- Врешь?!
- Ей-богу!
Трофим молча крутил ус и вдруг, прищурившись, посмотрел Даниле в глаза:
- А сколько тебе уже хромой дал?
- Мне?... Ничего, дядя Трофим, - смутился Данила.
- По глазам вижу, что дал. Ну, ладно, ладно... Когда он придет?
- Сегодня, чуток попозже.
- Ладно, пусть приходит, - махнул Трофим рукой. - Только чтоб не видел никто!
- Ну, это уж будь спокоен, дядя Трофим! - многозначительно подмигнул Данила и поднялся. Хотелось ему рассказать еще Трофиму о том, что хромой стрелял в райкомовского работника Дымова и, наверно, убил его, но раздумал. Труслив Трофим, чего доброго, еще совсем испугается и не захочет с хромым встретиться.
- Кажись, еще кто-то к тебе идет, дядя Трофим, - сказал он, направляясь к жердяному забору.
- Кто там еще?
- Арсения Игнатьевича батрак.
- Потупчик?
- Он самый. - Данила скрылся в соседнем дворе, где жил со своим дедом - отцом Трофима. А с улицы во двор вошел рослый человек с пышной бородой, такой ярко-рыжей, что она горела на его груди, как пламя.
- К вам я, Трофим Сергеевич... - сказал человек густым басом, снимая у калитки картуз.
Трофим недовольно покривился.
- Вижу, что ко мне. Чего надо?
- Я про Арсения Игнатьевича Кулуканова хочу сказать... Не хочет платить он мне, Трофим Сергеевич.
- Это твое дело. Сельсовет здесь ни при чем.
- Да как же ни при чем, Трофим Сергеевич?! Я же у него, почитай, год батрачу, и хоть бы копейку заплатил!
- Арсений Игнатьевич человек обходительный, - убеждающим тоном сказал Трофим, - напрасно ничего делать не станет.
- Да как же не станет, Трофим Сергеевич! - загорячился Потупчик. - Я на него целый год спину гну, а он платить не хочет. У меня же дочка есть, ей и обуться и одеться надо, и сам я поизносился... А он говорит: «Ты у меня кормился, значит, мы и в расчете».
- Так ведь харчи тоже денег стоят, - усмехнулся Трофим.
- Это что ж, выходит, за харчи на него хребет гнуть? Пятнадцатый год Советской власти идет! Нет теперь таких порядков!
- Не знаю, не знаю... Это ваше там дело.
- За кулака заступаетесь, Трофим Сергеевич!
Трофим медленно подошел к Потупчику, заложив руки в карманы. В калитку вбежали Павел и Федя и, увидев нахмуренное лицо отца, притаились у ворот.
- Арсений Игнатьевич Кулуканов в списках сельсовета числится середняком, гражданин Потупчик! - подчеркивая каждое слово, сказал Трофим. - Ты на честного человека не наговаривай!
- Да когда же он середняком стал? - все громче гремел бас Потупчика. - Вы сами посудите: одного рогатого скота десять голов, лошадей столько же, паровая молотилка, да батраков пять человек! Нет такого правила у Советской власти, чтобы такого мироеда середняком считать. Вы его еще в бедняки запишите!
- Ты меня правилам не учи, Потупчик: я сам Советская власть! Меня товарищ Захаркин всегда поддержит.
- Много берете на себя, Трофим Сергеевич! Вам народ доверие оказал, председателем Совета вас выбрали, а вы против народа выступаете!
- Это кто ж народ? Ты, что ли?
- А хоть бы и я!
Трофима раздражал разговор с Потупчиком. «Выгнать бы его к дьяволу!» - подумал он, но не решился: смелый человек этот Потупчик, наделает шуму на целый район, потом расхлебывай! И Трофим сказал примирительно:
- Ты попусту не горячись. Я помочь всегда помогу, только закон есть закон. Вот так, стало быть.
- Ничего, мы правду найдем, Трофим Сергеевич! - Потупчик надел картуз, вышел на улицу.
- А вы чего, как мыши, притаились? - сердито сказал Трофим, увидев вдруг у ворот сыновей. Но тут же рассеянно отвернулся: его не покидали мысли о хромом. Восемь тысяч рублей не шутка! Он покрутил ус и молча прошел на соседний двор, где скрылся Данила.
Из избы вышла Татьяна, начала накрывать на стол под березой.
- Ух ты, пирог-то какой! - подбежал Федя. - Вкусный, маманька?
- А вот попробуешь... - Она взглянула на детей. Глаза ее засветились лаской. Все свои тридцать пять лет прожила Татьяна в постоянном труде, радостей видела мало. В детстве не пришлось учиться: батрачила у богатого соседа. Замужество не принесло облегчения. Хозяйство и дети отнимали здоровье и силы. Но в них, в детях, находила Татьяна свое счастье. Вон Пашка какой большой и разумный вырос, лучший ученик школе. Может, действительно станет доктором или учителем! Почему-то ей очень хотелось, чтобы он стал именно доктором или учителем... Домой всякие книжки из школы носит, все читает газеты да журналы. И ее по складам читать выучил. Сначала смешно было, думала - впустую все занятия, а потом приятно стало складывать из букв слова и понимать их затаенный смысл.
Татьяна кончила накрывать на стол, склонилась к Павлу:
- Пашутка, ты о чем задумался?
Павел нахмурил брови. Они у него густые, сросшиеся на переносице. Над правой - небольшая коричневая родинка. Шевельнет бровью - и родинка вздрагивает.
- Маманька, чего к нам дядя Вася приходил?
- Какой дядя Вася?
- Потупчик.
- Не знаю, Пашутка. А что такое?
- Так просто... - уклончиво ответил Павел.
Татьяна обняла сына, с тревогой заглянула ему в лицо.
- Ты чего будто в воду опущенный? Что у тебя на сердце, Пашутка? Я же все вижу, ты не отворачивайся.
- Ты слышала, что дядя Вася кричал папаньке? «Вам народ доверие оказал, а вы против народа выступаете...»
Она ответила не сразу, не зная, как объяснить сыну то, что давно тревожило ее самое и что лежало на сердце тяжелым, томящим грузом.
- Работа у отца такая, Пашутка... На всех угодить трудно. Одному - хорошо, другому - не нравится. Отец-то законы лучше знает... Его ведь сам секретарь райкома уважает.
Павел спросил порывисто:
- Значит, он все по закону делает?
- Я так думаю, что по закону... - неуверенно сказала Татьяна.
- Правда, по закону, маманька? - допытывался он.
Что сказать сыну? Она увидела за его поясом новую книгу.
- Что это?
Федя ответил за Павла:
- Премия, маманька! Зоя Александровна Паше дала за учение.
- Премия? Ну-ка, посмотрю сейчас, сынок, как ты меня читать выучил. - Она открыла книгу и прочитала по складам: - Го... рьк... ий... Горький... «Мать»... Правильно?
- Правильно, - улыбнулся Павел.
- Этак я скоро и Ксеню догоню.
- Маманька, ты скоро и газеты читать будешь! - радостно сказал Федя.
- Буду, Федюша, буду! Хорошие вы мои! - она широко распахнула руки и притянула сыновей к груди. - Что бы я без вас делала? Только и радости у меня в жизни! Федюшка, а что ж у тебя красного галстука нету?
- Не принимают меня в пионеры, маманька... - вздохнул Федя и потрогал красный галстук брата. - А как хочется!
- Пашутка, почему его в пионеры не принимаете?
- Рано ему еще. Через год вступит.
- Придется потерпеть, Федюшка, - улыбнулась мать.
В калитку заглянула светловолосая девочка с остреньким, чуть вздернутым носом.
- Здравствуйте, тетя Таня!
- Здравствуй, Мотя... Подойди сюда, что ты в калитке застряла?
- Я на минутку, тетя Таня... я к Паше... по делу.
- Ох, батюшки! Такие все деловые стали... А ты кажись, тоже пионерский начальник?
- Член совета отряда, - сказал Павел.
- Активистка, значит, - кивнула Татьяна. - Вроде Ксени... Ну, активничайте, активничайте...
Из избы послышался детский плач. Это проснулся самый младший сын - Роман. Татьяна торопливо на правилась в избу. Федя шел следом за ней и быстро рассказывал, какой в школе был утренник и как все хлопали в ладоши, когда Зоя Александровна дала Паше книгу.
- Паша, я, знаешь, чего пришла? - робко спросила Мотя. - Читать Горького будем?
- Ну, ясно, будем.
- Зоя Александровна говорит - такая книжка интересная! Давайте сегодня вечером?
- Сегодня вечером не могу. Мы с Яшкой Юдовым на озеро рыбу удить пойдем.
- А ты приходи тогда завтра утром к нам. Ребята соберутся. Я им уже говорила.
- Утром я тоже не могу: на огороде буду.
- Ну, тогда завтра вечером. Ладно?
- А вы сами завтра ко мне вечером приходите.
- К тебе? Ой нет, Паша!.. Я твоего отца боюсь...
- Что ж он медведь, что ли? - обиженно сказал Павел.
- Я сама не знаю почему, а боюсь... Сердитый он очень... - Мотя помолчала. - Паша, а Петька Саков опять камнями кидался.
- Вот не попадется он мне никак!
- Кричит, как война будет, так заграничные буржуи всех пионеров за галстуки повесят.
Павел презрительно улыбнулся.
- Руки коротки у заграничных буржуев! А Петьке Сакову по шее надо дать покрепче!
- Не надо, не связывайся... - Мотя снова помолчала. - Паша... ты не знаешь, о чем мой папанька с твоим отцом разговаривал?
- А что? - насторожился Павел.
- Очень расстроенный папанька домой вернулся... Понимаешь, ему Кулуканов не хочет за работу платить, а твой отец говорит, что вроде бы так и надо.
У Павла над бровью задергалась родинка.
- Мой отец по закону поступает!
- Да ты не сердись, Паша... Я ведь только так... Я и сама папаньке сказала, что раз выбрали Трофима Сергеевича председателем, значит, он все законы знает... - Мотя в замешательстве открыла книгу, негромко прочитала: - «Лучшему ученику Герасимовской школы - Павлу Морозову»... Как приятно тебе, наверно! Да, Паш?.. А у меня все с арифметикой не ладится... Ну, я побежала... Всего, Паш...
