сладеньким голосом попросил:
— Отпустите нас, дяденька Горелов, мы сами дойдём! Вон тот трёхэтажный и есть наш дом!
Но дяденька Горелов был солдат и точно выполнял распоряжение командира.
— Велено довести до дому — значит, доведу!
На площади опять раскатилось:
— В две шеренги становись! Смирно! Равнение на середину!
Забилось у Егора сердце: только бы солдат не вздумал довести до самой квартиры! Тогда обман сразу откроется. Но дяденька Горелов точно выполнил приказ: проводил ребят до ворот, погрозил для острастки пальцем и повернул обратно.
Егор с Юлькой зашли в чужой, незнакомый двор, постояли немного и, когда шаги солдата затихли, выглянули на улицу.
— Ну что ж мы теперь будем делать? — спросила Юлька. — Куда нас теперь твой язык поведёт?
Навстречу шла толстая-толстая тётенька. Не шла, а плыла. Медленно и неторопливо двигалась она посреди тротуара, как баржа по тихой реке. И такая она ласковая была на вид и добрая, что Юлька набралась духу и спросила:
— Тётенька, скажите, пожалуйста, как нам до Вьетнама добраться?
— Ах вы, мои миленькие! — заулыбалась тётенька. — Такие крошки — и живописью интересуются! Боже, какие развитые пошли дети! А что вы хотите? Двадцатый век! Век космоса, век атома, век великих открытий! Это необыкновенно! Наука, искусство и — дети! Это поистине восхитительно!
Тётенька говорила так, будто выступала с трибуны. Было непонятно, кому она говорит — Егору или прохожим. Прохожие оглядывались, вежливо улыбались и спешили дальше — каждый по своим делам. Но, главное, было совсем непонятно, что она говорит.
— Двадцатый век, что вы хотите? — спросила тётенька Егора.
Почему тётенька назвала его двадцатым веком, Егор не понял. Пропустив это мимо ушей, он повторил Юлькин вопрос:
— Мы хотим узнать, тётенька, где…
— Понимаю, понимаю. А вы любите рисовать, дети?
— Любим, — вежливо ответила Юлька. — Только у меня люди, собаки и кошки почему-то всегда получаются выше домов. А у Егорки самолёты похожи на стрекоз. И немножко на зайцев.
— Это восхитительно! — воскликнула тётенька. — Абстракция и — дети! Двадцатый век, что вы хотите?
— Его зовут Егор, а меня — Юля, — терпеливо объяснила Юлька. — И мы хотим узнать, как…
— Понимаю, понимаю! — Тётенька замахала руками, как вёслами. — Идите, только там — сплошная война! Это ужасно!
— Спасибо, тётенька, нам войну и надо, — поблагодарила Юлька. — А как нам туда пройти?
— Садитесь на двадцатый троллейбус и — прямо до Музея изобразительных искусств. — Тётенька показала остановку, возле которой уже ждали несколько человек. — А может, вас довести?
— Нет, нет! — торопливо отказался Егор.
После неудачного разговора с командиром он опасался взрослых, а эта тётенька и без того была странная: ещё возьмёт да отведёт в милицию.
