– Майя, наша крошечная иерархия – это то, на чем держится школа! – она всплескивает руками. – Эти группировки поддерживают иллюзию хоть какой-то системы. Представь, как бы мы все жили без них! Был бы чистой воды ад! Встанем мы все под общие знамена, а какой-нибудь дурак одним махом все и развалит. Я так и вижу это: один решает выкурить косячок – и вскоре все следуют его примеру. Группировки – это же средство самозащиты, они отделяют нас от гангстеров и от cholo. Ты ступила на опасную дорожку, подруга, поверь мне, эти правила вросли в школу и пустили глубокие корни. Мы все на своих законных местах. Одумайся!
Я вздыхаю.
– Кензи, хватит нагнетать.
Она впихивает мне в руки свой кофр с гобоем и затягивает потуже хвост, растрепавшийся за время ее пылкой тирады.
– Давай хотя бы попробуем, – я смотрю на нее умоляюще. – Я ведь переезжаю… – мне не нравится давить на жалость, но если больше ничего не работает – Я люблю этих людей…
Она фыркает.
– Нет, правда! – я вспоминаю о девочках на хоре, и понимаю, что больше не злюсь на них. Я улыбаюсь Кензи. – Вокруг столько хороших и добрых людей, и я хочу, чтобы ты присматривала за ними, ладно? Не давай их в обиду. Пусть они знают, что тебе не все равно. Это лучшее, что можно сделать! Все у нас получится!
Она обдумывает мои слова и забирает у меня кофр.
– Ладно, только не упоминай мое имя.
– Договорились… Так, Кензи, ты пойдешь со мной и с остальными на выпускной?
Всем видом она показывает, как ее воротит. Я не могу сдержаться и обнимаю ее. Она стряхивает с себя мои руки.
– Ты – супер, – говорю я.
– Допустим.
Люди, которых я пригласила на выпускной, и их ответы:
• Вся группа изгоев общества. Франциско пришлось уговаривать. Я напомнила ему, что переезжаю, и он сказал, что, может быть, придет;
• Две готки. Одна сказала, что не придет, но я заглянула ей прямо в глаза, я просила и уговаривала, и наконец она сказала, что подумает;
• Волейболистка отказалась, но я пообещала, что приду с распущенными волосами и немного подкручу их, и скрепя сердце она согласилась;
• Парень за столом Габриэля отказался. Но, может, он еще передумает;
• Одноклассница с английского, которая обещала прийти ради меня;
• Вето, который начал с «Ни за что!» и закончил «Может быть…»;
• Могут подойти еще трое из хора, но они не уверены;
• Девочка, с которой мы вместе сидим на литературе, поначалу отказывалась, но мы с подругой этой девочки обложили ее, и ей пришлось согласиться;
• Один мальчик из хора, который согласился быть частью моей команды.
После школы в библиотеке я встречаю Леона.
– Ты идешь на выпускной? – спрашиваю я.
Он мотает головой.
– Я не хожу на танцы.
– Приходи, – говорю я. – Можешь присоединиться к нашей компании, будет здорово!
Он кивает и улыбается.
– Благодарю тебя, Майя.
Еще прибавление к моему списку.
Я чуть ли не вприпрыжку возвращаюсь домой.
Кажется, что людей набралось немало, но этого все равно недостаточно. Завтра нужно будет развернуться еще шире. И каким-то образом воодушевить Кензи.
Вторник, 22 маяВ очередной раз мы с мамой делаем покупки в благотворительном магазине. Только на этот раз это не для проекта Бетти, не юбки и не свитера. На этот раз мы ищем что-то, чего у меня еще никогда не было.
Взрослое платье.
Я решила последовать совету миссис Корнелл и купить голубое. Это, оказывается, не так-то просто, понимаем мы с мамой, когда находим внушительные ряды вешалок с вечерней одеждой.
Платьев бесконечное множество, но нам попадаются или на хлопчатобумажные старушечьи варианты, или вульгарные в пайетках. Найти золотую середину не получается.
Я успеваю пощупать сотни нарядов, пока не вижу то самое.
Когда я надеваю это платье в примерочной и смотрю на свое отражение, я едва узнаю себя в зеркале. Мама стучится, и я впускаю ее. Она делает круглые глаза и улыбается.
– Это платье ты хочешь?
– О, да, – отвечаю я.
Среда, 23 мая– Майя, я сейчас в штаны наложу.
– Я рядом, – говорю я и беру Кензи за взмокшую дрожащую руку. – Я их всех очень и очень люблю, и я покажу тебе, как это просто. Но тебе для этого нужно перестать бояться. Они не заденут тебя, если ты им не позволишь.
– Я не могу… Как я дала впутать себя в такое?
Она пытается отстраниться от меня и вернуться за наш уютный столик изгоев, но я тяну ее за собой вперед.
– Ты пообещала мне полную отдачу, – мы стремительно приближаемся к первому столу. – Давай же, как мы репетировали.
– Майя, – предупреждает она, упираясь ногами в пол, – раз так, я требую что-нибудь за это.
– Ладно, – соглашаюсь я и готовлюсь к какой-нибудь глубокомысленной философской просьбе.
Она сглатывает и спрашивает:
– Знаешь такие эластичные нитки для фенечек? Есть у тебя такая?
Я смеюсь.
– Да, Кензи, можешь взять мою леску.
Она кивает.
– Хорошо. Я готова.
Столовая переполнена, но меня уже много недель не пугают чужие компании. Я сажусь в самую гущу испанского клуба. Кензи неловко топчется в сторонке, переминаясь с ноги на ногу.
– Ребята, привет. Вы идете на выпускной? Потому что мы с Кензи хотим пригласить вас всех присоединиться к нашей компании.
Они перестают жевать и отрываются от своих бутербродов. Кензи неловко машет им рукой и пытается улыбнуться. Как ее не любить.
Они переглядываются в замешательстве. Наконец один из них отвечает.
– Мы подумаем…
Так мы обходим все столы в кафетерии. Люди не вполне понимают, чего мы добиваемся. Они считают нас совсем безнадежными. Удивляются, почему мы к ним пристаем. Но мы (или по крайней мере я) пропускаем колкости мимо ушей и идем дальше. Кензи сначала явно не по себе, но через пять или шесть столов она разогревается. Скоро она уже сама, без моих подсказок, рассказывает о нашей затее.
Когда звенит звонок, я ей улыбаюсь.
– У тебя получилось.
– Меня чуть не стошнило… дважды!
– Только посмотри на себя, Кензи, – смеюсь я. – Ты принимаешь у меня эстафету.
Она ворчит, но не отрицает этого, и мы идем на урок. На полпути она останавливается.
– Майя, – говорит она, – мне кажется, я не смогу пойти на выпускной.
– Что?!
Земля уходит у меня из-под ног.
– У меня просто… церковь.
Я мотаю головой, пытаясь сообразить, что она говорит.
– Кензи, в начале года ты назвала себя атеисткой.
– Я не пойду.
– Кензи, я… – я пытаюсь подобрать слова. – Ты мне нужна. Я даже купила платье, по дешевке, конечно, но все же… Ты мне нужна!
– У тебя все прекрасно получится и без меня, – и она уходит на урок.
Как она может просто взять и бросить меня?
Но прежде, чем мои мысли примут такой знакомый мрачный оборот, я выбрасываю их из головы. До этих пор всего, связанного с моим проектом, я добивалась сама. Я не пропаду, что бы ни случилось.
Четверг, 24 маяСегодня на алгебре я открываю тетрадь и вижу там страницу, озаглавленную «Определение популярности». Я ахаю. Со всеми недавними происшествиями я и забыла свою затею с поиском истинного значения этого загадочного и могущественного слова. Какая досада.
Но потом я вспоминаю, что сегодня мы всем классом отправляемся в боулинг. Еще есть время. Я достаю ручку и начинаю спрашивать всех подряд, что они считают популярностью. Нас отпускают с урока, мы идем к автобусам, и я продолжаю опрос. Тетрадные страницы постепенно заполняются.
• «Всегда быть в центре внимания. Всегда выставлять себя напоказ»;
• «Быть непохожим на других, не таким как все»;
• «Вписываться»;
• «Хорошо относиться к людям, хорошо учиться. Иметь друзей. Это по-хорошему. По-плохому – это когда ты популярен, потому что притворяешься кем-то другим. Это не выход»;
• «Когда тебе легко в любой обстановке»;
• «Когда ты нравишься людям, и все хотят с тобой общаться. С тебя берут пример, тебя уважают»;
• «Когда ты всем нравишься. Когда все считают тебя своим другом».
Потом я задаю и второй вопрос: может ли кто-нибудь, по-вашему, стать популярным? К моему удивлению, никто не считает, что это невозможно. В завершение я спрашиваю, считают ли они популярными сами себя.
Все единодушны в ответе: «Нет».
– Спасибо, – благодарю я опрошенных. – Не забудьте прийти на выпускной, хорошо? Будем с вами все вместе.
Нас загоняют в клуб для боулинга. Это ярко окрашенное здание, стены которого помнят один из моих самых кошмарных личных провалов – день рождения Кензи. Пока мои сверстники заняты выбором дорожек и шаров, я хожу между столов и приглашаю всех на выпускной, попутно продолжая опрос о популярности.
Я начинаю с когорты «непопулярных».
Примерно час спустя я оглядываю помещение и понимаю, что успела поговорить практически со всеми, кроме самых популярных ребят – спортсменов (волейболисток и футболистов). Я собрала уже порядочное количество ответов, и как ни удивительно, они все практически об одном. Интересно, определяют ли популярные люди, расположившиеся на вершине социальной лестницы, это слово так же, как и те, кто примостился у ее подножья, поглядывая на них снизу вверх?
