Иногда наведывался и посреди ночи, когда все уже спали. Помню, как в мое первое дежурство, когда я, примостившись возле тумбочки, читал книжку, чтобы не заснуть, вдруг открылись двери, и на пороге вырос наш лейтенант.
Меня так и подкинуло. Вскочил, повернулся к командиру:
— Товарищ лейтенант…
— Тсс… — Он предостерегающе поднял руку, чтобы я своим криком не разбудил роту. Заметил книгу, взял, полистал: — Интересная?
— Очень интересная, товарищ лейтенант.
Подвинул табуретку, приказал сесть и мне.
— Много читаете?
Я ответил, что много. Тогда лейтенант спросил, какого писателя я люблю больше всего. Выслушал, в свою очередь сказал:
— А я люблю Толстого.
Расспрашивал потом, откуда я родом, где учился, кто мои родители, есть ли у меня сестры и братья. И мне почему-то казалось, что это его очень интересует, — так внимательно он смотрел на меня. Потом спросил:
— Тяжело в армии?
Нечистый дернул меня за язык ответить, что нисколько не тяжело. Лейтенант усмехнулся недоверчиво, качнул головой:
— Тяжело. На то это и армия… Я первые полгода думал, что не выдержу. Средняя Азия, жара больше сорока градусов, солнце, песок — дышать нечем, а мы при полной выкладке в форсированном марше… Или с утра до вечера на плацу. Коснешься затвора винтовки — руку обожжешь. А потом привык. И недосыпать привык, и наедаться начал. Привыкнете и вы. Служба закончится — жаль будет возвращаться домой.
Посидел еще немного, встал, закрыл мою книжку:
— А на посту читать не годится, товарищ боец.
Лейтенант ушел, а я честно спрятал книжку. И один на один изо всех сил боролся с дремотой.
Каждый новый день начинается криком дневального:
— Подъе-о-ом!
Крик взрывается, будто бомба, и мы, еще сонные, вскакиваем с коек. «Чтоб одеяло летело под потолок, а вы на пол!» — учил помкомвзвода выполнению этой команды. За окнами еще ночь, и нам каждый раз кажется, что нас ошибочно разбудили на час раньше.
Во дворе замирает сигнал горна «Подъем», а здесь командиры вторят ему предрассветными петухами:
— По-однима-айсь! Быстрей! Быстрей! Живо на зарядку!
Не успеешь управиться с ненавистными обмотками, этими «двухметровыми голенищами», как вновь голос дневального:
— Выходи строиться!
Хватаем полотенца, мчимся вперегонки. Выстраиваемся, за помкомвзвода бежим на зарядку…
Так начинается еще один, следующий день службы в армии.
Сегодня у нас неизбежная строевая, потом укрепленная полоса, два часа уставы и под конец — занятия на физкультурной площадке.
Строевую мы уже немного освоили: научились ходить, приветствовать командиров, на ходу поворачиваться кругом, не сбивая при этом в строю друг друга с ног. А вот укрепленная полоса…
Те, кто ее планировал и создавал, старались не пропустить ничего, что может встретиться на пути бойцу в будущей войне во время атаки. Так вот, на этой полосе было длиннющее бревно над глубокой ямой с водой. Бревно круглое, как скалка, еще и покачивается, когда по нему идешь. За ним — макет двухэтажного дома: дощатая стена с единственным окном на втором этаже. Далее — полутораметровый забор и широкий ров с водой, уже без бревна. И в самом конце — чучело вражеского солдата, сделанное из лозы.
— Это совсем не трудно, — убеждал нас лейтенант. И тут же помкомвзвода: — Покажите, как это делается!
— Есть показать!
Помкомвзвода берет в левую руку учебную винтовку, а в правую — гранату. Наклонился вперед, напрягся — ждет команды.
— В атаку, вперед! — Помкомвзвода вихрем помчался к укрепленной полосе.
В это мгновение мы забыли все: и то, как он нас ругает, и как наряды вне очереди дает, и… Мы смотрели — нет, любовались нашим помкомвзвода, и каждому из нас хотелось стать таким же ловким, как он.
Вот он с разбега прыгнул на бревно и побежал по нему, как по дорожке. Вот остановился неподалеку от стены. Энергичный бросок, граната исчезает в окне, а помкомвзвода мчится прямо на стену… Неужели собирается взобраться? Но стена-то как отполированная, а окно во-оно где! Не успели мы и глазом моргнуть, как помкомвзвода уже там.
Ловко, как кошка, соскочил по ту сторону на землю, побежал дальше вперед. Р-раз — и забор остался позади. Р-раз — и птицей перелетел яму… Приземлился, как пружина, и вперед на чучело. Короткий, как молния, выпад, чучело лишь качнулось, прошитое насквозь штыком, и помкомвзвода, раскрасневшийся, запыхавшийся, возвращается назад.
— Ясно? — спрашивает командир взвода.
Молчим. Со страхом смотрим на бревно, на стену, на ров, обреченно думаем: «Хотя бы без воды… Вода ведь холодная…»
— Кто попробует первым?
Те, кто стоит в первой шеренге, отводят глаза, задние прячутся за передних.
— Добровольцы, два шага вперед!
И тут я не выдерживаю. Ноги сами собой чеканят два шага вперед. Двигаюсь как во сне, и, когда опомнился, отступать назад было уже поздно.
Пораженный помкомвзвода передает мне гранату и винтовку.
— Вот посмотрите, это не так уж и трудно, — то ли мне, то ли взводу говорит лейтенант. И затем определенно мне: — Приготовьтесь!
Я выставляю одну ногу вперед, набираю полную грудь воздуха. У меня, пожалуй, получается не так красиво, как у помкомвзвода, но командир взвода хвалит меня:
— Молодец! Готовы? В атаку… Вперед!
— Ур-ра! — кричу я и бегу к яме с бревном. Бегу, как к виселице, и чем ближе, тем глубже кажется яма, тем тоньше бревно. Добежал — тык! — остановился.
— В чем дело? — спрашивает лейтенант.
— Товарищ лейтенант, с ноги сбился!
— Не нужно сбиваться… Давайте сначала.
Сначала? А я-то надеялся, что теперь другого вызовут.
— Готовы? Вперед!
— Ур-ра!
На этот раз я все же шагнул на бревно. Оно качается, так и норовит скинуть меня в воду, а я, отчаянно балансируя, продвигаюсь вперед.
— Молодец! Молодец! — слышу позади голос лейтенанта.
Наконец яма позади. Ффу, аж вспотел! Бегу к стене, бросаю гранату в окно и… останавливаюсь. Нет, не взобраться ни за что!
— Хватит, — сжалился надо мной лейтенант. И когда я возвращаюсь в строй, обращается ко всему взводу: — Видите, не так-то и трудно… Взво-од, слушай мою команду: справа по одному — вперед!
И началось «справа по одному»: кто через яму, а кто и в яму. Таких сразу отсылали в казарму — сушиться. Там дневальный, из второго года службы, встречал сочувственно:
— В яме купался?
— А ты не купался?
— Купался, чего уж там… Но яма — это что! Вот на стенку попробуйте…
Пробовали. Стукались коленями и локтями, стараясь с ходу добраться до окна. А достав, зависали на окне, как чучела, скользили отчаянно ногами, ища хотя бы трещинку, чтобы зацепиться, опереться, и падали мешками вниз…
Когда справились со стеной, стало немного полегче. Правда, случалось, что и на заборе зависали, и плюхались в ров, но это уже мелочи. Зато, дорвавшись до чучела, кололи его с такой злостью, будто оно всю укрепленную полосу и построило. Мишка как налетел, как саданул, повалил чучело, да и сам на ногах не удержался, вслед за ним полетел.
Была еще одна мука: спортивная площадка. Большинство нашего взвода составляли десятиклассники, и все мы хорошо помнили, как всячески уклонялись в свое время от уроков физкультуры, отказывались лезть на турник или прыгать через коня.
— Василий Павлович, у меня рука болит!
— Василий Павлович, я вывихнул ногу!
И Василий Павлович в конце концов махал рукой на таких, как я или Мишка: делайте, как знаете, только другим не мешайте.
На прощанье, чтобы не портить аттестат, он выставил всем нам хорошие оценки, хотя значительная часть не заслуживала и посредственных.
И вот мы снова на спортивной площадке: тот же турник, тот же конь и брусья, но теперь это не школа, нет здесь Василия Павловича.
В первый же раз, приведя нас на спортплощадку, помкомвзвода вызвал из строя меня и моего командира отделения:
— Раздеться до пояса!
Я уже знал, для чего должен раздеваться, и делал это не очень-то охотно.
— Станьте рядом. — И затем ко мне: — Теперь посмотрите, какой вы сейчас и каким станете, если будете стараться.
— А кто не захочет стараться?
— Боец Кононенко, один наряд вне очереди!
— За что, товарищ помкомвзвода?
— Чтоб не были таким умником! Будете стараться! Ясно?
Ясно. Ясно и Мишке, что будет сегодня мыть пол.
Так вот, мы стоим перед взводом: я и мой командир. Более ошеломляющей картины не придумать. Я худой, как заброшенный хозяевами щенок, ребра так и выпирают, а бицепсы… Какие-то жалкие узелки, какие-то веревочки, которые тут же оборвутся, как только я зависну на турнике.
— А теперь посмотрите на своего командира!
Смотрим. С нескрываемой завистью смотрим. Тело как сбитое, мышцы так и играют на нем, а на руках — стальные бугры.
