Однако все равно, как ни крути, — праздник! Весело глядеть на корабли под белыми парусами. Колокола звонят, пушки палят. Экие корабли русский человек соорудил!
Достигла флотилия другого берега. Бросили якоря. Команды корабельные на землю сошли. Хлопают друг друга по плечам, руки пожимают, радуются. Будто не озеро, а океан переплыли и берегов неведомых, желанных достигли.
Да и как тут по правде не радоваться, когда корабли своими руками построены — от носа до кормы. И ведь ходят по воде, как настоящие, не хуже заморских.
Петр живо взобрался на грот — самую главную, высокую мачту корабельную — и закричал на всю округу:
— Гей! Радуйтесь, корабельщики мои дорогие! Не игра сегодня, не забава! День славы русской! Скоро-скоро пойдут наши корабли по морю-окияну гулять!
Далеко летел голос Петра над тихой водой. А как грянули корабельщики «Слава!!!», так прокатилось эхо надо всем озером Плещеевым, и откликнулось в городе Переславле новым пушечным залпом и перезвоном колокольным.
Тихое-тихое лежит озеро Плещеево. Исходил его Петр под парусами вдоль и поперек.
А на берегах-то как хорошо! Уже конец июня — Петров день. Значит, лето красное наступает, весну провожает. Солнце играет в небе ясном. Замолк уже соловей, и кукушка куковать утомилась.
Зато на покосе песни слышны. Выходят парни и девки — с косами, серпами — рано поутру по росе.
Петровская ночка,
Ночка-невеличка,
Ах, рели, рели, ладо,
Невеличка!
А я, молодой,
Не выспался,
Ах, рели, рели, ладо,
Не выспался!
Ох и правда — коротки ночи в июне. Коротка ночка-петровочка. Вот и настал Петров день — именины Петра Алексеевича.
В такой-то день особенно чувствуешь-понимаешь, — как взрослеешь, и как все, о чем мечты, непременно сбудется. Ну, что Петру реки да озера, когда все помыслы о море-окияне? И в самую короткую ночку видятся ему во сне бесконечные водные просторы.
На самом берегу озера Лука Хабаров с Якимкой Ворониным поставили рели славные — качели высокие. Здорово на них колыхаться! Точно на волнах морских.
Под ногами доска — как палуба шаткая, в руках канаты, над головой небо сияет, а впереди… Да что ж впереди-то?! Озеро лежит — спокойное ласковое.
Ой, и раскачался Петр на релях-качелях! Вот, верно, океан-то каков — крепче держись.
А подле качелей собрались товарищи Петра. Как говорилось, корабельного дела мостильщики — Якимка Воронин, Лука Хабаров, Федоска Скляев, Оська Зверев — всех человек пятнадцать.
Спрыгнул наконец Петр с качелей.
— А что, братцы, довольно нам рассиживаться-раскачиваться, от берега к берегу сновать. Двинемся-ка к городу Архангельску, поглядим на море Белое, на корабли иноземные. Узнаем взаправду, каково на волнах морских да океанских!
Притащился тут с огромной корзиной царский шут — Ермолай-да-Тимофей. Высыпал на траву целую гору пряников, орехов, и как раз услыхал, о чем разговор идет. Юркнул вдруг под корзину Ермолай-да-Тимофей — только нос длинный в щелочку выставил — и давай причитать:
— Ой-ой, государь-батюшко! Ой-ой, куда идти задумал?!
Расхохотался Петр, щелкнул шута по носу. А тот не унимается, верещит:
— Ой, в леса непроходимые, в страну злодейскую собрался, батюшко-о-о! Жди горя с моря! Не губи ты свою головушку светлую, молоденькую, лишь двадцатый годик ей миновал!!!
— Ну, будет, будет тебе, — помрачнел Петр.
А Ермолай-да-Тимофей все надрывается:
— Собаки там величиной с лошадей, а люди-то, люди — на людей не похожи! — лицо на груди, шерстью заросшее. Помирают осенью, а весной из могил восстают! Волшебники все да чародеи злые! Ой, дикая сторона — не ходи туда, государь-батюшко! — завывает из-под корзины тоненьким голоском.
Надоело Петру — откинул ногой корзину и приподнял шута за шиворот.
— Уймись-ка! — прикрикнул. — Знать ты должен, когда шутить и над чем. А в серьезные дела и не думай соваться! — Посадил Ермолая-да-Тимофея в корзину и тихонько оттолкнул ее от берега.
Как ни в чем ни бывало хлопнул шут в ладоши и отдал сам себе команду:
— Поднять паруса! Отдать якорь!
— Глядите, ребята! — рассмеялся Петр. — Здесь только в корзине и плавать. Не шелохнется, не плещется озеро Плещеево. А как без настоящей волны корабли проверить? Неминуемо наш путь к морю лежит! Собирайтесь, товарищи мои, в долгую дорогу. И ты, шут, с нами!
Тот сразу отозвался из полузатопленной уже корзины:
— Эх, государь-батюшко, зря ты на меня разгневался! Это ведь Тимофей глупости говорил, с Ермолаем не советовался. А как вместе подумали, так и решили — пора, давно пора в дорогу!
— Какие молодцы! — воскликнул Петр. — Значит, все заодно, все в путь готовы!
Собралась большая компания. Учитель старый Никита Зотов, думный дворянин Федор Иванович Чемоданов, шут Ермолай-да-Тимофей и, конечно, многие товарищи Петра по делу корабельному. Среди них Якимка Воронин со специальной трубою для подачи всяких сигналов. А еще певчие были, чтобы в дороге не заскучать.
Чуть солнце встало, двинулись в путь. На каретах, телегах, бричках.
Дорога была торная — хорошо укатанная. Много по ней обозов торговых проходило. От самой Москвы до Архангельска-города — через Ярославль и Вологду.
«Дорога-то торная, а путь, и правда, далек, неизвестен», — думал Петр, глядя вперед.
Кони резво бегут, а на душе весело и тревожно — что там поджидает? Места незнакомые, люди новые, леса глухие, реки быстрые, море Белое…
— Почему оно Белым прозвано? — спросил Петр у Никиты Зотова.
— Всех цветов, государь, моря есть — и Черное, и Синее, и Желтое, и Красное. По всему видно, что должно быть и Белое…
— На все ты, мастер, ответ имеешь, — улыбнулся Петр. — Да только ответы твои, как бревна в реке, — половину видно, о другой догадывайся.
— Полный ответ успокоит, — вздохнул Никита, — а половина расшевелит, другую искать заставит.
Леса, леса тянулись по сторонам дороги, и редко-редко встречались деревни…
— Как думаешь, Федор Иванович, — обернулся Петр к Чемоданову, — пошел бы этот лес на корабельные нужды?
— Лес добрый, — рассудил Чемоданов, — Леса нам достаточно хватит. Людей бы подобрать для корабельной службы. Море-то разборчиво. Не с каждым, поди, дружбу заводит.
Петр махнул вперед рукою:
— Глянь, дорога какая торная! Много русских людей к морю путь держат. Значит, не в диковину оно — знают, как с ним помириться.
Дело ясное — короче дорога за разговорами. А когда они не праздные, небесполезные, короче вдвое. Вот уж и Вологда виднеется…
«А все же в самом начале мы долгого пути, — подумывал Петр. — И дороги нас ждут неведомые. Одно твердо знаю — торных мало будет».
Вологда в ту пору была очень важным городом. Отсюда начинался речной путь. Торговцы с телег или саней перегружали товары на суда, чтобы плыть дальше на север, до самого Архангельска. Особенно многолюдно бывало в Вологде ранней весной. Купцы да работные люди поджидали, когда лед на реках сойдет.
Но сейчас, в июле, в городе было потише. Уже ярмарка архангельская в самом разгаре. Лишь немногие запоздавшие купцы торопились в дорогу — выбирали лодки покрепче, гребцов понадежней.
И Петр сам отобрал для путешествия шесть десятивесельных карбасов. Большие, плоскодонные о двух парусах стояли они наготове у причала. Погрузили дорожную кладь. Протрубил Якимка сигнал, и двинулся речной караван.
Хорошо идти по течению, да когда ветер попутный. Тут и гребцы отдыхают. Самое время песни петь.
Эй, как пошел чижик вдоль по улице,
Чижик, чижик, чижичек мой!
А ты скажи, чижик, да всю правду!
А кому у нас горе горевать?
А кому у нас праздники праздновать?
О, с веселостью пели — согласно и звучно…
— Хорошо по ветру, по течению! Хорошо, когда все заодно! — радовался Петр. — Плохо, когда иначе.
Никита Зотов покачал головой:
— Да ведь не могут быть все заодно. Редко такое возможно.
— Тут умение требуется, — встал Петр на носу карбаса. — Пусть ветер в супротивную сторону. А ты парус так поставь, чтобы судно вперед стремилось. Можно, можно сделать, чтобы все заодно были! Твердо знаю.
На другой день среди ясного неба собралась вдруг сильная гроза. Молнии сверкали над рекой каждую минуту, гром грохотал оглушительно.
— А ну, не жалей трубы! — приказал Петр Якимке Воронину. — Пускай и небеса землю слышат! И вы, певчие, не молчите! Вторьте Илье-пророку!
И на каждый удар грома отвечала теперь труба с хором. Крестьяне из прибрежных деревень долго голову ломали, что за гроза такая приключилась чудная — с трубою и песнями…
