Глава 3
На следующий день мы пошли в магазин, и отец купил электрическую газонокосилку. Вечером, после нашего первого домашнего ужина в Нью-Джерси (сэндвичи с индейкой, купленные в ближайшей закусочной), отец вышел в сад стричь газон. Перед домом он подстриг нормально, но когда дело дошло до заднего двора, ему понадобилось проверить, сколько травы скопилось внутри косилки. Это очень просто. Продавец в магазине показывал, как это делается. Только надо отключить косилку прежде, чем лезть внутрь, а отец об этом забыл.
Я услышала его крик: «Барбара, я порезался!» Он побежал в дом. Там он схватил полотенце и обмотал его вокруг руки прежде, чем я успела что-нибудь разглядеть. Потом он сел на пол — лицо у него было очень бледное.
— О, Господи! — воскликнула мать, когда кровь просочилась сквозь полотенце. — Надеюсь, ты не отрезал?..
Услышав это, я выскочила из дома посмотреть, не видно ли где-нибудь отрезанной руки. Я не знала, идет ли речь о всей кисти или только… но когда-то читала, что в подобных случаях надо сохранять отрезанные конечности, потому что иногда врачам удается пришить их. Хорошо, что я рядом: сами родители до этого не додумались бы. Однако мне не удалось найти ни кисти, ни чего-то такого, а когда я вернулась в дом, там уже была полиция. Мама сидела рядом с отцом на полу — голова его лежала у нее на коленях.
Я поехала в полицейской машине вместе с ними, потому что дома меня не с кем было оставить. По дороге в больницу я разговаривала с Богом — про себя, конечно, так чтобы никто не заметил.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. С моим отцом случилось ужасное несчастье. Пожалуйста, помоги ему. Бог. Он, правда, очень добрый и милый. Он не знает Тебя так, как знаю я, но он хороший отец. И рука ему необходима, Бог. Так что, пожалуйста, сделай так, чтобы все закончилось благополучно. Я сделаю все, что Ты скажешь, только помоги ему. Благодарю Тебя, Бог.
Оказалось, что отец ничего себе не отрезал, и все же палец ему зашивали, для чего понадобилось сделать восемь стежков. Зашивал доктор Поттер.
Закончив, он вышел поговорить. Увидев меня, он сказал:
— У меня есть дочка твоего возраста. Удивительно, как люди всегда находят среди своих знакомых кого-нибудь твоего возраста, причем еще прежде, чем ты скажешь им, сколько тебе лет на самом деле.
— Мне пошел двенадцатый, — сообщила я.
— Гретхен тоже почти двенадцать, — сказал доктор.
А, ну значит, правильно догадался.
— Она учится в школе Дилано: пойдет в шестой класс.
— Ты тоже, Маргарет, — напомнила мне мама. Как будто мне нужно было напоминать.
— Я скажу Гретхен о тебе.
— Хорошо, — согласилась я.
Как только мы приехали домой после больницы, отец сказал маме, чтобы она нашла в телефонной книге Муса Фрида и договорилась, чтобы он стриг наш газон раз в неделю.
В День Труда я поднялась рано. Я хотела привести в порядок письменный стол у себя в комнате до того, как начнутся занятия в школе. Я заранее купила пачку бумаги, карандаши, ластики, папки, разные скрепки… Я всегда проявляю необычайное усердие в начале, но его хватает приблизительно до октября. Я уже сделала половину дела, когда услышала этот звук — как будто кто-то постучал в дверь. Я подождала, не проснутся ли родители. Я подошла на цыпочках к их комнате, но дверь была закрыта и все было тихо, значит, они спали.
Когда стук послышался снова, я спустилась вниз — на разведку. Я не боялась: даже если это какие-нибудь злоумышленники, всегда можно закричать — и отец придет на помощь.
Стучали в переднюю дверь. Нэнси на выходные уехала, так что это не она.
А больше мы ни с кем здесь не знакомы.
— Кто там? — спросила я, прижав ухо к двери.
— Это бабушка, Маргарет. Открывай.
Я быстро справилась с цепочкой и обоими замками и распахнула дверь.
— Бабушка! Неужели это правда? Ты здесь!
— Сюрприз! — отозвалась она.
Я приложила палец к губам, давая понять, что родители еще спят.
Руки у бабушки были заняты пакетами, но, войдя, она поставила их на пол и крепко меня обняла и поцеловала.
— Моя Маргарет! — произнесла она, сияя своей особенной улыбкой. Когда она так улыбается, то становятся видны все ее верхние зубы. Это не настоящие зубы, а то, что она называет «мостом». Она может вынуть целую секцию из четырех зубов, когда ей вздумается. Когда я была маленькой, она часто меня этим развлекала. Конечно, я никогда не говорила родителям. Когда она улыбается без этих зубов, то бывает похожа на ведьму. А с зубами — очень симпатичная.
— Маргарет, давай отнесем пакеты на кухню.
Я подняла один.
— Бабушка, он такой тяжелый! Что там?
— Сосиски, салат оливье, капустный салат, солонина, ржаной хлеб…
Я рассмеялась.
— Значит, это еда?
— Конечно, еда.
— Ты думаешь, в Нью-Джерси нет еды, бабушка?
— Такой нет.
— Есть, — возразила я. — И закусочных полно.
— Таких закусочных, как в Нью-Йорке, нет нигде!
Я не стала спорить. У бабушки свои понятия о некоторых вещах.
Мы отнесли пакеты на кухню, бабушка помыла руки и переложила все в холодильник.
Когда с этим было покончено, я спросила:
— Как ты добралась до нас?
Бабушка снова улыбнулась, но ничего не сказала. Она отмеривала кофе в кофеварку. Пока она не закончит с каким-нибудь делом, с ней разговаривать бесполезно.
Наконец она села за кухонный стол, взбила волосы и сказала:
— Я приехала на такси.
— Прямо из Нью-Йорка?
— Нет, — ответила бабушка. — Из центра Фарбрука.
— А как ты доехала до центра Фарбрука?
— На поезде.
— Не может быть!
— Представь себе!
— Но ты же всегда говорила, что в поездах грязь!
— Подумаешь, немножко грязи! Я же моющаяся!
Мы обе рассмеялись. В одном пакете у бабушки оказались вязанье и тапочки. Она переобулась.
— Ну, — заявила она, — теперь давай показывай мне дом.
Я показала ей все, кроме второго этажа — туалеты, нижнюю ванную, мамину новую стиральную машину и сушилку, и где мы смотрим телевизор.
Когда я закончила экскурсию, бабушка покачала головой и сказала:
— Только я не понимаю, зачем им понадобилось переезжать в деревню.
— Вообще-то это не деревня, бабушка, — возразила я. — Тут даже коров не встретишь.
— Для меня это деревня! — сказала бабушка.
Я услышала, что наверху льется вода.
— Кажется, они встали. Можно, я пойду посмотрю?
— Ты хочешь сказать: можно, я пойду и скажу им!
— Ну да.
— Конечно, — разрешила бабушка.
Я помчалась по лестнице и вбежала в их спальню. Папа надевал носки. Мама чистила зубы в ванной.
— Угадай, кто у нас? — обратилась я к отцу.
Он ничего не сказал, а только зевнул.
— Ну, будешь отгадывать?
— Что отгадывать? — спросил он.
— Кто сейчас находится здесь, в этом доме, в эту самую минуту.
— Никто, кроме нас, надеюсь, — сказал отец.
— Не угадал! — я закружилась по комнате.
— Маргарет, — сказал отец едва ли не самым своим раздраженным голосом. — Что ты собственно хочешь сказать?
— Бабушка здесь!
— Это невозможно, — растерялся отец.
— Правда, папа. Она внизу на кухне и готовит вам кофе.
— Барбара… — Отец зашел в ванную и выключил воду. Я за ним. У мамы был полон рот пасты.
— Я ведь не закончила, Херб, — она снова включила воду.
Отец опять завернул кран.
— Угадай, кто здесь, — сказал он.
— Кто здесь? Что ты имеешь в виду? — спросила мама.
— Сильвия! Вот кто!
Отец отвернул кран, чтобы она могла дочистить зубы.
Но на этот раз мама выключила воду сама и последовала за ним в спальню.
Я пошла тоже. Все это было очень забавно. Наверно, мама проглотила свою пасту.
— Сильвия? Что ты хочешь сказать? — уставилась мама на него.
— Я хочу сказать — моя мать! — съязвил отец.
Мама засмеялась.
— Это невозможно, Херб. Как она доберется сюда?
Отец кивнул в мою сторону.
— Спроси у Маргарет. Вот кто, по-моему, все знает.
— На такси, — объяснила я.
Они молчали.
— И еще на поезде, — добавила я.
Снова молчание.
— Он оказался не таким уж грязным.
Через десять минут родители были уже на кухне с бабушкой. Их ждал накрытый стол и приготовленный завтрак. Бабушка сияла обезоруживающей улыбкой. Так что родители ничего не смогли ей сказать, кроме «какая приятная неожиданность». И еще — какая она молодец, что додумалась ехать поездом и потом на такси.
После завтрака я пошла наверх, чтобы переодеться. Бабушка — со мной: она захотела посмотреть мою комнату.
— Она намного больше прежней, — похвасталась я.
— Да, больше, — согласилась бабушка. — А покрывала и занавески можно было бы и новые завести. Я видела на днях очень симпатичные: розово-красные в клетку. И к ним в тон подобрали бы ковровое покрытие… — Бабушка вздохнула. — Но полагаю, твоя мать хочет устраивать все сама.
