Какая-то огромная черная кошка, почему-то не спавшая, вытянула шею и взглянула в мою сторону. Я отскочила от помещения этого страшного зверя. Вообще не могу передать полностью впечатления, произведенного на меня зрелищем таких диковинок. Я была ошеломлена, подавлена и даже, сказала бы, перепугана, так что не нашла ничего лучшего, как стремительно умчаться тем же путем в сад и оттуда в свою конюшню.
Только уже дома, сидя под полом, по которому топали стоявшие надо мной лошади, я принялась спокойнее обдумывать встречу с новым миром животных, собранных в одном большом деревянном здании.
Значение клеток я, конечно, очень хорошо понимала, но — откуда взялись все эти странные звери — был вопрос, решение которого было не по моим силам. Одно только я вывела сгоряча: все эти звери водятся по-соседству с городом, окрестности которого, таким образом, являются для моих экскурсии весьма опасными.
А, может быть, даже некоторые из виденных мной животных, например кошки, с которыми так дружат люди, живут и в самом городе, но пока еще не были мною встречены. Наконец, человекоподобные существа уже несомненно городского происхождения. Это изменяло, как я уже говорила, весь мой установившийся было взгляд на характерные области местопребываний животных, и, признаюсь, это обстоятельство было мне очень не по душе. Посещение зверинца — назову его теперь по имени — уничтожало всю суть моих выводов. Однако отступать от них я решила не иначе, как после очевидности их неверности, почему и задумала посетить диковинное собрание зверей еще раз и, если можно, провести в нем и день и ночь, спрятавшись где-либо в уголке.
Я имела в виду узнать что-нибудь из разговора людей и из немого языка животных.
Наблюдательный пост. — Утро в зверинце. — Поучительный день. — Мои наблюдения. — Неудобное путешествие. — В путь.
Как и раньше, в следующую ночь я пробралась в здание и, пересилив безотчетный страх перед близостью опасных зверей, выбрала местечко: забралась в один из ящиков с пуком соломы на дне, стоявший в проходе между большими клетками. В щелку от выпавшего из доски сучка я могла видеть почти все, что происходило внутри здания.
Расположившись поудобнее, я принялась грызть кусок моркови, который дорогой захватила у клеток с удивительными людьми. Еда всегда меня успокаивала, и я, поев, задремала.
Ожидания мои исполнились, и с появлением утреннего света я действительно могла начать свои наблюдения над зверями. Прямо против моей щелки помещалась клетка с огромным животным, которое напоминало кота, но имело коровий хвост и удивительно волосатую голову. Я мирно спала, но еще сквозь сон услышала чье-то ужасное сопение. Быстро открыв глаза и глянув в щелку, я увидела потягивающуюся огромную тварь. Ее выразительное лицо ясно говорило:
— Эх, жизнь! Каждый день одно и то же… Прошли времена, прошли! Где-то они?..
Громадный рот, точно нехотя, позевывал. В той же клетке лежала такая же кошка, но без пучка шерсти на голове. У нее была одна только маленькая бородка. Разбуженная соседом, она также потягивалась и сладко мяукнула, словно пропела:
— Неважная постель! Кажется, пора вставать.
Она лизнула раза два одну из лап, повернув ее подошвой вверх. Изо рта выполз огромный язык, покрытый жесткими бугорками, характерными для кошачей породы.
Соседние звери также начали просыпаться и, видя их морды, я уже была в силах понять хоть сколько-нибудь их думы. Кошки, которых здесь было, очевидно, несколько пород, все почти мяукали о тесноте, о былом каком-то приволье, но скоро, оправившись от сна, перестали жаловаться и принялись за туалет. Неподалеку в одной из таких же, как у кошек, клеток заворочался какой-то крупный мохнатый зверь, показавшийся мне свиньей. Однако я увидела, что ошиблась, когда животное повернуло ко мне морду, похожую больше на собачью, чем на свиную. Встав на все четыре огромные лапы, это большое животное начало медленно раскачивать свое тело, точно желая размять свои отекшие члены. Такой же зверь в соседней клетке, вывернув свою морду из мохнатых лап, принялся усердно сосать одну из них. Другие звери тоже просыпались. Откуда-то я услышала ворчливый, почти собачий голос:
— И это называется жизнь! Встань и ходи, ходи, ходи все по одному и тому же месту. Ха, ха, ха….
Я, действительно, услышала что-то похожее на хохот. Сквозь прутья клетки, из которой раздался голос, замелькали какие-то черные пятна по грязно-серому телу. Это проснулась горбатая собака. Ей сейчас же ответили таким же ворчаньем и подвываньем соседки-родственницы.
— Вставать, опять вставать, — лаяла одна из них.
— А есть скоро? — пробормотала она же немного спустя, и ляскнула зубами.
В других клетках слышался пока только шум, но он был непродолжителен. В помещениях с хвостатыми людьми пробуждение как-то произошло сразу. Неясный шорох разворачивающихся тел и шуршание скидываемой соломы и сена вдруг сменились пронзительными визжанием и криками. Но это была вовсе не человеческая речь, а совершенно незнакомые мне звуки. Я прильнула к щелке и впилась глазами в лица тех животных, которые были мне видны.
Что это были за лица! Какие-то старые, морщинистые! И они сидели на молодом живом теле!.. Положительно, это не люди, хотя руки у них удивительно похожи на человеческие. Взглянув на ноги, я совсем удивилась, так как на месте их увидела те же руки. Что это за четырехрукие существа, обманувшие меня своим видом? Вскоре все они принялись за разные дела. Одни начали усердно чесаться и разглядывать свои ногти; другие искали чего-то в сене и, как будто невзначай, вытаскивали оттуда хвост соседа, который при этом взвизгивал и цокал зубами; третьи, вскочив на какую-то качель, вырывали ее друг у друга.
Все это сопровождалось такими гримасами и ужимками, что я пасовала со всеми своими знаниями языка движений. Одно из таких существ в другой клетке, с лицом, уже не похожим на человеческое, а немного напоминавшим морду Гри-Гри, вдруг залаяло, но все же не собачьим лаем; другое, соседнее с ним, раздуло под горлом какой-то рыжий шерстистый мешок и огласило здание дикими ревущими звуками.
Какая-то маленькая такая же зверушка, просунув руку в чужую клетку, схватила за хвост соседа и принялась изо всей силы тащить его хвост сквозь прутья. Сосед заорал благим матом и так пронзительно, что маленький родственник его, бросив хвост, умчался на какую-то верхнюю полку клетки, а все пестрое население здания ответило ему смешанным общим гулом голосов.
В клетках и на насестах давно уже возились и кричали птицы. Одна из них попкиным голосом вдруг заорала:
— Меня зовут Ара! — Другие отвечали:
— И меня Ара, и меня Ара!
А кто-то, не поняв, спокойно заметил:
— Конечно, пора, давно пора! — полагая, что речь идет о вставании.
Наконец, появились люди: два человека обходили клетки между прутьями и загородкой и какими-то орудиями выскребали из-под прутьев со дна клеток мокрые опилки и сор. Некоторые звери подпрыгивали и хватали палку зубами и лапами. Тогда один из убиравших кричал:
— Ну, что! Чего там! Я тебе!
Другой тоже кричал, по догадке моей, что-то похожее на это же, но он говорил на каком-то ином языке.
Иногда следовало наказание. Человек вытаскивал откуда-то железный прут и больно бил или колол им сквозь прутья клетки какого-нибудь крупного рассерженного зверя. Зверь схватывал прут лапой и злобно фыркал, а иногда и бросался по направлению к человеку. Но все же в конце концов побеждал человек.
Когда один из убиравших клетки подошел к мохнатому чудищу, сосавшему лапу, он ласково потрепал его по шее, что, видимо, доставило животному большое наслаждение, и сказал:
— С добрым утром, Мишка!
Уже давно я слышала какие-то хрюкающие звуки, сменяемые звонким рожком или трубой. Это был носатый гигант, который почему-то тоже стоял и раскачивал свое грузное тело.
Человека, подошедшего к нему почистить стойло, он встретил чрезвычайно ласково. Захлопал ушами, склонил голову и обвил шею его своим подвижным носом.
— Ну, довольно, Набоб! Довольно, дай убрать у тебя! — сказал человек, и Набоб, действительно, оставил его в покое, принявшись снова раскачивать свое тело. Его соседи, такие же огромные, как он, были молчаливы и, казалось, все еще спали.
День начался. Запертая добровольно в своем ящике, я принялась за усердные наблюдения и кое-что заприметила и запомнила. Одного дня, разумеется, было мало для изучения такого разнообразного собрания животных.
Около полудня где-то у входа заиграла музыка. Я слышала такие же звуки из ящиков, приносимых к нам на двор людьми в широких, круглых шляпах.
Музыка эта неприятно подействовала на многих животных. Начался настоящий концерт воя, рыканья и мяуканья.
В здание начали входить с улицы люди по одному, парами и целыми кучками, причем я заметила, что больше было детей.
