«А это что такое?» — спросил он, указывая на табличку «Охотники на лис из Моат-хауза». От ярости старый джентльмен стал уже совсем багровым, даже кончики ушей покраснели.
Освальд сказал: «Мы играли в охоту, но мы видели только кролика, да и тот успел спрятаться, поэтому Дикки стал лисой — понарошку; а потом мы нашли эту, убитую лису, и я не знаю, кто ее убил, а мы пожалели ее и похоронили, вот и все».
«Нет не все!» — сказал джентльмен, и на губах его появилась сарделическая (или как ее?) улыбка. — «Эта земля принадлежит мне, и я арестую вас за нарушение границ частного владения и причинение ущерба! Вы пойдете со мной и не вздумайте удрать! Я главный распорядитель охоты, а вы убили лису в августе, да еще сучку! Вам и ружье-то еще в руки брать рано! У папочки украли — а?»!
Освальд вовремя вспомнил поговорку «молчание золото», только она ему не поможет. Распорядитель охоты велел ему вывернуть карманы и, конечно же, обнаружил и пистолет, и патроны, а обнаружив их, язвительно расхохотался.
«Так», — сказал он, — «а где охотничье удостоверение? Вы пойдете со мной — пара недель в тюрьме пойдет вам на пользу».
Теперь я понимаю, что по закону он ничего не мог нам сделать, но тогда нам казалось, что и вправду засадит нас в тюрьму.
Г. О. заплакал, но Ноэль заговорил как мужчина. Зубы у него еще стучали, но мужество уже вернулось к нему.
Он сказал: «Вы нас не знаете. Вы не имеете никакого права не верить нам, пока не докажете, что мы солгали. Мы никогда не лжем. Пойдите и спросите у Альбертова дяди».
«Язык придержи», — только и сказал ему Распорядитель охоты.
Ноэль возмутился.
«Если вы засадите нас в тюрьму, когда мы ни в чем не виноваты», — сказал он, дрожа всем телом, — «то вы ничуть не лучше Калигулы и Нерона и Ирода в придачу, и испанских инквизиторов, и я напишу об этом стихи, когда мы будем в тюрьме, и люди будут проклинать ваше имя».
«Еще посмотрим», — сказал седоусый и отправился в путь, в одной руке неся тело лисы, а другой снова сжимая ухо Ноэля.
Я все ждал, что Ноэль сейчас заплачет или упадет в обморок, но вел он себя благородно, точно христианский мученик.
Все остальные пошли вместе с ним. Я нес лопату, Дикки нес грабли, Г. О. свою табличку, а у Ноэля на ушах висел неугомонный джентльмен. В конце поляны нас поджидала Алиса. Она добежала до дому, выполняя приказ своего заботливого брат, и тут же вернулась обратно, чтобы не оставлять нас один в беде. В некоторых отношениях она ничуть не хуже мальчишки.
Она заговорила с седоусым джентльменом и спросила его:
«Куда вы их ведете?»
Тот в ярости отвечал ей: «В тюрьму, гадкая девчонка!»
Алиса сказала: «Ноэль может упасть в обморок. Однажды его уже хотели отвести в тюрьму из-за собаки. Зайдите к нам и поговорите с нашим дядей, то есть это не совсем наш дядя, но это не важно. Вы могли бы вспомнить о своих маленьких детях, а если у вас нет детей, подумайте, каким вы сами были, когда были маленьким, и не обращайтесь с нами так жестоко!»
Не знаю, что из этого подействовало на нашего судью, но он все-таки выпустил ухо Ноэля и сказал:
«Ладно, ведите!» — Алиса тут же подбежала к Ноэлю и обняла его.
Трепетные пленники с изжелта-бледными лицами и их неумолимый джентльмен (все еще багровый от гнева) подошли к воротам замка и вступили в зал, полный старинной дубовой мебели, украшавшей черно-белый мрамор пола (ой, не получилось!).
Дора и Дэйзи отперли нам дверь. Розовая нижняя юбка Доры лежала на столе, по прежнему вся в крови. Дора только взглянула на нас и поняла, что дело плохо. Она придвинула большое дубовое кресло и очень вежливо попросила седоусого джентльмена сесть. Он заворчал, но все-таки уселся в кресло.
Он молча поглядел на нас, и мы тоже уставились на него.
Наконец, он сказал:
«Вы молодцы, не удрали. Теперь скажите всю правду и больше от вас ничего не требуется».
Я ответил, что мы уже сказали правду.
Тогда он положил лису на стол, прямо на несчастную Дорину юбку, и вытащил нож — девочки только успели отвернуться. Даже Освальд отвратил взоры, поскольку одно дело раны, полученные в бою, а другое дело резать мертвую лису.
Распорядитель охоты вытер что-то платком и выложил это на стол — это была пуля, убившая лису. Рядом с ней он положил один из моих патронов.
«Смотрите!» — сказал он. Увы! Пули и вправду были одинаковые.
Отчаяние охватило Освальда. Он понял, как чувствует себя невинно обвиненный герой, когда судья надевает черную шапочку и читает смертный приговор, и ничто уже не спасет его.
«Как же так?» — сказал он. — «Мы ведь правда не убивали лису».
Этот распорядитель охоты совершено не умеет сдерживать свои чувства, что гораздо важнее, чем сдерживать целую свору рвущихся на добычу псов.
Он произнес несколько слов, которые Освальд никогда не станет повторять, тем более на бумаге. Единственное его выражение, которое я могу привести, это «упрямые маленькие негодяи».
И тут посреди молчания, пронизанного нашим отчаянием (ой, опять не получилось!) в зал вошел дядя Альберта. Распорядитель охоты поднялся с кресла и изложил всю историю, только это, конечно, была неправда, хотя сам он верил каждому своему слову.
«Мне очень жаль, сэр», — сказал дядя Альберта, глядя на одинаковые пули. — «Вы позволите мне выслушать детей?»
«Сколько вам угодно!» — отвечал великий охотник, дымясь от ярости.
Дядя Альберта сказал: «Освальд, я знаю, что ты расскажешь мне чистую правду».
И Освальд рассказал ему правду.
Тут распорядитель охоты снова сунул пули под нос дяде Альберта, и я понял, что его доверие к нам подверглось серьезнейшему испытанию.
И тут вошел Денни. Он посмотрел на мертвую лису на столе и сказал:
«Значит, вы ее нашли?»
Распорядитель охоты опять хотел что-то сказать, но дядя Альберта сказал ему: «Минуточку, Денни, ты что-то знаешь об этой лисе?»
«Ну да», — сказал Денни и замялся.
Дядя Альберта предупредил его: «Подумай хорошенько, Денни, и скажи всю правду. Не надо шептаться с Освальдом. Этот мальчик», — продолжал он, обращаясь к разгневанному распорядителю охоты, — «все утро с семи часов провел вместе со мной. Нам необходимо выслушать его.»
Но Денни отказывался говорить, хотя дядя Альберта и велел ему выложить все начистоту.
«Я не могу, я должен сперва спросить кое-что у Освальда», — сказал он.
Седоусый зафыркал: «Подозрительно, не правда ли?»
Освальд сказал ему: «Нечего шептаться, старина. Спрашивай все что хочешь, а главное, выкладывай все как есть».
Денни сказал: «Я не могу нарушить великую тайну».
Тут Освальд понял, в чем дело и сказал ему: «Нарушай ее ко всем чертям». И Денни, вздохнув, принялся рассказывать:
«Мы с Освальдом купили пистолет, на паях, и прошлой ночью пистолет был у меня. Я не мог заснуть, потому что у меня болел зуб. Рано утром я встал, взял пистолет и решил пойти в лес. Пистолет зарядил, чтобы не было страшно. Я услышал, как в лесу кто-то скулит, пошел и нашел лису в капкане. Я хотел ей помочь, а она меня укусила, — вот смотрите, — и тогда пистолет нечаянно выстрелил, и лисичка умерла».
«Почему ты не рассказал об этом?»
«Все ребята спали, когда мы утром уехали к дантисту».
«Почему ты ничего не рассказал своему дяде?»
«Это из-за клятвы», — вмешался Г. О.
«Пусть подлецом меня считают, Коль эту тайну разболтаю».
И тут седоусый ухмыльнулся.
«Ладно», — сказал он, — «это был просто несчастный случай».
Он повернулся к нам и сказал:
«Приношу свои извинения за то, что я усомнился в вашем слове. Надеюсь, вы простите меня».
Мы сказали ему, что все прощено и забыто, но на самом деле мы еще долго сердились на него. Он попытался загладить свое поведение, позвав дядю Альберта пострелять кроликов, но мы и тогда еще сердились, а простили его только, когда он прислал Алисе серебряную щеточку с лисьим хвостом и написал ей, что восхищается отвагой, с которой она поддержала своих братьев.
Нам снова сказали, что пистолет не игрушка, но наказывать не стали, потому что мы ничего дурного не сделали и пострадали невинно.
Пистолет и патроны у нас отобрали.
Надеюсь, взломщики никогда не доберутся до нашего дома, если же они придут, только дядя Альберта и будет виноват в том, что они настигнут нас врасплох и безоружных, а мы падем бессильной жертвой их ярости.
Глава десятая. Как нам попались Древности
Эта история началась утром за завтраком, пятнадцатого августа, в день рождения Наполеона, Освальда Бэстейбла и еще одного известного писателя. Праздновать мы договорились в субботу, когда приедет папа, так что пятнадцатого августа мне достались только поздравления. А это похоже не на праздник, а на какое-нибудь заурядное воскресение. Но Освальд не роптал, он ждал субботы, хорошо понимая, что его долготерпение будет вознаграждено.
