Лишь после третьего звонка дверь открыла заспанная Сильва:
— Что ты трезвонишь в такую рань! Сон перебила.
— Так уже десять часов!.. Я хотела спросить…: — Ну спрашивай скорей.
— Зачем это?.. — краснея, спросила Зойка, показав под ноги.
— О чем ты? — удивилась Сильва. — А-а, эта тряпка? Она мне самой не нравится. И тебе? Так ты подтверди. А то я маме сколько рал говорила: сюда нужен коврик. Знаешь, из соломки плетеной. Красиво. Так говори же: зачем ты пришла?
Зойка отшатнулась, будто ее ударили и, не спуская глаз со злого лица Сильвы, шагнула вниз по лестнице. Губы ее болезненно кривились и повторяли одно и то же:
—Она ничего не помнит… Ничего не помнит… Ничего…
—Да что я должна помнить? Я ничего не должна тебе!..
А когда Зойка быстро побежала вниз по лестнице, она недоуменно пожала плечами:
— Совсем ненормальной стала! — и громко захлопнула дверь.
"ДАВАЙТЕ ПОГОВОРИМ НАЧИСТОТУ…"
Уходила из школы Елизавета Серафимовна незаметно.
Утром пятого января она зашла в канцелярию, увидела физика, звонившего по телефону, брезгливо поморщилась и, будто не замечая его, подошла к секретарю. На столе уже ожидала ее потрепанная трудовая книжка. Она поблагодарила секретаря, спрятала книжку в сумочку и хотела выйти, но физик сказал:
—Здравствуйте, Елизавета Серафимовна! Куда же вы теперь? Неужто в тринадцатую школу путь держите?
—Что вы, Владимир Демидович! Я уточнила по трудовой книжке… и, оказывается, тринадцатой, несчастливой, была как раз ваша школа. Прощайте, — и, гордо вскинув голову, вышла.
Идя к Жене, Зойка обязательно два-три раза покатается на лифте. Нравилось необычное ощущение: и страшно, и радостно одновременно. В такие минуты Зойка чувствует себя немножко Валентиной Терешковой, и каждый раз, когда лифт начинает стремительное движение вверх, ока чуть приседает и, как Гагарин, говорит: "По-е-хали!" Навстречу, как звездные миры, стремительно надвигаются один за другим ярко освещенные этажи. Мелькнут россыпью ярких ламп и исчезнут внизу. А корабль все летит, летит, раздвигая тьму ночи, прорываясь в неизведанное…
И вдруг — щелк! Последний толчок в пятки. С железным лязгом кабина замирает на седьмом этаже. Зойка вздыхает и выходит. Мигнув красным огоньком, кабина проваливается в бездну. Лишь медленно струящиеся канаты да бесшумно ползущие вверх броневые плиты противовесов говорят о том, что чудесный снаряд, вознесший ее сюда, еще в падении, еще в пути.
Зойка и сама, может, рискнула бы сейчас падать в бездну, но боялась надписи: "Перевозка груза вниз воспрещается!" И она козленком скачет вниз с кручи высотою в сто тридцать шесть ступенек. Все быстрей и быстрей, чтобы снова, нажав заветную кнопку, вознестись на гордую высоту.
Но сегодня Зойке некогда. Едва на пороге появился Женин дедушка, она резанула пулеметной очередью, в которой исчезли слоги, паузы и знаки препинания:
— Палстиндражедом!
—Что ты сказала? — он вопросительно приподнял брови.
—Палстиндражедом! — снова протарахтела Зойка.
—Девочка моя дорогая, — засмеялся Павел Устинович. — Я такого языка не изучал. Переведи, пожалуйста.
—Сказать медленно? — догадалась Зойка.
—Вот именно, — подтвердил он. — Уменьшить темп стрельбы.
—Я сказала: Павел Устинович, здравствуйте! Женя дома?
—Здравствуй! Женя в шахматном клубе. Но ты заходи. Мы с тобой партийку в шахматы сыграем. А там и он подойдет.
—Со мной неинтересно играть. Я понимаю, — вздохнула она.
—Что ты, Зоенька! Мне с тобой всегда интересно.
—Правда? Вот хорошо! — обрадовалась Зойка.
Они уселись за шахматный столик, но едва сделали по паре ходов, как Зойка не выдержала:
— Я ведь за чем пришла. Я посоветоваться пришла. А Женьки нет. А я ждать не могу. Можно я с вами посоветуюсь?
— Отчего же, Зоенька. Если ты мне доверяешь…
— Ой, Павел Устинович! Я вам так доверяю! Так доверяю! Вот послушайте, что у нас случилось. Елизавета Серафимовна ушла из школы. Совсем! Представляете?.. А я думаю…
Войдя, Женя увидел на доске следы едва начатой партии. А довольные друг другом дедушка и Зойка пили чай с вареньем.
— С алычевым? — завистливо спросил он. — И я с вами.
—Зоенька, простим невеже, который здороваться забывает?
—Простим. Но зато про наш разговор ничего не скажем.
—У тебя секрет и минуты не удержится! — усмехнулся Женя.
— И нет! Ты еще плохо меня знаешь! — гордо ответила Зойка
Когда Лидия Николаевна после зимних каникул первый раз зашла в шестой "б", все уже стояли. По тому, как дружно и радостно ответили на ее приветствие, по возбужденным лицам, затаенным улыбкам, сразу поняла: они что-то затеяли.
— Садитесь, — сказала она. Но никто не сел. Лишь отвернулась к стене Сильва Орлова да хотел опуститься на скамью Сундуков. Но Ваня, напоминая уговор, легонько кольнул его пером. Валерка зашипел от негодования и снова выпрямился.
Что же вы стоите? Садитесь, — повторила учительнице Но они, переглядываясь и улыбаясь, продолжали стоять.
—Ну чего там… Саша, говори, — раздался свистящий шепот.
— Лидия Николаевна! — решилась Саша. — Вы… нет. Мы… Класс просит: будьте нашим классным руководителем Пожалуйста, а?
От неожиданности учительница даже сделала шаг назад. Зрачки за стеклами пенсне метнулись из стороны в стороны.
— Пожалуйста!.. Лидия Николаевна… Мы вас хотим. Мы будем вас слушаться… Вот увидите! — закричали со всех сторон. А кто-то тонким девчачьим голосом выкрикнул — Мы хорошие!
—Хорошие? — Лидия Николаевна улыбнулась. — Точно, как у Ильфа и Петрова, — и, посерьезнев, сказала: — Большое вам спасибо за доверие. Но это не просто. Осенью меня избрали секретарем партийной организации школы. А это очень серьезная работа. Мне нужно подумать, взвесить свои силы.
—Вы справитесь! — решительно поддернув очки, сказал Женя. — Мы вам хорошо помогать будем! Правда. Пусть ребята скажут.
— Будем! Будем! — закричал класс.
— Я верю вам. Но посоветоваться мне все равно нужно… Все решилось на следующий день. Зойка всполошила класс:
— Ура-а-а! Алевтина Васильевна подписала! Лидия Николаевна уже наша классная!.. Я пошла за справкой. А у секретаря на столе приказ лежит. На машинке напечатанный…
Ну вот, — после уроков сказала Лидия Николаевна классу, — теперь мы с вами стали еще ближе. И союз наш надолго, пока я не провожу вас в большой, взрослый мир… Подумаем, как сделать, чтобы жить нам было весело, а учиться и работать интересно… И договоримся сразу: пионерский отряд — ваш. Работать в нем вы будете сами. А я помогу, когда вам это будет нужно. Но ведь всего никто не знает. Будем искать вместе интересные дела. И чтобы от них не только вам, но и другим польза была. Вот и давайте поговорим начистоту! Что мешает?..
—Лидия Николаевна! — вскочила Зойка. — Мне первой сказать надо! Пока я решительная… и не забыла ничего.
—Ну говори, раз нужно, — разрешила учительница.
—Я скажу. Отряд у нас не работает совсем. И никому не интересно. Одних двоечников обсуждаем. В других классах вон как хорошо! И весело. А у нас плохо…
—Гля! — крикнул Сундуков. — Так ты сама председатель!
—Я себя и критикую! — оборвала его Зойка. — Никакой я не председатель. Вот! Меня Елизавета Серафимовна назначила. А я не умею… Вот Саша умеет! Ее надо выбрать… А тебя, Сундук, тоже надо из совета дружины выгнать!.. Ну скажите, Лидия Николаевна, разве можно ему там быть, если он подлый?!..
—Кто подлый? Я?! — вскочив, крикнул Валерка.
Но ребята сразу посадили его на место. Все закричали. Один за другим стали выступать ребята и девочки. Еще двое звеньевых заявили, что не умеют работать… Когда страсти немного улеглись, встала Лидия Николаевна:
— Говорили вы несколько резковато. Но в основном верно. Предлагаю сегодня ничего не решать. Вы очень возбуждены. Подумайте хорошенько, посоветуйтесь. А в пятницу на сборе решите, кто будет руководить звеньями и отрядом, чем будем заниматься дальше…
УЗЕЛ
Зиновий и зимой твердо придерживался порядка, установленного им еще с лета. Тогда он вставал вместе с солнцем. А теперь — задолго до него, ровно в шесть. Он успевал сделать зарядку, минут пять, "чтоб проветрить мозги", по системе йогов постоять на голове, принести воды и растопить печку, сделать часть уроков, и только тогда из-за пригорка в конце Очаковской всплывало маленькое заспанное зимнее солнце. Хорошо! Когда поднимаешься так рано, то и день кажется большим. Столько дел успеваешь переделать! Все получается быстро и, главное, легко, весело, будто само собой.
Хорошо, что теперь нечего скрывать от мамы. История с журналом стала забываться. Хотя сам он ничего не забыл, всё надеялся: найдется журнал или тот, кто его взял. И еще хотелось узнать, какой подлец поставил ему двойки по зоологии…
