Тут король Артур открыл две книги и прочитал ответы, которые он собрал. Но, когда он закончил, сэр Громер Сомер Жур расхохотался так, что эхо прогремело в холмах вокруг мрачного озера.
— Считайте, что вы уже мертвы, король Артур, — закричал он. — Богатство, положение, дорогие одежды, развлечения, любовь, роскошь, праздность — какая чепуха! Подойдите, наклоните вашу голову, и я отрублю ее и отнесу моей леди, королеве Фее Моргане!
— Подождите немного, — сказал король Артур. — По дороге сюда, на болоте, встретил я уродливую женщину и она сказала мне, что больше всего женщины хотят властвовать над мужчинами, даже самыми великими из них.
Тут рыцарь озера Вателин разразился ругательствами.
— Это проклятая ведьма леди Рагнелл! — закричал он. — Она предала нас, надеясь спастись, но спасения ей не будет! Ступайте теперь своим путем, король Артур, вы свободны. И, если я когда-нибудь сам смогу освободиться от власти королевы Феи Морганы, быть может, вы найдете место и для меня при вашем дворе. Я резок и груб в речах, но держу данные мною клятвы и верен тому, кому служу.
— Приходите, когда пожелаете, — сказал король Артур, — в королевстве логров достаточно места для всех, кто захочет служить ему верно и с чистым сердцем.
Сэр Громер Сомер Жур повернул коня и с криком, словно от боли, поскакал через подвесной мост в замок, вырубленный в скале над темными водами озера Вателин. И сразу же за ним с лязгом опустилась решетка и со скрежетом поднялся мост, закрыв, словно могильным камнем, вход в замок.
Медленно возвращался назад король Артур, и на опушке леса встретил он сэра Гавейна, который ждал его и возрадовался, увидев его живым и невредимым.
— Мне — радость спасения от смерти, — сказал грустно король Артур, — вам, боюсь, печаль, которую может исцелить только смерть…
Они поскакали обратно и в унылом болотистом месте встретили ожидавшую их отвратительную леди Рагнелл.
— Я спасла вас, король Артур, — закричала она своим резким, надтреснутым голосом. — И теперь храбрый Гавейн должен стать моим мужем. Скачите впереди нас в Карлайл, господин король, чтобы велеть с должными почестями встретить храбрейшего рыцаря логров и его невесту.
Опечаленный, король Артур пришпорил коня и поспешил через Инглвудский лес и скакал, пока не оказался в Карлайле. Тут собрал он рыцарей и леди своего двора, рассказал им о своих приключениях и просил приготовиться к большой свадьбе.
В тот вечер он и королева Гвиневера проехали по улицам к городским воротам со свитой благородных рыцарей и леди, а жители Карлайла выстроились на всем пути, готовые приветствовать жениха и невесту. Они остановились в ожидании у ворот и тут увидели сэра Гавейна, медленно едущего из леса по дороге, а рядом с ним леди на белом коне. Видно было, что на ней богатые одеяния и что заходящее солнце сверкает и отражается во множестве драгоценных камней. И все начали их приветствовать.
Но вдруг голоса смолкли и крики приветствия перешли в стоны и ропот, когда все увидели уродливое лицо и ужасные косые глаза леди Рагнелл, сидевшей на своем коне, сгорбившись, словно большая копна соломы.
Сэр Гавейн представил ее королю и королеве, как если бы она была прекраснейшая леди в целом мире, а она ухмылялась и хихикала, когда сэр Ланселот и сэр Тристрам, сэр Гарет и сэр Герейнт и многие благородные рыцари подходили по очереди поцеловать ей руку. Но слова застревали у них в горле, когда они хотели пожелать сэру Гавейну радости, и в молчании эта пестрая процессия проехала по улицам к большому собору, и, узрев жениха и невесту, так же замолчала ожидавшая их там толпа.
В соборе в присутствии всех сэр Гавейн недрогнувшим голосом согласился взять леди Рагнелл в жены и затем проводил ее на почетное место в зале замка, где все уже было готово для большого пира.
Однако не было подлинной радости и веселья на этом пиру. С ужасом и отвращением смотрели все, как леди Рагнелл, чавкая и пуская слюни, с жадностью набросилась на пищу и вино. И не было никого среди гостей, кто бы не пожалел сэра Гавейна и не подивился бы странной свадьбе.
Недолго продолжался пир, и Гавейн, бледный, со страданием на лице, отвел свою невесту в просторную затемненную палату, где на стенах, увешанных вышитыми тканями, мерцали свечи и темные тени падали на покрытый камышом каменный пол.[2]
Когда они оказались одни возле большого ложа, украшенного искусной резьбой, закрытого пологом и застланного дорогими тканями, леди Рагнелл сказала, и голос ее, пьяный, резкий и надтреснутый, был еще более ненавистен Гавейну:
— Дорогой муж, возлюбленный мой Гавейн! Поцелуйте меня, как и следует жениху целовать свою невесту. Ибо стали мы мужем и женой и будем ими, пока смерть не разлучит нас.
Она захлебнулась коротким клокочущим смехом и замолчала, хрипло дыша.
Гавейн приблизился к ней, побледнел еще сильнее, а глаза были полны муки. Но в ее глазах он уловил еще большее страдание, и ее отталкивающее лицо вдруг побледнело и приняло странное выражение, когда он наклонился и поцеловал ее в губы. Тут он отвернулся и с криком мучения прислонился к стене, закрыв лицо руками и сотрясаясь от рыданий, которые он не мог подавить.
— Гавейн! Дорогой мой Гавейн! — послышался рядом приятный голос, полный любви.
Медленно, словно во сне, он открыл глаза, и там, где мгновение назад стояла отвратительная леди Рагнелл, увидел прекрасную девушку. Высокая и стройная, она стояла, протянув к нему белые руки, и ее милое лицо и чудесные глаза светились любовью.
— Леди, — задыхаясь от изумления и растерянности, сказал он, — кто вы? И где моя жена Рагнелл?
— Я и есть леди Рагнелл и ваша жена, если только вы пожелаете, чтобы я ею была, — ответила она тихим, словно мягкий ночной ветер, голосом. — Силой вашей преданности вы сокрушили колдовство злонравной королевы Феи Морганы, ведь это она околдовала меня и моего брата, храброго рыцаря сэра Громера Сомера Жура. И все же я еще не вполне свободна, и только в течение двенадцати часов из каждых двадцати четырех буду я такой, как сейчас. Другую же половину каждого дня я должна пребывать в облике безобразной женщины. Выбирайте теперь, быть ли мне прекрасной днем или ночью и быть ли мне отвратительной ночью или днем.
Гавейн стоял растерянный и изумленный, и Рагнелл продолжала:
— Подумайте, мой господин! Если я буду уродлива днем, что должны вы испытывать, когда я стану являться при дворе как ваша жена и все рыцари и леди Логрии будут смотреть на меня! Подумайте также, что должны вы испытывать, если я буду уродлива вечером, когда после долгого дня вы вернетесь домой и покой ваш будет нарушен. Выбирайте!
— Леди, — сказал тут сэр Гавейн, стоя перед ней со склоненной головой, — слово здесь не за мной! Подумайте вы, что должны будете вынести днем, когда рыцари и леди будут смотреть на вас с отвращением, сторониться вас в ужасе, умолкать, когда вы заговорите… Подумайте также, что вы должны будете претерпеть ночью, когда я, видевший вас днем прекрасной, не смогу победить отвращения, которое наполнит меня, если вы приблизитесь ко мне в этом ужасном облике. Самые большие страдания выпадут на вашу долю, именно вы должны выбрать то, что легче вам вынести.
— О Гавейн, Гавейн! — вскричала Рагнелл и через мгновение заплакала в его объятиях. — Никогда в целом свете не было рыцаря столь благородного и бескорыстного, как вы! Этим решением — предоставить выбор мне — вы навсегда развеяли все колдовство. Такой, какой вы видите меня теперь, я буду и днем, и ночью, пока не придет роковой час, когда я должна буду покинуть вас. Но до этой разлуки у нас будет много лет счастья, и вы достойны любого счастья, какое вам может дать этот мир.
Наутро при дворе короля Артура царила радость, какой никогда не знали прежде, и не было таких почестей, которых не удостоились бы сэр Гавейн и его прекрасная жена леди Рагнелл.
Семь лет жили они вместе, и не было пары более счастливой во всем обширном королевстве логров. А затем в назначенный день Рагнелл навсегда покинула сэра Гавейна. Одни говорят, что она умерла, а другие, что удалилась она в густые леса Уэльса и там родила сэру Гавейну сына, который в свое время стал одним из благороднейших рыцарей Круглого Стола. Но было ли его имя Персиваль — этого старые истории нам не рассказывают… Некоторые зовут его просто Прекрасный Неизвестный, но его приключения столь похожи на приключения Персиваля, что вполне можно представить себе забытую ныне историю, в которой это имя действительно было дано сыну сэра Гавейна и леди Рагнелл.
Жил когда-то со своей матерью в диких лесах Уэльса мальчик по имени Персиваль. Ни одной живой души не видел он в первые пятнадцать лет своей жизни. Не знал он о том, как живут на свете люди. И вырос Персиваль в диком лесу сильным и выносливым, метал он без промаха дротик, был простосердечным, честным и прямым.
