— А язык?
— Теперь они говорят по-алтайски, но мне рассказывал отец, что племя туба имело когда-то свой язык. А сейчас, друзья, — поднимаясь, сказал Темир, — вы оставайтесь здесь, а я еще раз схожу к пещерам, обследую скалы и узнаю, нет ли там следов Чугунного. С вами останется Мойнок. Токшуна на всякий случай я возьму с собой. За меня не беспокойтесь!
Вложив в винтовку свежую обойму, охотник с Токшуном направился к скалам. Вскоре он исчез среди валунов на плоскогорье. Кирик и Янька для безопасности выбрали укромный уголок среди дикой акации и, поглядывая на лошадей, продолжали разговор о Прителецкой тайге.
В полдень вернулся Темир.
— Обшарил весь район и нашел только вот что. — Охотник вытащил из-за пазухи полуобгорелый клочок бумаги, на котором часть слов была написана по-русски и часть по-алтайски:
«Иван, жду тебя. Чуйк. Соормок… Сергек-бол…»
Дальше понять ничего было нельзя. Концы бумажки обгорели.
— Соормок — это значит болото, кочковатая низменность, — перевел Кирик. — Сергек-бол — череп человека.
Кирик помолчал, обдумывая что-то, и, хлопнув себя по лбу, сказал радостно:
— Кто-то извещает Ивана Чугунного, что ждет его на Чуйке, где кочковатая низменность, на ней висит череп человека. Здесь был Чугунный. Наверное, он хотел нам всем подстроить ловушку.
— Ты, пожалуй, прав, — задумчиво сказал охотник. — Он был здесь и, похоже, встревожен нашим появлением. Делать нам здесь больше нечего. Хорошо, что мы обнаружили след бандита. Он от нас не уйдет, — жестко сказал Темир, и все трое, вскочив на коней, стали поспешно спускаться с плоскогорья к Чарышу.
В Тюдралу они приехали на второй день под вечер. Прокопий, по обыкновению, был в сельсовете, Степанида копалась в огороде. Увидев Яньку, Кирика и Темира, она поспешно вышла к ним навстречу.
— Наконец-то дождалась. Думала, не приключилось ли что с вами, — сказала она радостно.
— Нет, мама, все благополучно, — соскакивая с лошади, бодро ответил Янька. — Только я провалился в тартарары, хорошо, что Кирик выручил.
— Да что с тобой случилось, расскажи толком! — всплеснула руками Степанида и, вспомнив про обед, воскликнула: — Да что я стою, вы, поди, голодные, сейчас соберу на стол! — Она торопливо поднялась на крыльцо и, оглянувшись еще раз на ребят, промолвила: — Идите скорее.
Расседлав лошадей и приласкав Делбека, Кирик и Янька вошли в дом. Темир направился в сельсовет сообщить Прокопию о поездке в район Чарышских пещер.
Темир подробно рассказал о своих приключениях в пещере и о найденной записке.
— Да, — покачал головой Кобяков, — Чугунный хитер и злобен, как росомаха. Тебе, Темир, придется выехать в Прителецкую тайгу на поиски бандита.
— Прокопий Иванович, как быть с ребятами?
— А что?
— Видишь ли, мы знали, что искать Чугунного нам придется в Прителецкой тайге, и договорились ехать туда вместе. До Маймы мы решили плыть по Катуни. В Ойрот-Туре возьмем лошадей у Печерского и двинемся дальше.
— Но ведь поездка по Катуни — это не просто прогулка. Ты забыл Тельдекпенский и Манжерокский пороги? Ты хорошо знаешь, что опытные сплавщики леса не раз разбивали о манжерокские камни свои плоты. Да и на лодке небезопасно.
— Прокопий Иванович, буду пороги переезжать — высажу ребят на берег, а сам поведу лодку.
— Пускай едут, но помни уговор: беречь ребят! Я вижу, что тебе без них скучно.
— Как же, — признался с чувством Темир, — сколько лет вместе. Привык я к ним, Прокопий Иванович.
— И то прошлый раз Степанида жаловалась, что они все больше с тобой, чем с ней, — улыбнулся Прокопий.
Сборы в Прителецкую тайгу заняли немного времени. Почистили ружья, перебрали крючки и блесны для ловли рыбы, набили подсумки патронами.
— Ничего не забыли? — спросил Янька.
— Как будто нет, — оглядывая лежавшие на лавке рыболовные принадлежности, деловито ответил Кирик. — А мама-то сердится на тятю, — вздохнул он.
Узнав, что ребята отправляются вместе с Темиром в Черневую тайгу, Степанида сначала и слышать не хотела о поездке.
— Только что вернулись с Чарыша и опять в дорогу. Когда вы отдыхать-то будете?
— А для нас, мама, это отдых. — Янька подвинулся ближе к матери, сидевшей на лавке.
— Какой отдых? Приехал поцарапанный, Кирик похудел.
— Нет, мама, я поправился. — Кирик подвинулся к Степаниде с другой стороны.
— Это все отец вам потакает, я бы не отпустила ни за что. Огурцы в огороде поспели, морковь уже большая стала, горох есть можно, а они едут в тайгу. Да вас там медведи загрызут, — выставила она последний довод.
— Не загрызут! — враз ответили Кирик и Янька. И прижались к матери. — Мы, мама, ненадолго: в августе приедем.
— В августе, да это целых полтора месяца ждать. Ты все поблажку даешь, — увидев входившего в избу Прокопия, напустилась на него Степанида и сердито отвернулась от мужа.
— Ну что нахохлилась, как наседка с цыплятами? — мягко спросил Прокопий жену.
— Ничего! — махнула та рукой. — Зачем опять ребят отпускаешь в тайгу?
— Просятся, мать, пускай посмотрят Катунь, побывают в Чое и Турочакском аймаке. Это им на пользу.
— Мама, отпусти. — Кирик взял загрубелую руку Степаниды и нежно стал перебирать ее пальцы.
— Мы скоро вернемся!
Обняв ребят, Степанида сказала проникновенно:
— Ладно, поезжайте с богом. Только берегите себя. — И, посмотрев просветлевшими глазами на мужа, произнесла: — Пускай, отец, сдут, а я сейчас пойду сухарей им положу в мешки.
Она поднялась с лавки.
Прокопий прошелся раза два по избе и остановился перед ребятами:
— Вот что, отпускать я вас отпускаю, но вы во всем должны слушаться Темира. Что скажет Темир, то и делайте. Самовольно никуда не отлучайтесь.
На следующий день рано утром Темир и ребята выехали из Тюдралы в село Каянчу, где жил лодочник Чагандай. Впереди всадников, весело помахивая хвостами, бежали Токшун и Мойнок.
Дорога шла вниз по реке Урсулу. Проехав село Туэкту, всадники приблизились к старой Каянче.
Чагандая они нашли на берегу Катуни возле его лодки. Это был пожилой, лет пятидесяти, алтаец с многочисленными морщинами на лице — следами нелегкой жизни таежника.
Чагандай согласился плыть с Темиром. Он пригласил гостей в аил. Выпив по чашке прохладного чегеня и передав хозяину в подарок две пачки листового табаку, наши путешественники направились на берег Катуни.
Течение реки здесь было спокойным. Слева виднелись небольшой мысок, покрытый пихтачом, и постройки новой Каянчи. Мальчики с любопытством смотрели на Катунь, которую знали лишь по рассказам старших. Шестьсот с лишним километров, начинаясь в ледниках Белухи, она стремительно катит волны среди горных круч и, сбавляя бег в среднем течении, уже спокойно впадает в многоводную Бию.
Столкнув лодку с отмели, Темир и Чагандай взялись за весла. Ребята устроились на середине лодки, положив рядом с собой ружья и вещевые мешки. Подхваченная течением лодка быстро поплыла мимо крутых берегов. Промелькнули мысок, избы новой Каянчи, луг, и перед взорами ребят открылась величественная картина тайги. Порой, когда каменистые берега суживались, лодка неслась среди брызг и пены в бурно клокочущих волнах и у ребят от страха замирало сердце. Там, где берега раздвигались, течение реки становилось спокойным. Густые заросли черемухи, жимолости, алтайского крыжовника и облепихи окаймляли берега. Выше шли лиственница и кедрач, блестели на солнце снеговые шапки белков. И чем ниже спускались наши пловцы по реке, тем разнообразнее становилась природа. Изредка попадался сосняк и редкий осинник.
В полдень достигли села Ороктоя. Вытащив лодку на берег и оставив ее на попечение Чагандая, Темир решил показать ребятам знаменитый ороктойский мрамор, который залегал мощными пластами недалеко от села.
Поднялись вверх по небольшой речушке, и перед ними открылись скалы молочного, золотистого, розового и палевого мрамора. Это было так необычно, что ребята долго стояли, точно завороженные.
— Вот это да! — воскликнул в восхищении Янька. — Сроду я не видел такой штуки. Помнишь, Кирик, как ходили мы с тобой на Коргонскую каменоломню?
— К дедушке Журавею?
— Да, там тоже было много красивых камней, но не таких, как здесь. Смотри, тут целые глыбы — пудов, наверное, на тысячу каждая. Недаром Павел Иванович говорил, что ороктойский мрамор не уступает даже какому-то знаменитому мрамору в Италии. Вот какое у нас богатство, — с гордостью заключил Янька.
Выбрав два небольших розовых камня в подарок Печерскому и учителю, вернулись к лодке. На следующий день рано утром впереди послышался отдаленный шум, напоминающий сильный ливень, к которому примешивались грохочущие звуки.
