«Ты меня не торопи. Сейчас все расскажу. Дай только минуточку подумать».
Он закрыл глаза и сосредоточился, а потом открыл глаза, поднялся на соломе во весь рост и зачастил:
«Римляне, сограждане, друзья! Вы слышали, они собираются завтра вскрыть этот курган, чтобы найти там римские останки. Разве не обидно будет, если они ничего не найдут?»
«Может быть, найдут», — сказала Дора, но Освальд уже все понял и сказал: «Класс! Валяй дальше, старина!»
И Дантист продолжал свою речь:
«В „Венке из маргариток“ тоже раскапывали какой-то римский лагерь, а ребята пришли туда заранее и подложили горшки, которые сами сделали, и еще медаль Гарри, на которой был герцог Веллинтон. Доктор помог им сделать такую мазь, чтобы замазать надпись, и все взрослые купились на это. Мы тоже…»
Тут он оборвал свою речь и сел под грохот аплодисментов. Классная была идея, тем более для такого как он. Именно что-то в этом роде и требовалось нам, чтобы встреча с Древностями стала настоящим праздником. Купить их — вот что было нам нужно. Дора еще суетилась насчет того, что никакой медали с герцогом Веллингтоном у нас нет, и доктора, который помог бы нам замазать надпись на этой медали, тоже нет, но мы посоветовали ей заткнуться: никто ведь не собирался точь-в-точь повторять все, что делали эти дети из книжки.
С горшками все было просто. Мы налепили всякой «керамики» из глины у реки (той самой, где мы искали истоки Нила), просушили ее на солнце и обожгли на костре — все это мы уже делали. Горшки и плошки получились у нас такие кривобокие, что могли сойти за что угодно — римские древности или греческие, или египетские, а то допотопные или пещерные, как говорит дядя Альберта. К тому же они сразу получились грязными, потому что мы закопали их в песок с илом, для колеру, а отмыть позабыли.
Потом мы собрали все это, несколько ржавых дверных петель, медные пуговицы и пилу без ручки, и девочки завернули все это в свои нижние юбки, мы прихватили «копательное» снаряжение, а Г. О. и Дэйзи побежали вперед на разведку. После всего, что мы прочли о Трансваальской войне, мы начали прибегать к услугам разведчиков в любом серьезном деле. Они убедились, что на римских развалинах покоится мирный закат — проще говоря, там никого не было.
Мы выставили постовых — они улеглись животами на стену и должны были произвести тихий предупредительный свист, если заметят что-нибудь подозрительное.
Мы прорыли тоннель, вроде того, что однажды прорыли в поисках сокровища (и засыпали с головой Альберта). Времени на это ушло немало, но ради приключения Бэстейблы и их друзья усилий не жалеют. Мы разложили вещи, придав им по возможности естественный вид, и снова засыпали их грязью. А потом вернулись домой и сели за чай. На этот раз к чаю даже гренок не было, только хлеб с маслом.
Когда мы собрались укладываться, Алиса тихонько шепнула Освальду:
«Я буду ждать у тебя у двери вашей комнаты, когда все уснут! Никому ни слова!»
Освальд подумал было, что это наколка, но Алиса еще раз сказала ему, что все всерьез.
Ему удалось не заснуть — для этого он покусывал себя за язык и тянул за волосы, ведь настоящий герой не устрашится боли, когда это нужно для приключения.
Все уснули сном невинной юности, Освальд поднялся и вышел — за дверью его уже ожидала Алиса.
Она сказала: «Я нашла несколько старых вещей на верху буфета, они еще больше чем наши похожи на древние римские. Пойдем вместе и закопаем их тоже — вот все удивятся».
То было опасное и дерзостное предприятие, но Освальд не дрогнул. Он сказал сестре:
«Погоди минутку», — и за минуту он успел натянуть штаны и жилет и даже положить в карман несколько мятных леденцов, на случай простуды. Это лишний раз доказывает, каким опытным исследователем и приключенщиком был Освальд.
Было немножко прохладно, но луна светила вовсю, и мы даже решили, что нужно будет как-нибудь еще совершить какое-нибудь отважное путешествие при луне. Мы вышли через переднюю дверь (дядя Альберта закрывает ее только когда сам ложится спать, в двенадцать, а то и в час ночи), и мы помчались, быстро и бесшумно, через мост и поля прямо к римским развалинам.
Алиса потом говорила мне, что она побоялась бы, будь там темно. Но луна светила почти как днем.
Освальд прихватил с собой лопату и газетный лист.
Мы взяли не все горшки, которые приглянулись Алисе, а только те два, которые не были разбиты — кривые такие штуковины из того материала, из которого обычно делают цветочные горшки. Мы приподняли лопатой поверхность раскопок и стали вынимать землю руками, аккуратно складывая ее на газету, а когда прорыли достаточно глубоко, засунули туда наши горшки и забросали их землей и снова аккуратненько прикрыли и все разровняли. Дерн выпрямляется снова, точно резиновый. И мы проделали все так осторожно, что нигде не наследили.
Мы вернулись домой — трава была очень влажная и красивая при свете луны — поделили мятные леденцы и улеглись спать, и никто ничего не заметил.
На следующий день пожаловали наши древности. День был страшно жаркий, и все сто человек выстроились под деревьями на лужайке, точно воскресная школа собралась на пикник. Тут были пироги двенадцати разных сортов, и хлеб с маслом, как черный, так и белый, и крыжовник, и сливы, и бутерброды с вареньем. Девочки украсили стол цветами и ровно в три мы услышали, как целая толпа людей движется по дороге. Древности входили в главные ворота и останавливались посередине — по двое, по трое или сразу целая дюжина, и вид у них был неуклюжий и скованный, точь-в-точь, как у учеников воскресной школе на вышеупомянутом пикнике. Пришло еще несколько джентльменов, это были их «учителя»: эти уж ничуть не стеснялись, а направились прямиком к двери дома. Тогда дядя Альберта, который нисколько не задавался, а вместе с нами подглядывал за ними из окна (в нашей детской очень удачные небольшие ставни) сказал нам:
«А это Правление Общества».
Мы все пошли вниз (по такому случаю мы принарядились), и дядя Альберта принял Правление Общества с таким видом, будто он — местный феодал, а мы все — его ближние вассалы.
Он поговорил с ними о датах и королевских указах, записях в летописях, развалинах и основаниях, о сэр Томасе Уайтте и Юлии Цезаре, о норманской архитектуре и старинных церквях и зубчатых оградах (я бы предпочел читать энциклопедию, это и то легче). Наконец, дядя Альберта заметил, что у нас уже и челюсть отвисла (верный признак мозгового переутомления), и шепнул нам:
«Бегите вниз и смешайтесь незаметно с этой толпой!»
Мы вышли на лужайку — там было полно мужчин, женщин и даже один ребенок. Ребенок этот оказался девочкой, к тому же очень жирной, но мы все равно попытались поболтать с ней (одета она была в красное платье из плотной ткани, такой только кресла обивать). Она даже разговаривать с нами не захотела. Мы уж подумали, что она из интерната для глухих детей и ее научили только говорить «да» и «нет», но потом услышали, как она говорит своей мамочке: «Зря ты меня сюда притащила, все равно мне не дали чай в той красивенькой чашечке, и все пирожки тут невкусные». Вот врунья, сама съела пять больших кусков пирога, а потом еще пирожки и целую тарелку слив. А красивых фарфоровых чашек у нас было всего двенадцать.
Некоторые взрослые разговаривали с нами, но все как-то скучно, потом их президент прочел целую лекцию о Моат-Хаузе, в которой мы ни слова не поняли, и все остальные тоже произносили речи (и их мы тоже разобрать не могли, кроме только той части, в которой они благодарили нас за наше гостеприимство).
Дора, Алиса, Дэйзи и миссис Петтигрю разливали чай, а мы только успевали подавать тарелки и чашки.
Дядя Альберта отозвал меня в сторонку и просил быть свидетелем тому, как он вырвет у себя в отчаянии последние волосы: всего собралось 123 любителя древностей — сто двадцать три!
Наконец, наступило время раскопок, и сердца наши возликовали, когда мы, прихватив свои шляпы, присоединились к огромной процессии Древностей. Все они тащили с собой плащи и зонтики, хотя на небе не было ни облачка — уж такие они были люди. Все дамы были в самых строгих шляпках и не снимали перчаток, хотя любой знает, что за городом приличия вполне позволяют снять перчатки и даже шляпу.
Мы хотели подойти поближе, чтобы не пропустить ничего из раскопок, но дядя Альберта поманил нас в сторонку и сказал:
«Предоставим арену гостям — хозяева займут места на галерке, откуда, насколько я понимаю, нам откроется прелюбопытное зрелище».
Мы согласились влезть вместе с ним на римскую стену, хотя при этом кое-что и теряли, ведь рассмотреть всех подробностей мы не могли. Но было видно, как работники копают, и достают из земли какие-то вещи (наши горшки!) и передают их любителям древностей. Мы знали, что это наши римские горшки, но эти любители отнеслись к ним как-то легкомысленно, хотя мы и слышали довольные смешки. И только когда они дошли до нашего с Алисой тайного клада, все они столпились, и мы услышали, как они галдят, и поняли, что они все-таки купились.
