— Сегодня… такой хороший день, — начала она с надеждой.
Последовало молчание. Потом пастор, вздрогнув, поднял глаза.
— Что?.. Ах, да, очень хороший день.
— И совсем не холодно, хоть и октябрь, — заметила Поллианна с еще большей надеждой. — У мистера Пендлетона уже топят камин, но это не для тепла. Просто чтобы смотреть. Я люблю смотреть на огонь, а вы?
Ответа на этот вопрос так и не последовало, хотя Поллианна терпеливо ждала, прежде чем попробовать еще раз, но уже на другую тему.
— Вам нравится быть пастором?
На этот раз преподобный Пол Форд мгновенно поднял на нее взгляд.
— Нравится ли… Какой странный вопрос! А почему ты спрашиваешь об этом, моя дорогая?
— Просто так… Просто вы так выглядите… И я вспомнила папу. Он тоже так выглядел… иногда.
— Неужели? — Голос пастора звучал любезно, но глаза его снова обратились к увядшему листу.
— Да. И тогда я спрашивала его, так же как вас сейчас, рад ли он тому, что он пастор.
Мужчина под деревом улыбнулся чуть печально:
— Ну… и что же он отвечал?
— О, он всегда говорил, что, конечно, рад, но почти всегда он также добавлял, что не остался бы пастором ни минуты, если бы не «радующие тексты».
— Если бы не… что? — Преподобный Пол Форд оторвал взгляд от листа и с удивлением остановил его на оживленном лице Поллианны.
— Это папа их так назвал. — Она засмеялась. — Конечно, Библия их так не называет. Но это все те тексты в Библии, которые начинаются словами «радуйтесь в Господе», «возрадуйтесь, праведные», «возопите от радости» и все такое, понимаете? Их так много! Однажды, когда папе было особенно тяжело, он пересчитал их. Их оказалось восемьсот.
— Восемьсот!
— Да, таких, которые велят нам радоваться и веселиться, понимаете? Вот почему он назвал их «радующими».
— О! — На лице пастора было странное выражение. Взгляд его упал на первые слова проповеди, листки с текстом которой он держал в руке: «Горе вам…» — И твой папа… любил эти «радующие тексты»? — пробормотал он.
— Очень, — кивнула Поллианна выразительно. — Он говорил, что сразу почувствовал облегчение, в тот самый день, когда решил их пересчитать. Он говорил, что если Бог взял на себя труд целых восемьсот раз повелеть нам радоваться и веселиться, то Он, без сомнения, хочет, чтобы мы делали это… хоть чуть-чуть. И папе стало стыдно из-за того, что он так редко радовался. А потом эти тексты стали для него таким утешением во всех неприятностях — когда дела шли плохо, когда дамы из благотворительного комитета ругались между собой… то есть когда они в чем-то не соглашались, — поправилась она торопливо. — Вот из-за этих текстов папа и придумал игру. Он начал со мной с тех костылей. Но он говорил, что именно «радующие тексты» навели его на эту мысль.
— А что за игра? — спросил пастор.
— Чтобы во всем находить что-то такое, чему можно радоваться. И как я уже сказала, мы начали с костылей. — И в очередной раз Поллианна рассказала свою историю; теперь ее слушал человек с кротким и понимающим взглядом.
А чуть позднее Поллианна и пастор рука об руку спустились с холма. Лицо Поллианны светилось радостью. Она любила поговорить и теперь не умолкала — казалось, было так много, много всего, о чем нужно было рассказать: об игре, об отце, о прежней жизни на западе, и пастор хотел знать обо всем. У подножия холма их пути разошлись; каждый пошел своей дорогой.
В тот же вечер преподобный Пол Форд сидел в задумчивости в своем кабинете. Перед ним на столе лежали разрозненные листки бумаги — подготовительные записи для будущей проповеди, а зажатый в пальцах карандаш остановился над другими листами бумаги, чистыми, ожидающими нового текста. Но пастор не думал ни о том, что он написал прежде, ни о том, что он собирался написать теперь. В воображении он был далеко — в маленьком городке на западе вместе с тем, другим, священником-миссионером, который был беден, болен, поглощен заботами и почти совсем одинок в мире, но который вчитывался в Библию, чтобы найти, сколько раз его Бог и Господь повелел ему радоваться и веселиться.
Спустя некоторое время преподобный Пол Форд очнулся от этих мыслей и поправил листы бумаги, лежавшие под рукой. «Евангелие от Матфея, глава 23, стихи 13–14 и 23», — написал он, потом с досадой отбросил карандаш и придвинул к себе журнал, за несколько минут до этого оставленный на столе его женой. Вяло и равнодушно пробегал он глазами абзац за абзацем, пока следующие слова не приковали его внимание:
«Однажды отец, зная, что сын его с утра отказался наколоть дров для матери, сказал ему:
— Том, я уверен, ты с радостью пойдешь и наколешь дров для матери.
И Том без слов пошел колоть дрова. Почему? Просто потому, что отец так ясно дал понять, что ожидает от него правильного поступка. Предположим, что отец сказал бы:
— Том, я слышал, что ты отказался наколоть дров для матери сегодня утром. Мне стыдно за тебя. Пойди сейчас же и сделай это!
Смею думать, что он так и не дождался бы дров от Тома».
Пастор продолжал рассеянно читать и наткнулся на следующий абзац:
«В чем прежде всего нуждаются мужчины и женщины, так это в поощрении. Их врожденную душевную стойкость нужно укреплять, а не ослаблять… Вместо того чтобы непрерывно твердить человеку о его недостатках, говорите ему о его достоинствах. Постарайтесь вытащить его из колеи дурных привычек. Поддержите его лучшее „я“, его настоящее „я“, которое может собраться с духом, чтобы действовать и побеждать! Пример человека прекрасного, отзывчивого, исполненного надежд может увлечь окружающих и преобразить их жизнь. Люди излучают то, чем полны их умы и сердца. Если человек настроен благожелательно, если он любезен, его соседи вскоре станут такими же. Но если он смотрит волком, вечно ворчит и осуждает других, его соседи отплатят ему тем же, и притом вдвойне!.. Когда вы ищете в других чего-то дурного, ожидаете его, вы его и получите. Но если вы уверены, что найдете доброе, вы получите это доброе… Скажите вашему сыну Тому, что вы знаете, как приятно будет ему наколоть дров, и вы увидите, что он сделает это быстро и заинтересованно!»
Пастор отложил журнал и поднял голову. Минуту спустя он встал и заходил взад и вперед по узкой комнате, потом глубоко вздохнул и снова опустился на стул перед своим письменным столом.
— С Божьей помощью я сделаю это! — воскликнул он негромко. — Я скажу всем моим прихожанам, моим сыновьям и дочерям, что я знаю — они будут рады наколоть дров! Я дам им радостное сознание исполненной работы, и им будет некогда смотреть, сколько дров накололи их соседи!
И он схватил листы с первоначальным текстом проповеди, разорвал их и отшвырнул от себя так, что с одной стороны от его стула лежало «Горе вам», а с другой — «учителя закона и фарисеи!», а его карандаш быстро забегал по гладкой белой бумаге…
Проповедь преподобного Пола Форда, произнесенная им в следующее воскресенье, стала подлинным призывом и обращением ко всему лучшему, что было в каждом мужчине, женщине, ребенке, которые слушали его, а в основу этой проповеди лег один из восьмисот «радующих текстов» Библии: «Веселитесь в Боге и радуйтесь, праведные, и возопите от радости все, кто чисты сердцем».
Глава 23. Несчастный случай
О однажды по просьбе миссис Сноу Поллианна зашла в приемную кабинета доктора Чилтона, чтобы узнать название какого-то лекарства, которое миссис Сноу забыла. Случилось так, что никогда прежде Поллианна не была у доктора Чилтона.
— Я, кажется, впервые у вас дома? Это ваш дом, да? — спросила она, с интересом оглядываясь вокруг.
Доктор невесело улыбнулся.
— Да… так и есть, — ответил он, дописывая что-то на листке бумаги, — но это всего лишь жалкое подобие родного дома, Поллианна. Это просто комнаты, и ничего больше. Нет, это не дом.
Поллианна понимающе кивнула. Глаза ее светились сочувствием.
— Я знаю. Чтобы создать дом, нужны женская рука и сердце или присутствие ребенка, — сказала она.
— Что? — Доктор круто обернулся к ней.
— Это мистер Пендлетон мне сказал, — опять кивнула Поллианна, — о женской руке и сердце или присутствии ребенка. А почему вы не найдете себе женской руки и сердца, доктор? Или, может быть, вы возьмете Джимми Бина, если мистер Пендлетон не захочет?
Доктор Чилтон принужденно рассмеялся.
— Значит, мистер Пендлетон говорит, что не может быть дома без женской руки и сердца, да? — переспросил он уклончиво.
— Да. Он говорит, что у него тоже нет дома. Так почему же вы не хотите, доктор Чилтон?
— Не хочу? Чего? — Доктор опять повернулся к письменному столу.
— Найти женскую руку и сердце. О… я забыла! — Поллианна смущенно покраснела. — Я, наверное, должна была вам об этом сказать. Это совсем не тетю Полли любил мистер Пендлетон много лет назад, и поэтому мы… мы не переезжаем к нему. Я говорила вам, что мы переедем… но я ошиблась. Я надеюсь, вы никому не рассказали, — заключила она с тревогой.
