Егор встрепенулся — пионеры были уже за окном! Он вскочил, но двери перед ними сомкнулись. Красные галстуки замелькали, слились в одно яркое пятно и вот уже совсем пропали. Опять побежали назад однообразные серые стены с чёрными змеями-кабелями.
— Ай, что же, что же делать, мы свою станцию проехали?! — в отчаянии закричал Егор.
Сердобольные пассажиры обступили их, стали успокаивать. Объяснили, что надо сойти на первой же остановке, сесть на обратный поезд и вернуться на прежнюю станцию. Так они и сделали. Подземный поезд быстро домчал их до той станции, где сошли пионеры. А народу на этой станции — как на улице, снуют туда и обратно, да всё бегом, бегом!
Растерялся Егор. Смотрит направо, налево — все спешат, никому до его беды дела нет. Вдруг в толпе он разглядел среди шляп и косынок знакомую фуражку с красным околышем. Все платки и шляпы мимо плывут — одна фуражка никуда не торопится. Бросились Егор с Юлькой к фуражке, а под ней — совсем незнакомое худое лицо.
— Тётя, вы не видели, куда пионеры пошли? — спросил Егор.
— Видела, видела. Они тут всё гудели, а потом к вокзалу подались.
Побежали Егор с Юлькой к бегущей лестнице. Она их мигом наверх подняла.
Над домами небо совсем синее стало, закатилось солнце за крыши. А народу — не протолкнёшься! Где тут пионеров отыскать!
И вдруг вдалеке загудел горн. Тот самый горн, в который дудел Кроликов.
— Это он, Кроликов! Он нам сигналит! — закричала Юлька и залилась счастливым смехом.
Брат и сестра стали пробиваться сквозь толпу, перелезать через чьи-то чемоданы, перепрыгивать через авоськи с фруктами, через мешки и ящики и вдруг чуть не наткнулись на «полководца» Марью Иванну.
— Марья Иван… — обрадовалась Юлька, но Егор вовремя закрыл ей рот ладонью и оттащил в сторону.
— Ребята, слушай мою команду! — закричала Марья Иванна в ладони, сложенные рупором. — Будем садиться в третий и четвёртый вагоны! Посадку проводить организованно. Остановка — Сорок пятый километр! Как только объявят — все на выход!
Колонна ребят была длинная, и Кроликов побежал в дальний её конец, чтобы повторить слова «командира» тем, кто не расслышал.
Пока шла посадка, Егор и Юлька прятались за толстым станционным столбом. Вскоре все места в третьем вагоне были заняты, началась посадка в четвёртый. Как только в вагон вошёл последний пионер, Егор, наученный горьким опытом, втолкнул Юльку на площадку и только после этого перевёл дух: теперь всё в порядке! Потом Егор заглянул в стеклянную дверь — нет ли там Кроликова, Помидоры и других знакомых. Нет, все незнакомые. Можно заходить.
Егор усадил сестру на свободную скамейку в конце вагона — за высокой спинкой сиденья их не так-то легко было заметить.
Электричка тронулась плавно и неслышно, и весь вокзал с его разноголосой толпой и сумятицей медленно поплыл назад. Замелькали огни. Сначала их было много, потом всё меньше и меньше. Вереница домов вдруг оборвалась, открылся широкий простор полей, а по нему, как ребята в весёлом хороводе, медленно закружились редкие перелески. Из-за далёкого синего леса, будто играя в жмурки, выглянуло и тут же спряталось солнце. Только на озере, прокладывая светлые дорожки, ещё бегали его весёлые лучи. Но вот и они погасли. И сразу в вагон поползли синие тени.
Наступил вечер.
Вдруг в вагон вошли кондуктор и милиционер. У Егора сердце в пятки ушло — ведь у них не было билетов! Но кондуктор только рассеянно взглянул и зашагал в дальний конец вагона.
— Кто у вас тут за старшего?
— Марья Иванна! Она в третьем вагоне! — хором ответили ребята. — У неё билеты на всех!
— Не баловаться у меня! — погрозил пальцем милиционер. — Не то ссажу.
Кондуктор и милиционер прошли в соседний вагон, а Егор, как милиционер, погрозил Юльке:
— Слышала? Чтоб мне не реветь! А то… в милицию отведу.
Мерно стучали-убаюкивали колёса под полом. Полилась весёлая песня.
— До свиданья, мама, не горюй, не грусти, пожелай нам доброго пути!.. — повторяла вслух за пионерами Юлька.
Егору вспомнился дом, и сразу взгрустнулось: что-то там делают мама с папой? Может быть, прочитали записку и плачут? Юлька тоже приуныла. А тут ещё голодные их носы уловили вкусный запах: ребята ужинали.
— Егор, давай и мы поедим! — предложила Юлька.
Егор достал из рюкзака лук, пряники и консервы и только тут обнаружил, что забыл консервный нож.
Оставались лук и пряники. Егор очистил луковицу и протянул сестре.
— Я не буду! — замотала головой Юлька. — Он горький!
— Зато в нём витаминов много, ты же сама знаешь, мама говорила! — убеждал Егор.
— Он плакучий! — хитрила Юлька. — А ты же мне не разрешаешь плакать.
— Ничего, поплачь немного, только про себя! — разрешил Егор.
Юлька наконец попробовала и скривилась так, будто у неё отчаянно заныл зуб.
— Ты не кривись, а ешь! — шикнул Егорка. — Солдаты всё должны есть — они выносливые.
— Вот и неправда! Солдаты едят похлебку и кашу!
Тогда Егор дал сестре пряник, чтоб сладким заесть горькое. Но и это не помогло. Вдобавок ко всему Юлька начала клянчить конфету.
— Как тебе не совестно! — пристыдил сестру Егор. — Ты же знаешь, для кого мы конфеты везём!
— Мы же только по одной конфеточке. И будем долго-долго сосать, пока не прососём до самого варенья!
А запахи становились всё соблазнительнее, даже у Егора потекли слюнки. О Юльке и говорить нечего — она хныкала всё громче.
Егор наконец сдался и сунул сестре конфету. Она тут же сжевала её и опять принялась клянчить.
И Егор решился: он взял банку с консервами и, наказав Юльке сидеть тихо, как мышь, отправился по вагону.
Пионеры развлекались кто как мог: пели, глазели в окна, дрались понарошку на кулачках.
В ближнем купе — «кухне» хозяйничали девочки. Из большого термоса они наливали горячий чай в пластмассовые стаканчики, нарезали хлеб и колбасу, делали бутерброды и кормили ребят.
Егор подошёл к девочкам и неразборчиво буркнул:
— Откройте мои консервы.
Маленькая проворная девочка с густой длинной чёлкой, которая закрывала её брови, удивлённо уставилась на него. Потом переглянулась с подружкой, и обе начали тоненько хихикать.
«Что я такого смешного сказал? — подумал Егор. — Глупые девчонки!»
Он смутился и не знал, как быть дальше.
— Он не может сам банку открыть! — догадалась девочка с чёлкой. И сразу подобрела — взяла у Егора банку и толкнула под бок соседа.
— Костя, вынь нос из книги и открой консервы. Это мужское дело!
Худой и бледный мальчик в очках, к которому она обратилась, сидел у окна в углу, подобрав под себя ноги, и читал. Его длинный нос ходил по строчкам туда и обратно. Костя так увлёкся чтением, что не расслышал просьбы. Тогда девочка вырвала книгу и ловко вложила ему в руки банку и консервный нож.
— Что ты, Галка, делаешь? — возмутился Костя. — Началось самое интересное! Наши пошли в атаку…
— Ничего, ничего, вот откроешь банку и опять пойдёшь в атаку! — успокоила его Галка, а Егору дала стаканчик, в котором дымился чай. — Попей с нами за компанию!
Рука Егора сама собой потянулась к соблазнительному стакану, а другая — тоже помимо воли! — взяла бутерброд с маслом и колбасой.
Ах, до чего же вкусная была эта еда! Вкуснее всяких пирогов и тортов! Егор хотел приберечь немного для сестры, но сам не заметил, как съел всё до крошки. А Галка всё подливала и подливала в стакан.
— Представляете, — рассказывал Костя, — и вдруг командира ранили в грудь. Кровь хлынула — не остановишь! А поблизости — ни одного санитара. Хотя бы самого завалящего! Командир застонал: «Умираю, помогите, помогите!» Знаешь, о таком герое хочется писать необыкновенные стихи! И я уже немного сочинил. Послушай:
Мне помогите, ранен я,
Прощайте, милые друзья!..
Костя так увлёкся, что кричал теперь на весь вагон. Привлечённые его голосом, многие побросали свои занятия и подошли к «кухне».
Тут Юлька протиснулась сквозь толпу и, тряхнув свою санитарную сумку, твёрдо сказала:
— Я перевяжу раненого.
— Юлька, кто тебе разрешил приходить сюда? — закричал Егорка.
— Я не к тебе, а к раненому! А ты бессовестный! Сам ешь, а мне не даёшь… Я вот маме скажу!
Узнав, что Юлька пришла перевязывать раненого из книжки, ребята принялись хохотать. А Юлька заревела.
Галка тут же налила ей чаю в голубой пластмассовый стаканчик и положила на хлеб самый толстый кусок колбасы. Девчонки натащили ей конфет и напихали их в карман фартука. И даже похвалили Юльку:
— Хорошенькая девочка!
— Как тебя зовут?
— Юлия.
— А куда ты едешь?
Егор всё время делал сестре знаки, чтобы она не проговорилась, но Юлька не то от усталости, не то от сытости и всеобщего внимания совсем разомлела. Когда девчонки стали расстёгивать её санитарную сумку, чтобы наложить туда конфет, она строго сказала:
