Вовсе не с таким человеком Луиза мечтала танцевать или в первый раз поцеловаться. Она рисовала себе кого-нибудь, как в кино: выше ростом, шире в плечах, с более правильными чертами лица, и хорошо бы, он еще и ходил в чем-то этаком черно-белом. Как Джеймс Дин в старом фильме «Бунтовщик без причины». По сравнению с кино настоящая жизнь Луизы проигрывала во всех отношениях.
Она подошла к своей золотой рыбке по имени Марлон и бросила в круглый аквариум несколько оранжевых хлопьев. Это было для нее почти то же самое, что пообщаться с Марлоном Брандо, возможно величайшим киноактером всех времен, звездой таких потрясающих фильмов, как «В порту» и «Трамвай „Желание“». Золотая рыбка. Глядя на нее, Луиза подумала, что фильмы, которые она смотрела с мамой, иногда казались ей реальнее действительности.
— Может быть, сменим тему? — спросила в ответ Луиза. — Она действует мне на нервы.
— Лу, ты так драматична. Погоди, а что мне делать с Кипом?
Луиза покачала головой. Кто бы говорил о драме.
— Так ты знаешь ответ на шестой номер?
В ту ночь Луизе снилось, будто она была на танцах. Она знала, что это всего лишь дискотека семиклассников, но выглядело там все иначе. Гимнастический зал превратился в танцевальный, а лица танцующих были ей ужасно знакомы и в то же время совсем другие. Вроде бы это были ее друзья, а все-таки не они. Вдруг Луиза поняла, что она попала не на ту вечеринку. И тут же увидела парня в черной «кенгурухе» с капюшоном, промчавшегося мимо на скейтборде. Она бросилась за ним и в надежде, что он скажет, куда идти, крикнула: «Тодд!» — но он даже не оглянулся. Будто ее и не было.
Луиза резко села в постели. Взглянув на светящиеся часы радиоприемника, она увидела четкие красные цифры 2:20. С чего бы ее так взволновали эти танцы? Кого она дурачит? Да ведь она только о них и думает! Проспав потом пять часов беспокойным сном, она проснулась от звона будильника в 7:17, когда начинался новый учебный день.
Луиза кубарем скатилась с кровати. Стянув с себя мягкую широченную хлопчатобумажную ночнушку из «Gap»[10], она переоделась в любимый винтажный кашемировый свитер цвета лаванды, только с одной крошечной дырочкой от моли на локте, в идеально сидевшие на ней Levi’s и натянула на ноги неоново-розовые сникерсы. Волосы она стянула на затылке в тугой упругий пучок, так чтобы ни единый волосок не выбился.
Затем сделала «полароидом» еще один снимок, пометила его 15 апреля и всмотрелась в серую, медленно обретавшую четкость картинку. Ничего. Никаких перемен, кроме темных кругов под глазами, которые придавали ее лицу какое-то затравленное выражение.
После чего, как всегда по утрам, она отодрала страничку на своем календаре с гороскопом в надежде на что-нибудь необыкновенное. Например: «Вы отправитесь в интересное плавание. Будьте верны себе и наслаждайтесь приключением!» Может быть, ее кто-нибудь пригласит куда-нибудь по пути в школу? Автобус подойдет через двадцать минут.
— Доброе утро, дорогая, — приветствовала миссис Ламберт дочь бодрым голосом, необычайно веселым для такого времени суток.
Луизина мама всегда настаивала, чтобы дочь завтракала дома, и, когда Луиза приплелась в их старую кухню, она энергично мешала деревянной ложкой варево в чугунной кастрюле. В половине восьмого утра Луизе совсем не хотелось есть, и каждая ложка овсянки казалась ей изощренной пыткой.
— Доброе, — пробормотала она, садясь на свое место в уголке, и принялась рассеянно тыкать вилкой в тарелку с фруктами. Отец уже был за столом, в наглаженном костюме от Brooks, в полосатом галстуке, с чашкой кофе и газетой «Нью-Йорк таймс». Если бы вы заглянули в словарь посмотреть, что такое «адвокат», то, возможно, увидели бы там портрет Роберта Ламберта, с его аккуратно подстриженными седеющими волосами и в очках в тонкой металлической оправе. Отец именно так и выглядел.
— Доброе утро, цыпленок, — сказал он, окинув ее быстрым взглядом поверх газеты.
Луиза понятия не имела, откуда взялось это прозвище, но, к ее неудовольствию, оно к ней прилипло.
— Завтракать по утрам полезно для памяти, — снова напомнила Луизе миссис Ламберт, заметив, как та давится куском мускусной дыни. — Исследования подтверждают.
Миссис Ламберт любила подкреплять все свои сомнительные правила словами «исследования подтверждают». Какие исследования, кто их проводил, Луиза не имела понятия и была почти уверена, что и мать тоже.
— Знаю, знаю, — сказала Луиза. — Я столько раз завтракала, что могу запомнить даже то, чего не было.
Она застонала вслух, не в силах откусить еще кусочек.
— Не дерзите мне, юная леди, — парировала миссис Ламберт, и легкая улыбка пробежала по ее строгому лицу.
— Ладно, достаточно, — решила она, вытирая о фартук руки. — Иди собирай учебники. Ты же не хочешь опять опоздать на автобус.
Луиза еще с минуту посидела за столом, слишком насытившаяся и сонная, чтобы двигаться.
— И раз уж у тебя такая острая память, — продолжала мать, — не напомнишь ли ты мне, насколько у нас подорожало такси? Теперь доехать до школы стоит десять долларов.
Дочь пулей вылетела из кухни.
— Ребята, вы знаете, какой сегодня день?
Вопрос мисс Моррис утонул в равнодушных взглядах. Мисс Моррис преподавала историю в средней школе Фэрвью лет сто, так что даже отец Луизы мучился на ее уроках. Все были уверены, что все эти сто лет она говорит одно и то же. Мисс Моррис была крошечной старой дамой с тоненькими, как карандаши, ножками и с тугим седым пучочком на голове, из которого никогда не выбивался ни один волосок.
— Кто-нибудь знает? — спросила она тоном, свидетельствующим о том, что она потеряла надежду услышать ответ от своих учеников.
Тишина. Тик-так Тик-так. Пока мисс Моррис не начала вести у них историю, Луиза не замечала, что школьные часы стучат так громко.
— Сегодня ровно год до сотой годовщины гибели лучшего парохода Королевского почтового флота «Титаник».
Мисс Моррис выдержала паузу то ли для вящей драматичности момента, то ли чтобы перевести дыхание, и подождала реакции. На ней было платье стального цвета из вареной шерсти, которое казалось не по сезону теплым и ужасно колючим. Похоже, гардероб мисс Моррис никак не зависел от времени года.
Тик-так Тик-так.
«Возможно, и сама она уже настолько стара, что могла бы плыть на „Титанике“», — подумала Луиза, которой уже стало скучно. У мисс Моррис была поразительная способность даже самую интересную тему превратить в преснятину, как мясной рулет по рецепту миссис Ламберт.
— Можете ли вы рассказать мне что-либо о «Титанике»?
— Фильм отстойный, — сказал Билли Робертсон со своего места в конце класса.
Мисс Моррис пропустила его реплику мимо ушей, а может быть, не расслышала. Луиза не знала почему, но мисс Моррис никогда не отвечала на саркастические выпады Билли.
— «Титаник» был, бесспорно, самым роскошным кораблем, когда-либо пересекавшим океан, — затянула монотонным голосом учительница, покачивая своим белым пучком, хотя, судя по тому, что ее мутноватые карие глаза как-то особенно заискрились, по крайней мере для нее эта тема казалась увлекательной. — На момент его катастрофы это был самый большой в мире пассажирский пароход.
Луиза обвела взглядом своих непоседливых одноклассников. Большинство из них были в отключке, поэтому она начала набрасывать в блокнотике эскизы возникавших в ее воображении платьев. Это уже становилось проблемой: перед каждой контрольной Луиза открывала его в надежде найти там хоть какие-нибудь нужные записи, а находила наброски, которые могли бы понадобиться только разве что на вступительном экзамене в Технологический институт моды.
«Интересно, что они носили на „Титанике“?» — подумала Луиза и, расслабив запястье, не задумываясь, начала рисовать то, что, как ей казалось, было в то время модным. Она набросала длинную, до лодыжек, юбку, заложенную мягкими складками, с завышенной талией, в стиле ампир, и замысловатой кружевной отделкой. В бедрах юбка была широкой, а книзу сужалась. Затем она пририсовала пару туфель на высоких изогнутых каблуках, с ремешками, которые пересекались на щиколотке и выглядывали из-под кромки юбки. Потом — широкополую шляпу, прикрывавшую лицо, так что Луизе не понадобилось его рисовать, и великолепную кружевную блузку со скромным вырезом. Луиза не знала, откуда возникла эта идея и насколько она была правильной, однако, придирчиво рассмотрев свой рисунок, она улыбнулась, довольная результатом.
Прозвеневший внезапно звонок возвестил о конце еще одного не оставшегося в памяти урока истории, и Луиза очнулась от своих дизайнерских грез.
