Нам всем давно ясно, что Мелита в полном смысле слова больна мальчишками! Это очень некрасивое выражение и его нельзя применять ни к одной девочке, но в отношении Мелиты это сущая правда!
Она может беспрерывно болтать о мальчишках. И чего только не говорит! Конечно, мы все разговариваем о мальчиках. Они наши одноклассники, мы живем в одном интернате, у многих из нас среди них есть друзья, но в том, как к ним относится Мелита, в самом деле, есть что-то болезненное. Какая-то противная лихорадочность, что ли... Просто несчастье, когда такие, как она, попадают в группу. Она не считается даже с тем, что мы живем в одной комнате с малышами. Если бы не Веста, пообещавшая стереть ее в порошок, если она не прекратит своих разговоров, то она, пожалуй, начала бы делиться своими секретами даже с маленькой Марью. До того ей хотелось рассказать о своих «приключениях». Похвастать!
А сегодня вот что случилось. Ужин для Мелиты принес к нам наверх Энту. Как будто это не могла сделать одна из девочек, сидевших за их столом! Едва Энту успел расставить посуду на ее ночном столике, как в нашу спальню явилась воспитательница. Энрико исчез, как сатана, которого Калевипоэг вбил в землю. С тою лишь разницей, что от него в комнате не осталось и синего дыма.
Мелита поспешила заахать, закашлять и стала тяжело дышать. Такими приемами нашу Сиймсон, конечно, не разжалобишь. Словно не замечая ее, воспитательница оглядела комнату. Я, было, подумала, что она ищет, не спрятали ли мы здесь еще одного мальчишку. Когда же она вдруг заорала: «Как у вас картина висит?!» — то Веста и Роози разом вскочили и стали поправлять эту злополучную картину, которая, по-моему, и так висела совершенно ровно. Затем воспитательница придралась к кончику кушака, торчавшему из дверцы шкафа, и распахнула шкаф. Было ясно, что хорошего ждать не приходится. Роози быстренько подняла с ковра ниточку, а я схватила вазу с сосновыми ветками, чтобы сменить в ней воду, хотя дежурная сделала это еще утром. Когда я тихонько за спиной воспитательницы ставила вазу на столик, послышалось уже совсем грозное:
— В комнате у вас неряшливо, не прибрано, а вы преспокойно приглашаете в гости мальчиков!
— Кто же их приглашал? — попыталась протестовать Веста.
Воспитательница иронически спросила:
— Который год ты, собственно, учишься в нашей школе? С начала, не так ли? Значит, уже четыре года. И за это время еще не усвоила школьные порядки? Удивительно! Просто удивительно. Скажи-ка мне, разрешено ли мальчикам без приглашения и без соответствующей необходимости и разрешения заходить в спальню девочек. Отвечай!
Не реагируя на замешательство Весты, воспитательница подошла к стене, чтобы проверить разболтавшийся выключатель, и стала им энергично щелкать.
— Так я и думала. Выключатель у вас совершенно испорчен, А это опасно. Вы, конечно, не догадались позвать мальчиков, чтобы починить его. А чтобы доставить девочкам в спальню кашу — тут-то уж вам совершенно необходимы специалисты — мальчики!
— Зачем же на н а с сердиться, ведь не мы едим эту кашу, — пыталась защищаться и восстановить правду Веста.
— А на кого же тогда? Прежде всего как раз на тебя. Именно на тебя. Для чего же тогда староста? Ты была в комнате. Разве ты не могла сразу сказать ему, что следует?
— Ну, разве такие послушаются, — хмуро ответила Веста.
— Ах вот что! Значит, тебя не слушаются? Выходит, что ты не на месте.
Слепому и глухому должно быть понятно, как глубоко это задело Весту.
— Назначайте на мое место другого старосту. Ну, хоть Мелиту. Раз уж ее перевели в нашу группу, пусть она за все и отвечает. Другие все равно ведь не могут отвечать за нее. Кому такая здесь нужна, — голос Весты звучал теперь совсем сердито и зло.
— Молчать! — загремела воспитательница так громко, что Мелита, которая совершенно спокойно принялась было за еду, от страха разбрызгала молоко и кашу.
— Посмотрите только! — воспитательница покачала головой. — Тебе еще слюнявчик требуется, а ты уже охотишься за кавалерами. Тоже мне, «таланты и поклонники»!
Счищая с одеяла кашу, Мелита попыталась оправдаться:
— Разве я виновата? Ведь я не приказывала ему приходить. Он сам пришел.
— Ах вот как. Значит, к тебе в спальню мальчики могут заходить в любое время! Я надеюсь, что ты не глупа и сама понимаешь, какое это производит впечатление.
Воспитательница ушла, а все мы были просто удручены. И в свою очередь набросились на Мелиту. Но она, по-видимому, не понимает, что здесь что-то не так. Еще спорит своим низким, скрипучим голосом и приводит такие доводы, что просто смешно слушать.
— Что вы раскудахтались надо мной. Тоже мне событие! Мальчик зашел в спальню! В нашей группе мальчики бывали постоянно, на никто в обморок не падал и «караул» не кричал. Ну да, впрочем, понятно, для вас это такое небывалое чудо. Вам просто завидно, и потому вы раскричались на меня. — И чванливо добавила: — Ну что я могу поделать, если нравлюсь мальчикам, и они постоянно бегают за мной. Кто вам мешает тоже нравиться им!
— Нет, идите все сюда, — обратилась Веста к девочкам, прибежавшим из соседних комнат на шум и стоявших в дверях. — Полюбуйтесь, какая красавица свалилась с неба в нашу группу! Уж не считаешь ли ты, что наша Тинка некрасивая девочка и что она, если захочет, не сможет заставить плясать под свою дудку любого мальчишку? Разве Лики не нравится всем мальчикам в нашей школе? И разве эти твои Энрико и Свен не подрались вчера вечером из-за Кадри? Но когда хоть одна девочка из нашей группы позволила себе вести себя с мальчишками так, как ты! Я тебе скажу — будь осторожна. Из-за т а к и х вещей мы не желаем получать головомойку!
Даже Роози, молча возившаяся около своей тумбочки, вдруг обернулась, медленно и тихо сказала:
— Ты, Мелита, попросила бы директора сразу перевести тебя в группу мальчиков.
Тут в разговор вмешалась уравновешенная Лики:
— Может, хватит? Во всей этой сегодняшней истории Мелита не так уж виновата. Ну, ребята зашли проведать. Проведали и ушли. Энту принес еду. Ведь Мелита же не приглашала его и, когда они приходили, вы тоже были в комнате — это факт. Почему же вы тогда молчали? А только когда воспитательница задала жару...
Позднее, когда почти все разошлись, и Мелита продолжала сердито обвинять нас в несправедливости, мне захотелось хоть немного утихомирить ее, и я сказала:
— Знаешь, Мелита, не стоит быть такой легковерной. Ведь мальчики не всегда такие, какими хотят казаться. Тот же Энрико. Я его давно знаю. Будь с ним осторожнее...
Мелита приподняла с подушки растрепанную голову:
— Можешь засолить своего Энрико, если тебе хочется. Он, знаешь ли, мне вовсе не нравится. Преследует меня как тень.
Ну, вот, говори еще! Рассуждай на эту тему. А что это Веста сказала? Энту и Свен подрались из-за меня? Вот ужас! Могу себе представить, в чем там было дело. Только бы разговор об этом не возобновился! Но едва я успела об этом подумать, как Марелле спросила:
— Послушай, Веста, что ты там говорила насчет Энрико и Свена? Как это они дрались из-за Кадри?
О, до чего мне хотелось самой ответить ей:
— А тебе что за дело?
Но и Веста ответила примерно так же:
— Ах, почем я знаю. Антс сегодня за обедом говорил, что они вчера вечером сцепились из-за Кадри. Энту уже здорово навернул Свену, но тут появилась воспитательница. Антс не успел толком рассказать, Ааду был за соседним столом, услышал и сразу вмешался. Ведь мальчишки — не мы. Это у нас из-за всякого пустяка разговоров не оберешься.
Это верно, иногда людям лучше было бы поменьше болтать.
ЧЕТВЕРГ...
Теперь я вполне понимаю, почему девятый класс в таком восторге от своего классного руководителя, учительницы Вайномяэ. Если бы все учителя были такими! Если бы каждый из них умел так преподавать свой предмет. Дело в том, что теперь она замещает нашу учительницу литературы.
И начала она свой урок совершенно необычно. Мы знали только, что наша учительница эстонского языка отсутствует, и нас, конечно, ничуть не интересовало, что будет с этим уроком. Перед тем, как войти учителю в класс, стоял невероятный шум, потому что Рейн и Энту демонстрировали у доски какой-то новый танец, очень напоминавший вольную борьбу.
Посреди этого сеанса открылась дверь, и учительница Вайномяэ вошла в класс. Мальчики, правда, тотчас отскочили друг от друга, но оба они были такие растрепанные и так дико выглядели, что в классе поднялся хохот. Смех и шум прекратились не сразу.
Учительница Вайномяэ погасила мелькнувшую на лице улыбку и ждала, чтобы наступила тишина. А потом начала просто и серьезно.
— Ученики, — и повторила с легким, многозначительным ударением, — ученики десятого класса. Нам предстоит переключиться на новое настроение. Сегодня мы открываем одну из самых трагических страниц эстонской литературы. Это жизнь и творчество Юхана Лийва. Погасите, пожалуйста, свет.
