И вдруг совершенно отчетливо из боковой двери раздалось:
— Опанаса Чернопятко к врачу!
Петрик вздрогнул и быстро, как на пружинке, повернулся к Опанасу.
— Тебя! — шепнул он.
— Да, — еле слышно прошептал Опанас, и щеки его стали медленно бледнеть.
И тут Петрик почувствовал к своему недавнему врагу такую неожиданную нежность!
— Ты не бойся, — прошептал он. — Хочешь, я пойду первый?
— Я не боюсь, — дрогнувшим голосом ответил Опанас и поднялся со стула.
В ту же минуту тот же голос из той же двери крикнул:
— Петрика Николаева к врачу!
— И тебя! — воскликнул Опанас, и сияющий румянец мгновенно вернулся на его круглые щеки. — Пойдем…
— Пойдем! — сказал Петрик. — Оба вместе! — и невольным движением сунул руку Опанасу.
И так, рука об руку, они вошли в кабинет врача.
— Ага! Два дружка-приятеля! Вместе в школу поступать, вместе оспу прививать! — встретил их веселый старенький доктор.
— Вместе! — весело откликнулся Петрик.
Опанас же солидно объяснит:
— Завтра пойдем документы относить…
— Понимаю, понимаю, — сказал доктор. — Ну-ка, снимайте рубашонки… Я вас сперва послушаю и постукаю.
Из поликлиники они возвращались, довольные собой до чрезвычайности. Они сверили свои справки букву за буквой и остались очень довольны тем, что в них оказалось все совершенно одинаково. Все, вплоть до запятых. Конечно, кроме имен и фамилий.
Затем они взглянули на только что привитые оспины. И хотя это были едва заметные пустяковые царапины, каждый похвалился, как здорово он вытерпел такую боль и даже не пикнул.
У калитки Петрика они расстались.
— Давай сегодня шалаш строить, — сказал Опанас.
— Ладно, — сказал Петрик, — только лучше у нас в саду…
— Ладно, — сказал Опанас, — только поближе к нашему забору.
— Не к вашему, а к нашему, — начал было Петрик, упрямо сдвигая брови, но одумался и примирительно сказал: — А забор-то ведь не ваш и не наш, а заводской…
— А ты думал?! — усмехнулся Опанас.
Когда на следующий день мама пошла в школу, Петрик прямо не мог найти себе места от волнения. Он слонялся по садику, глубоко вздыхая. Даже десяток вишен, каким-то чудом уцелевших среди листьев, не доставили ему почти никакого удовольствия. Он съел их с мрачным видом, хотя вишни были необычайно сладки, той особенной сладостью, которая бывает у последних ягод, перезрелых и чуть провяленных солнцем.
Как можно думать о вишнях, когда мамы все нет и нет! Странно, почему так долго? Или вдруг справка об оспе не такая, как нужно?! Или вдруг они уже опоздали? Он просил маму пойти пораньше, а она ушла тонки полдесятого. Да, да, наверное, опоздали! И она нарочно не идет домой, чтобы не огорчать его…
И вдруг…
— Петрик, Петрик! — раздается знакомый голос.
В раскрытой настежь калитке стоит мама, такая розовая, в нарядном платьице. Она щурится от солнца, ищет глазами Петрика и не видит его.
Но как она успела так скоро? В школу и обратно. И еще в школе побыть…
И почему она не входит в калитку? И, кажется, ужасно расстроенная?
Его не приняли… Ну конечно, его не приняли…
— Мама, — шепчет Петрик, чувствуя, что ноги у него подкашиваются, — мама…
— Ну, иди же скорей! — кричит мама. — Первоклашка!
И она сама бежит навстречу Петрику.
— Да? — кричит Петрик, задыхаясь от восторга. — Да?
— Да, да! — кричит мама и смеется. — Да, да, да!
Петрик заливается румянцем, кружится на одном месте, подпрыгивает и орет на весь сад:
— Ура, победа!
— Ур-ра! — доносится из соседнего сада, и Петрик видит на заборе помидорового цвета щеки и блестящие глаза Опанаса.
— Тебя тоже? — кричит Петрик и бежит к забору.
— Приняли! — кричит Опанас и тут же на глазах изумленных Петрика и мамы совершает великолепнейший прыжок с забора прямо к ним в сад.
Глава третья. Первый пенал
Когда был съеден завтрак и одна за другой три тянучки, Петрик озабоченно воскликнул:
— Мама, как же? Ведь у меня нет пенала!
— А разве учебники у тебя есть? — спросила мама.
— Нет, — сказал Петрик, — учебников у меня нет.
— А портфелик у тебя есть?
— Тоже нет.
— Так чего же ты беспокоишься о пенале! У тебя еще ничего нет…
— Как ты не понимаешь, мама! — обиженно воскликнул Петрик. — Пенал — это самое главное.
— Неужели? — удивилась мама. — А ведь я не знала.
После завтрака мама уехала в город. Заводской поселок, где они жили, находился за несколько километров от города, и туда нужно было ездить обязательно на автобусе.
Петрик же, не теряя ни одной минутки, вытряхнул из копилки все свои сбережения. Денег было порядочно: один рубль двадцать две копейки. Зажав монеты в кулаке, Петрик помчался в книжный киоск за углом.
— Мне нужен пенал… только очень хороший! — сказал он, входя в киоск. И, залившись румянцем, прибавил: — С сегодняшнего дня я уже первоклассник…
— Да? — равнодушно сказала продавщица. — Выбирай! — и выложила на прилавок не меньше десятка пеналов.
Никогда, никогда он не мог себе представить, какое это наслаждение выбирать пенал!
Во-первых, было необходимо, чтобы хорошо открывалась крышка. Пожалуй, именно это и было самое главное. Затем — стенки. Стенкам полагалось быть гладко отполированными, без малейшей шероховатости, и блестеть, как стекло.
И, наконец, внутри требовалось четыре отделения. Именно четыре, не больше, не меньше: для карандаша, для ручки, для резинки и для перьев.
Петрик исследовал пенал за пеналом с необычайной тщательностью. Он перебрал их все. Выдвигал и задвигал крышки. Проводил ладошками по лакированным стенкам. Заглядывал внутрь. Нюхал. Щупал. И даже один лизнул: каков на вкус?
И все-таки он никак не мог решить, который самый лучший, достойный отправиться вместе с ним в школу.
— Ну? — потеряв терпение, спросила продавщица. — Выбрал наконец?
— Еще нет, — озабоченно сказал Петрик, — никак не найду подходящий.
— Вот, право, какой! — недовольно сказала продавщица. — Ищешь, ищешь, а не видишь — на самом верху лежит такой замечательный! — И она протянула Петрику пенал, который на первый взгляд ничем особенным не отличался.
Но когда Петрик взял его в руки и начал хорошенько рассматривать, пенал оказался действительно выдающимся.
Он был такой гладенький и такой желтенький! Крышка выдвигалась, как полагается: не туго и не слишком легко. Внутри нежно пахло елочками. А с левой стороны на стенке темнел коричневый отполированный сучок, вроде родимого пятнышка.
Петрик немедленно купил этот пенал. Затем карандаш, ручка, шершавая резинка для чернил и пяток перьев «пионер» туго заполнили четыре отделения пенала.
Домой он вернулся настоящим первоклассником. Теперь в этом уж не могло быть никаких сомнений.
До обеда он с величайшим старанием приводил в порядок свое новое школьное хозяйство. Он протер пенал изнутри и снаружи маминым носовым платочком (он был совсем крохотный и очень подходящий для такого дела), потом хорошенько вытер пыль с карандаша, ручки, шершавой резинки и со всех пяти перьев «пионер» и все это удобно разложил по отделениям.
А к обеду из города возвратилась мама.
Она влетела в дом немного усталая, но сияющая и вся в покупках.
— Ну, Петрик, — крикнула она, — что я тебе привезла!.. Ты обрадуешься! Разве не прелесть?
И она с гордым видом выложила на стол весь пестренький, с белой хаткой и подсолнечниками пенал, карандаш, ручку, резинку и десяток перьев «пионер».
— Ой, — немного испуганно воскликнул Петрик, — а ведь это второй.
Но тут же деликатно прибавил, чтобы не огорчать маму:
— Ничего, ничего… как-нибудь управлюсь с двумя!
Вечером, когда папа вернулся с завода, мама и Петрик первым делом сообщили ему новость.
— Уже, — сказала мама, — была в школе!
— Да, — гордо сказал Петрик, — уже первоклассник. Ловко?
— Ловко! — сказал папа. — Жаль, я не купил сладенького по такому случаю.
— Все есть! — воскликнула мама.
— Все! — крикнул Петрик. — Пастила, печенье и… угадай даже, что?.. Заливные орехи! Ловко?
— Ловко! — сказал папа и подошел к письменному столу. — Получай! — добавил он и торжественно вытащил из ящика какой-то продолговатый сверточек. — В Москве купил… когда ездил в командировку.
— Да? — вне себя от восторга взвизгнул Петрик. — Прямо в Москве? На какой улице?
Нетерпеливо он распутал бечевку, развернул бумагу и… Да, это был пенал! Превосходный коричневый пенал, карандаш, резинка, ручка и целая коробочка перьев «пионер».
— Ловко? — сказал папа.
— Ловко… — упавшим голосом пролепетал Петрик. — Большое спасибо. — И жалобно прибавил: — Уже третий…
