Борис Раевский - Только вперед

надувая губы, пел Галузин.

— Кто ищет, тот всегда найдет, Леня! — весело повторял он. — Мы взломали оборону врага, — Иван Сергеевич указывал на секундомер. — Теперь надо расширять прорыв.

И они, воспрянув духом, еще упорнее продолжали атаковать упрямую стрелку. Через месяц удалось сбросить еще две десятых секунды, потом еще одну десятую.

— Нажимай, Леня, нажимай! — азартно повторял Иван Сергеевич. — Победа уже близко. Еще один рывок — и все.

Но Леонид чувствовал — этого последнего рывка ему не сделать. Казалось, весь скрытый, дремавший в нем резерв сил уже брошен в бой.

И все-таки он упорно тренировался.

Через два месяца он сбросил еще одну десятую секунды. 2 минуты 30,3 секунды показала стрелка. Галузин радовался. Еще три-четыре десятых — и рекорд будет бит.

Но Кочетов вышел из воды таким мрачным, каким его еще никогда не видел тренер.

— Все! — тяжело отдуваясь, сказал Леонид. — Больше мне не скинуть.

Встревоженный Галузин повел ученика в пустой спортивный зал. Они сели в углу у столика, прислонившись спинами к гимнастической стенке, и стали размышлять. Полгода прошло с того дня, когда они начали тренироваться к побитию рекорда. Полгода! И за это время были сброшены всего полсекунды! Но это бы еще ничего. Леонид не хуже своего старого тренера знал, что иногда требуется два-три года и даже пять лет, чтобы улучшить результат всего на одну секунду. Страшным было другое. Кочетов потерял уверенность в победе. Его мускулы отказывались дать больше того, что они уже дали. Леонид даже не был уверен, сможет ли он в нужный момент перед многочисленными зрителями и судьями хотя бы повторить свой лучший результат.

— Сегодня ты не смог преодолеть мертвой точки, — как можно спокойнее внушал ученику Галузин. — Еще бы немного нажал — пришло бы «второе дыхание».

Леонид отрицательно покачал головой. Конечно, почти в каждом виде спорта есть своя мертвая точка. Выносливый бегун, отмеривший 15–20 километров, вдруг чувствует, как ноги его наливаются свинцом, рот судорожно раскрывается, жадно втягивая струю воздуха, но в легкие не попадает ни глотка кислорода. Хочется остановиться, упасть на траву, отдыхать, отдыхать, отдыхать…

Но опытный бегун не останавливается. Он продолжает бежать и вскоре чувствует приток новых сил. Ноги становятся послушными и упругими, легкие снова вдыхают живительный прохладный воздух. Пришло «второе дыхание».

Мертвая точка есть и у пловцов, и у лыжников, и у велосипедистов. Она становится непреодолимой преградой для слабых духом. Но упорному, волевому спортсмену она не страшна.

Кочетов отлично знал это. Он не боялся мертвой точки и не раз преодолевал ее. Но тут она была ни при чем. Галузин придумал ее лишь для того, чтобы придать бодрости своему ученику.

Леонид вспомнил, как легко ему было улучшать свои результаты в первые годы увлечения плаванием. В детской школе он сначала проплывал двести метров за 4 минуты 6 секунд. Уже через полгода он проплыл эту же дистанцию за 3 минуты 9 секунд. За полгода скинул 57 секунд!

Но с тех пор улучшать свои результаты стало куда труднее. Кочетов достиг отличных показателей, и борьба пошла не за секунды, а за десятые доли их. И вот теперь за полгода он с величайшим трудом сбросил всего полсекунды, и, кажется, больше ему уже не скинуть. И все-таки Леонид послушался тренера. Еще месяц продолжались упорные тренировки. Но безрезультатно. Меньше 2 минут 30,3 секунды Кочетов ни разу не показал. Снова он зашел в тупик.

В эти мрачные дни, злой и расстроенный, Леонид зашел по делам в горком физкультуры.

В инструкторской за одним из столов он неожиданно увидел мастера Холмина.

Это было удивительно: после окончания института Леонид не встречался с Холминым, но от товарищей знал, что недавно у того были крупные неприятности.

Холмина обвинили в рвачестве: было доказано, что он числится тренером сразу в четырех коллективах. Работает мало и плохо, а деньги получает большие: После собрания, на котором разыгрался этот скандал, Холмина с позором уволили отовсюду. И вот — здрасьте! — снова всплыл!

«Ловок!» — неприязненно подумал Кочетов.

Он хотел, не здороваясь, пройти мимо, но Холмин вскочил из-за стола и бросился навстречу.

— А, Кочетов! Ты мне как раз и нужен!

Холмин был в новом, хорошо сшитом костюме «спортивного» типа: большие накладные карманы, а на спине, на талии — резинка. Такой фасон лишь входил в моду.

И снова Леониду бросился в глаза злой узкий рот Холмина.

— Я вчера из Москвы. Был в командировке, — отведя Кочетова в сторону, сказал Холмин. — Приветы тебе от всех ребят. И от Виктора тоже, Важдаева…

Он перешел на шепот и дружески взял Леонида локоть.

— Между прочим, учти: Виктор — он не так прост… Ямку под тебя копает…

— Важдаев?! — не поверил Леонид.

— Да, да, именно Важдаев. Я его на «Динамо» видел. При всех кричит: «Что, ловко я вашего Кочетова обставил? Вырвал у него рекордик!»

— Ну что ж… Ты ведь знаешь: рекорд он и в самом деле отнял…

— Верно, отнял. А зачем кричать, хвастать? И, между прочим, он откуда-то слышал, что ты тренируешься, хочешь снова вернуть себе рекорд. «Передай, — говорит, — пусть не пыжится. Не выйдет. Я тоже продолжаю тренировать двухсотку. И скоро сам еще улучшу свой рекорд». Ты это, кстати, намотай на ус…

— Ладно! — Леонид улыбнулся.

Он ушел, делая вид, что известие нисколько не задело его.

«Этот Холмин половину приврал, конечно, — думал Леонид. — И все же скверно. Виктор — горячий, порох… Возможно, и вправду что-то брякнул Холмину. Нашел кому! Эх, Виктор, Виктор!»

Леонид долго ходил по улицам.

«А может, я действительно зря шлифую двухсотку? — хмуро думал он. — И так мне до важдаевского рекорда не дотянуться, а если Виктор его еще улучшит, — пропал мой труд…»

На занятия с заводскими физкультурниками Леонид пришел мрачный. Но, как это всегда бывало, среди дружных, веселых заводских ребят настроение у него сразу улучшилось.

За четыре года работы в плавательной секции завода Кочетов сжился со своими учениками. Состав группы за эти годы сильно изменился. Некоторые члены секции, научившись плавать, перестали посещать занятия. Одни увлеклись футболом, другие — мотоциклетным спортом, особенно любимым на заводе. Место ушедших заняли новички. Многие из них и не мечтали о высоких спортивных показателях, особенно пожилые. Просто им было приятно после работы размять мускулы в бассейне. Это давало дополнительный заряд бодрости.

В горкоме физкультуры кое-кто удивлялся: зачем Леонид Кочетов — чемпион СССР, рекордсмен мира — все еще продолжает возиться с начинающими. Ведь его уже не раз приглашали тренировать перворазрядников: и почетнее, и выгоднее.

Но Леонид оставался на заводе. Как объяснить в горкоме, что он сроднился с заводскими ребятами? Ведь четыре года!.. Теперь он уже шел на завод не как на работу, а словно в родной дом.

Основное ядро группы оставалось прежним. Как и раньше, старостой был Николай Грач. Он почти не изменился и был, как и прежде, не по годам солидным и рассудительным. Грач теперь работал мастером в своем цехе; слава о нем еще сильнее гремела на заводе.

И плавал Грач хорошо. Он двигал руками и ногами ритмично и спокойно, казалось, даже чересчур спокойно. Но к финишу все же приходил впереди всех учеников Кочетова.

По-прежнему посещал занятия и бухгалтер Нагишкин. Кожа его оставалась молочно-белой. Сколько ни старался Нагишкин загореть, — солнце на него не действовало. Стильное плавание упорно не давалось толстяку-бухгалтеру, хотя он изо всех сил стремился подражать Кочетову и плыть так же легко и красиво.

Однажды Нагишкин даже попробовал освоить баттерфляй. Но он сумел всего лишь три раза выкинуть руки из воды и сразу же, перевернувшись на спину, лег отдыхать. Однако бухгалтер не унывал. Это был милейший, веселый, добродушный человек. Больше всего он плавал на спине, и в общем даже неплохо.

Как и все ученики Кочетова, Нагишкин сдал нормы ГТО. Но Николай Грач был уже пловцом второго разряда; многие заводские пловцы имели третий разряд. Нагишкин откровенно завидовал им, а сам оставался неквалифицированным.

Кочетов так привык к нему, что уже не понимал, почему улыбаются случайные зрители, глядя на торчащую из воды рыжую бородку бухгалтера и его очки, прикрепленные резинками к ушам.

До начала занятий оставалось еще минут десять. Кочетов всегда приходил немного раньше срока: любил в эти минуты беседовать со своими учениками. Он подсел к Николаю Грачу. Тот сразу же стал рассказывать о заводских новостях.

Тренировка прошла, как обычно. Но в конце занятия случилось незначительное на первый взгляд происшествие, которое, однако, до глубины души тронуло Кочетова, хотя он вовсе не отличался особой чувствительностью.