Я слушал Зойку и думал: «Ух ты какая! А если этот Костя не врал, тогда что?»
В дождливые дни мы все втроем располагались у Зойки на террасе и играли в шашки. На абсолютного чемпиона. Расплата при проигрыше была строгой - двадцать щелчков в лоб.
У Зойки были тонкие пальцы пианистки с длинными треугольными ногтями, и ее щелчки были штукой чувствительной.
Особенно доставалось мне. Я почему-то часто проигрывал.
Это были чистые проигрыши, но Лешка как-то мне, наедине сказал:
«Слушай, если играть - так играть. И нечего тут романы закручивать. Я от Зойки ни одного щелчка не получил, а вы только и делаете, что щелкаетесь».
«Ну и что?»
«А вот то… Можешь ей дарить там разные мимозы или шоколадки бросать, а уж если сели играть втроем, так уж надо, чтобы всем доставалось поровну. А то я сижу, как лопух, и глазами хлопаю. Для вас интерес, а для меня что? Никакого азарта!»
«И значит, ты думаешь, что я ей специально подставляю свой лоб?»
«Да, специально!»
«А почему?»
«Потому что она… красивая!»
«Ой, дурак! - засмеялся я. - Да кто же специально будет из-за красоты свой лоб подставлять?»
«Найдутся такие, - не унимался Лешка. - Вот ты, например!»
«Я?! Откуда ты взял?»
«А ты всегда перед ней гоголем ходишь, выкаблучиваешься! Дескать, посмотрите, какой я герой: и у меня пятерки, и я музыкой занимаюсь, и велосипед могу чинить и вообще здравствуйте - пожалуйста! А что касается Лешки, он - тьфу - и растереть!»
«Значит, ты хочешь, чтобы она тебя тоже щелкала?»
«Хочу! Только по игре…»
«Пожалуйста!»
На следующий вечер Зойка очень быстро обыграла Лешку в матче - турнире из трех партий и влепила ему шестьдесят щелчков, да таких, что после них Лешка уже больше никогда не заикался о том, что у нас с Зойкой идет нечестная игра.
Мы с Лешкой не раз разбирали Зойку по косточкам: что в ней хорошего и что плохого. Лешка говорил, что когда она ездит на велосипеде, то рисуется, а я этого не находил. Потом он говорил, что она фасоня - красную ленточку вокруг головы носит. А я считал, что это ей очень идет. Зойка была маленькая, с черными вьющимися волосами и быстрыми синими глазами. Когда Зойка шла по деревне, все мальчишки глядели на нее разинув рот. И мы с Лешкой гордились дружбой с Зойкой. Одно мне только не очень-то нравилось в ней. Она любила нам, как взрослая, говорить:
«Мальчики, вы еще ровным счетом ничего, ничего не понимаете в жизни!» …Наконец мне надоело без толку ходить вокруг Зойки, и я, подойдя к ней сзади, дернул ее за рукав.
– Юрка, это ты? - обернувшись ко мне, вдруг обрадовано воскликнула она. - Когда ты приехал? И ты, Леша, здесь? Вот хорошо! А где вы сняли дачу?
– А нигде, - ответил Лешка. - Мы в копне сена живем. Одни. Как геологи.
– Нет, честное слово?! - не поверила Зойка.
– Чтоб я подавился, - ответил Лешка. - Нам мамы позволили!
Нарик с ухмылочкой оглядел Лешку с ног до головы и подмигнул своему приятелю: полюбуйся на детский сад! Им мамы позволили!
– И что же вы тут хотите открывать… как геологи? - с ехидцей спросил Гарик.
– Наверно, алмазы! - сказал Нарик.
– Хотя да, да! Такие здесь водятся, - подхватил Гарик. - И про них уже написано… Как это? «Навозну кучу разрывая, петух нашел алмазное зерно».
– Жемчужное… там написано, - сказал я.
– О-о, смотри, какие они знатоки! - сказал Гарик. - Всю классику изучили!
– Да ладно вам, мальчики, смеяться! - нахмурилась Зойка. - Юра и Леша - это мои хорошие друзья!
– А это мы сразу почувствовали, - сказал Нариик. - И может быть, ты нас с ними познакомишь? Мы этого очень жаждем.
– Пожалуйста, познакомьтесь!
Я протянул руку Гарику и ощутил в ладони его липкие и холодноватые пальцы. А Лешка от сильного Нарикова пожатия даже чуть присел.
– Ну вот, - сказал Нарик, - между нами уже любовь и дружба.
Не обратив внимания на это подкусывание, Зойка забросала нас вопросами: как мы живем, где питаемся, все ли в порядке дома.
А потом, как бы между прочим, спросила:
– Слушайте, а что это за молодой человек, с которым вы пришли?
– Ой, хороший дядька! - сказал Лешка. - Мы только сегодня встретились на пляже.
– Он геолог, - сказал я. - Его зовут Владимир Сергеевич.
– Геолог? - изумленно спросила Зойка. - Как я всегда мечтала о путешествиях! А откуда он?
Мы все ей подробно рассказали.
Но когда Зойка услышала, что послезавтра мы уже отправляемся в Москву, она вдруг заявила мне:
– Никуда вы не уедете. Будете жить у нас на даче хоть десять дней. Моя мама утром едет в Москву и сообщит вашим родителям. Будем играть в щелчки.
Я не возражал против такого предложения, но Лешка сказал:
– Подумаем.
Тут к нам подошел Владимир Сергеевич, и мы его познакомили с Зойкой. Нарик и Гарик молча кивнули ему.
– Ну как отдыхаем? - непринужденно спросил Владимир Сергеевич у Зойки.
– Великолепно! - улыбнулась она.
– А вы здешние окрестности хорошо знаете?
– Неплохо. А что?
– Да я люблю бродить, вот и спрашиваю. А вы за Окой были?
– Была. Мы в прошлом году туда с Юрой и Лешей на лодке переплывали. Красота там, знаете, неописуемая. Прямо глушь! И говорят, что там даже лоси водятся. Мы целый день гуляли, орехов набрали, цветов… А вы давно уже здесь?
И Владимир Сергеевич с Зойкой разговорились, как старые знакомые.
Отойдя в сторонку, Нарик и Гарик начали шептаться между собой, а потом Нарик сказал:
– Зой, ты поедешь с нами в совхоз в кино?
– Поеду, только погодите минуточку.
– Нет, мы уже едем, а то опоздаем.
– Ну хорошо.
Зойка крепко пожала нам руки и, сев к Нарику на раму (ее велосипед, оказывается, уже окончательно сломался), сказала:
– Мальчики, только завтра вы без меня не уезжайте. Ладно?
– Ладно, - ответил Владимир Сергеевич и улыбнулся.
Зажужжала Нарикова динамка на переднем колесе, и яркие снопы света заметались по деревенской тропинке.
Было уже поздно, и мы решили не идти на реку во «дворец», а спать на сеновале у тети Груни.
Тетя Груня нас встретила, как родных, дала нам по кружке молока и сама отнесла на сеновал за усадьбой овчинный тулуп и две подушки.
– Только не курите, - попросила она Владимира Сергеевича.
– Не беспокойтесь! - ответил он. - Нам не впервой!
В сарае было душно. От сена шел дурманящий сладковатый запах. Когда мы легли, по телу забегали какие-то букашки, и все мы стали чесаться и долго не могли уснуть.
– Владимир Сергеевич, а вы расскажите нам что-нибудь! - попросил я.
– А о чем?
– О чем хотите.
– Я могу рассказывать долго, - сказал Владимир Сергеевич и пошутил: - Как отсюда до завтра… И про жизнь, и про работу, и про книги… Ну ладно, расскажу вам сейчас вот о чем…
И Владимир Сергеевич рассказал нам историю шагреневой кожи. Заключалась она в следующем: был кусок волшебной кожи, и достался он одному молодому человеку, который жил в Париже. Кожа исполняла любое желание хозяина. Но после каждого исполнения она уменьшалась в размере. И когда она исчезла, этот человек умер.
Рассказывал Владимир Сергеевич очень интересно, как будто по книжке читал. Он произносил названия парижских улиц по-французски, в нос. Во время разговоров героев он то повышал голос, то переходил на шепот. А закончил он рассказ вопросом:
– Ну вот и все. А что вы поняли?
– Ничего, - сказал Лешка. - Просто интересно. А что тут понимать?
– Э-хе-хе - вздохнул Владимир Сергеевич. - Хорошие вы ребята, но еще не собеседники. А в этой истории, как и во всякой сказке, большая мысль. А вот интересно, как вы понимаете сказку о курочке рябе и о золотом яичке? Помните: жила - была курочка ряба, и снесла она яичко, непростое, а золотое? Дед бил-бил - не разбил, бабка била-била - не разбила, а пробежала мышка, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось! Кажется, сказочка чепуховая, для детей. А если поглубже в ней разобраться, то она о счастье!
– А как это - о счастье? - спросил я.
– Очень просто. Бывает, к людям приходит счастье, а они не понимают этого. И вот бьют-бьют свое счастье, а потом достаточно произойти какому-нибудь незначительному случаю, как смотрят, а счастье разбилось! Вот что заложено в этой сказочке. Так и в каждой книжке надо свою глубокую мысль искать…
Владимир Сергеевич разговаривал с нами, как с взрослыми. Он мне нравился все больше и больше. И особенно когда разъяснял, что никакой шагреневой кожи в природе нет и все это фантазия, а добиваться исполнения любого желания может человек только своими руками и головой.
Наутро я проснулся рано. Сквозь крышу пробивались ослепительные лучи, и казалось, они, как незримые столбы, поддерживали ветхое соломенное сооружение. Над головой под верхним стропилом было ласточкино гнездо, и из него то и дело сквозь черную дырочку выглядывали две головки любопытных птенцов. Хлопотливая мамаша прилетала к ним через каждую минуту и, совсем не касаясь гнезда, по очереди на лету закидывала в раскрытые клювики разных козявок.
